– Не надо! – сдавленно всхлипнула она, но на этом все возражения закончились. Казалось, она застыла, не в силах оторвать от него горящие желанием глаза, сияющие в свете луны, как два черных бриллианта. Ему как-то раз приходилось видеть черные бриллианты… в другой жизни. Но эти! Они были непревзойденными и гораздо более драгоценными – более редкими, более таинственными. Они сияли лишь для него одного!

Обнажив ее грудь, он принялся большими пальцами поглаживать соски. Она снова издала сдавленный стон, а упругие горошины под его пальцами налились и подались вперед. Он с замиранием сердца ощутил их тугую упругость. И уже никакая сила не могла оторвать его пальцы от ее идеальной формы груди. Он обхватил ее ладонями и почувствовал подрагивающую шелково-нежную полноту.

Его мужское естество дало о себе знать, и он не мог больше ждать. Он рывком сорвал с нее тогу, которая исчезла в тумане, обволакивающем ее стройные лодыжки. Бэкка предстала перед ним совершенно нагая, если не считать длинного шарфа, окутывающего голову и развевающегося на ветру. Она была прекрасно сложена от кончиков пальцев до кончиков волос, и каждый дюйм этого великолепия, которое она отчаянно пыталась скрыть от его голодного взгляда, мерцал, как паросский мрамор. Руками она попыталась прикрыть свою наготу, но не смогла. Он не позволил. Взяв ее крошечные ладони, он поднес их к губам. Ее бросило в дрожь, когда он провел по ним языком, до самых запястий, ощущая биение пульса сначала на одной, затем на другой ее руке, вслушиваясь в ритм крови, бегущей по венам. Она была почти готова принять его, вот-вот должны были рухнуть последние преграды.

– Дайте мне… взглянуть на вас, – выдохнул он, скользя по ней ненасытным взглядом, изучая ее всю – от прелестных золотистых локонов, венчающих голову, до огненных завитков внизу живота. А ее взгляд был обращен на его мужское достоинство, которое подрагивало, словно она дотронулась до него, хотя она ласкала его только взглядом. Он застонал и привлек ее к себе, погрузив свой пылающий член в уютное гнездышко волос, в которое он так стремился проникнуть. Как идеально они подходили друг другу – как два кусочка мозаики… она была его недостающей половинкой! Именно это его и пугало. Именно это было угрозой его бессмертию. Ни одна женская особь – человек или фэй – никогда прежде не имели над ним такой власти. Причем с самого начала. Она что, волшебница, колдунья? Впрочем, неважно. Ничего не важно, за исключением того, что она должна принадлежать ему, любой ценой.

– Вы само совершенство… – прошептал он ей на ухо. Она была готова, созрела для того, чтобы он овладел ею.

Она обвила его нежными руками, привлекая к себе, к теплому влажному обещанию невообразимого удовольствия. Все было так, как и должно было быть. Она не сопротивлялась. Она сама пришла к нему. Они стояли там, где это должно было произойти, где водопад разбивался на мириады сияющих брызг и перетекал в русло реки – к своей судьбе. Его естество было накалено до предела, до боли, готовое вот-вот изорваться. Он обхватил его и направил ей между ног, пока не уткнулся в набухший бутон. Он затаил дыхание.

Его тянуло к ней с невообразимой силой, как луна притягивает огромные массы воды, вызывая приливы. Он хотел ее каждой клеточкой своего тела. У него потемнело в глазах от бешеного желания. Голоса предков взывали к нему, подталкивая вперед. Им никогда раньше не приходилось его упрашивать. Бэкка застонала, ощутив его давление, и он испугался, что просто не выдержит такого напряжения. Он подавил ее стон жадным поцелуем. Его тело сводило судорогой, а она прижималась все сильнее. Он страстно поцеловал ее, наслаждаясь теплой, медовой сладостью ее губ, ее шелковистой кожей. Он припал губами к ее груди, готовый слиться с этим необыкновенным созданием, которое заставило его чресла полыхать жарким огнем. Это было мучительной пыткой – желание обладать ею сводило его с ума. Но почему же, когда все преграды сметены и он мог беспрепятственно выполнить свой долг, он медлил?

Клаус стиснул зубы и устремил взгляд к небесам. Слезы муки и боли затуманили его взор. Серые облака закрыли луну. Убывающая, она выглядела так, словно от нее оторвали кусок. Скоро она совсем скроется, а потом начнет расти, пока не обретет прежние очертания, и его время выйдет. Сейчас же она выглядывала в прорехи туч, словно пытаясь привлечь его внимание. Вдруг поднялся ветер, который сорвал с головы Бэкки шарф и унес прочь. Сильные порывы растрепали его волосы, а он смотрел неотрывно на дивную красоту, которую держал в руках. А она была настолько распалена, что, казалось, совсем этого не замечала. Заклинание сработало. Боги, помогите! Сил, помоги! Она была его!

Он начал задыхаться, сердце норовило выскочить из груди. Голоса в голове становились громче и гудели, как растревоженный улей. Они были исполнены угроз и праведного негодования. Старейшины были в бешенстве: Бэкка была готова ему отдаться, чего же он ждал? Их крики вонзались ему в мозг. Он еще поплатится за это! Он пойдет под трибунал, если все провалит!

Ее грудь прижималась к нему, ее соски погрузились в волоски у него на груди. Ее набухшие горошинки впивались в него, доставляя мучительное удовольствие. Ее рука скользнула вниз, к его неистовствующей плоти. Какие нежные у нее пальцы! Ее касания напоминали прикосновение крылышка бабочки. Это было последней каплей. Его член чуть было не вонзился в нее, однако Клаус со стоном успел ее оттолкнуть. Ветер принес назад ее шарф. Казалось, стихия тоже задалась целью его помучить, обвевая ее запахом, заслоняя от его взора. Вцепившись в шарф, он выхватил его у ветра. Тело его дернулось, и он провалился в астрал с нечеловеческим воплем, который разнесся эхом, усиленный радужным потоком воды, искрящейся в лунном свете.

Бэкка дрожала всем телом. Она стояла посреди бального зала в Гильдерслив Грейндж. Ее отец вел сэра Персиваля и группу мужчин в маскарадных костюмах в сторону гостиной. За время ее отсутствия ровным счетом ничего не изменилось. Все осталось на тех же местах, что и до сна. Это могло быть только сном. Потому что в реальности она никогда не стала бы вытворять такое, не допустила бы подобных вольностей. Неужели кошмары начали мучить ее, даже когда она не спит? Вот так новости! Но все казалось таким реальным…

Она взглянула на свою греческую тогу. Она была сухой. Бэкка прикоснулась к голове. Куда делся шарф? Она посмотрела по сторонам, но нигде его не увидела. Клаус сказал, что того мгновения не существовало. Значит, она придумала все это? Придумала или не придумала, но пульсация в теле ощущалась довольно явственно. Сердце тоже колотилось как бешеное, словно она бежала от погони.

Говорят, что влюбленные могут встречаться во сне. Не это ли только что произошло? Может, она вызвала его тайным желанием снова оказаться в его крепких объятиях? Нет, она просто не могла бы представить себе все шокирующие подробности их нечаянной близости. У нее не было опыта в подобных вещах. Да и откуда ему взяться? Никто, кроме Клауса, не прикасался к ее губам, не говоря уже о том, чтобы раздевать ее. Он изучал ее тело уверенными прикосновениями рук, губ, рождая в ней такие непристойные, невероятные желания…

Кровь застучала в висках, и от нахлынувших воспоминаний она снова вздрогнула. Щеки ее пылали.

Она медленно сходила с ума. Иначе это не назовешь. Фоссгримы были всего лишь сказкой. Но если так, то почему ее плоть набухла и ныла, так и не получив долгожданного избавления? Почему его запах до сих пор стоял у нее в ноздрях, такой свежий, морской – запах водопада? Бэкка направилась к алькову, скрытому растениями в горшках, на пути к которому ее и застал этот странный сон.

Она окинула взглядом помещение. Ее по-прежнему никто не замечал. Мод на глаза не попадалась, а отец исчез в коридоре – наверняка направился в столовую, чтобы набить желудок яствами и хорошенько выпить. Она попыталась избавиться от неприличных мыслей о Клаусе Линдегрене, как собака стряхивает с себя воду. Сейчас было не до него. Настал долгожданный момент, когда можно было ускользнуть отсюда незамеченной. Мужчины, оставшиеся в зале, были слишком пьяны, чтобы танцевать. Женщины тоже были поглощены пустой болтовней. А оркестр исполнял танец за танцем в тщетной попытке увлечь кого-нибудь на паркет.