— Я пришлю коридорного с ключом, — и исчез за дверью.

Деметер повернулся к седовласому детективу.

— Сент-Ив рассказал вам все, что вы хотели узнать?

— Похоже, что да.

— Как вам понравилось желание Огдена отхватить половину от двухсот пятидесяти тысяч?

— Мысль интересная, — усмехнулся детектив. — В Нью-Йорке эта часть показаний мистера Сент-Ива произведет немалое впечатление. Особенно намерение Огдена разделаться с ворами после того, как они заполучат деньги. — Он оторвался от стула, на котором сидел, подошел ко мне. — Вам больше нечего добавить, мистер Сент-Ив?

— Нечего.

— Нам придется составить официальный протокол.

— Я понимаю. Когда?

— Скажем, завтра, в десять утра? Не слишком рано для вас?

— Отлично.

Детектив тем временем посмотрел на Деметера.

— Так вы знали Огдена?

— Знал, — сухо ответил тот.

— Хорошо?

— В пятидесятых годах мы вместе учились в Академии ФБР.

— И что вы думаете насчет всего этого?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— Из ничего каши не сваришь, — вздохнул седовласый детектив. — Если придет в голову какая мысль, дайте мне знать. — Он повернулся к двум другим детективам из отдела убийств, помоложе возрастом, повыше ростом. — Давайте спустимся в вестибюль. Может, найдем свидетелей. — Он вновь обратился к Деметеру: — Знаете, сколько мы найдем свидетелей?

— Сколько?

— Скорее всего ни одного, — он направился к двери, открыл ее, оглянулся и посмотрел на залитые кровью подушку и покрывало. — Вот что я вам скажу, копа должны убивать в том городе, где он работает.

Коридорный появился вскоре после ухода детективов из отдела убийств, подхватил мою дорожную сумку, в которую я упаковал вещи, и Повел меня, Деметера и Фастнота к лифту. Мы поднялись на два этажа, коридорный открыл дверь номера.

— Сколько крови, — прокомментировал он увиденное. Но беседу не поддержали, и он молча стоял, пока я не вспомнил, что надо дать ему чаевые. Фастнот снова подошел к окну, чтобы полюбоваться дождем. Деметер выбрал себе стул и осторожно опустился на него, будто сомневался, гнутся ли у него ноги. Я расстегнул «молнию» на дорожной сумке и достал бутылку шотландского.

— Хотите выпить?

— Мне с водой, — подал голос Фастнот.

— А вы, лейтенант.

— Мне тоже. Почему бы и нет.

Я смешал напитки ираздал стаканы гостям. Фастнот отвернулся от окна и стоял, оперевшись задом на подоконник. Деметер достал сигару и неторопливо раскурил ее. Я уселся на спинку кресла напротив Деметера.

— Так что вы насчет этого думаете, сержант Фастнот? — осведомился Деметер.

Фастнот глотнул виски, прежде чем ответить.

— Я думаю, что ситуация в корне изменилась.

— А что заставило вас прийти к такому выводу, сержант Фастнот? — Деметер смахнул капельки виски с усиков.

— Ваш приятель Огден.

— Мой приятель Огден, — мягко повторил Деметер. — Меня тоже интересует, что случилось с моим приятелем Огденом. Когда я впервые встретился с ним пятнадцать лет назад, на уме у него было только одно — показать всем фотографии дочери-малютки. А как серьезно относился он к обязанностям полицейского! Я часто ставил его себе в пример. Хотелось бы знать, что он почувствовал, впервые испытав вкус легких денег. Когда тебе вменено в обязанность следить за нравственностью, деньги эти лежат вокруг пачками. Только наклонись и возьми. Протяни руку, и к ней прилипнет сотня. А к Рождеству, я полагаю, пара лишних сотен ой как не помешает. Особенно если у тебя жена и маленькая дочь. Наверное, именно перед Рождеством старина Огден протянул руку. Как по-вашему, Сент-Ив?

— Он — преступник, — ответил я. — Преступник, готовый на убийство ради половины от двухсот пятидесяти тысяч долларов.

— Таков ваш приговор, Сент-Ив?

— Я лишь повторяю то, что слышал от него.

— Вас потрясли его слова, может, даже немного удивили?

— Нет, — я покачал головой. — Не сказал бы...

— Почему нет, Сент-Ив? Почему вы не вознегодовали? Почему не заложили его? Почему не пошли к его начальнику и не сказали: «Между прочим, у вас служит некий Огден. Боюсь, он ступил на ложный путь, который может привести его к беде»?

Я выудил из пачки сигарету, закурил.

— Сколько вы платите за ваши костюмы, лейтенант?

— Максимум семьдесят пять долларов — это за тот, в котором хожу к мессе.

— А вы, сержант Фастнот?

Сержант чуть улыбнулся.

— Однажды заплатил сто двадцать пять, но дело было до свадьбы.

— Огден платил за свои никак не меньше трехсот долларов. Ездил он на «линкольн-континентале». Играл в покер по-крупному и даже не кривился, спуская за вечер пятьсот долларов. Жил в квартире, обошедшейся ему по меньшей мере в восемьдесят тысяч. Я знал обо всем этом, хотя виделся с Огденом не более десяти раз в год и только за столиком для покера. Но если об этом знал я, почему оставались в неведении люди, под началом которых он служил, или те, что работали с ним плечом к плечу? А если так, почему я должен негодовать? И кому, по-вашему, я должен был высказать свои претензии? Его непосредственному начальнику? Насколько мне известно, он стриг двадцать пять центов с каждого доллара, полученного Огденом.

— Допустим, — Деметер разглядывал потолок, — допустим, мы с Фастнотом сделаем вам предложение, аналогичное тому, что, как вы говорите, сделал вам Огден?

— Он его сделал.

— А теперь мы пойдем по его стопам. Вас это удивит?

— Да.

— Почему? Только из-за того, что мы носим дешевые костюмы?

— Нет.

Деметер наклонился вперед и пристально посмотрел на меня.

— Наверное, у вас в голове какой-то прибор, Сент-Ив. Этакий внутренний радар, сразу определяющий, честен полицейский или нет. Есть он у вас?

— Нет.

— Тогда на основании чего вы судите обо мне и Фастноте? Почему вы решили, что мы — честные полицейские?

— Потому что вы не дали мне повода убедиться в обратном.

— Но вы удивитесь, если мы сделаем вам предложение?

— Я уже сказал, что удивлюсь.

Деметер допил виски и поставил пустой стакан на столик. Я не стал спрашивать, налить ли ему еще. Он стряхнул пепел с кончика сигары на поднос, посмотрел на Фастнота, а когда тот кивнул, вновь откинулся на спинку.

— Фастнот и я намерены сделать вам предложение. Мы обговаривали сложившуюся ситуацию до того, как узнали, что в этом деле замешан Огден. Теперь мы хотели бы услышать ваше компетентное мнение. Вы говорите, Огден знал, кто украл щит?

— Он сказал мне, что знал.

— И вы пришли к выводу, что именно потому они и убили его.

— Причина достаточно веская.

Деметер затянулся, выпустил струю дыма.

— А теперь, после его смерти, они все же попытаются обменять щит на двести пятьдесят тысяч?

— Откуда мне знать?

— Я думаю, попытаются, — сам себе ответил Деметер. — А как по-вашему, Фастнот?

— Еще один покойник их не остановит.

— Скорее всего, вы правы, — кивнул Деметер. — Сколько их у нас? — Он сунул сигару в рот и начал загибать пальцы. — Сэкетт, ниггер-охранник, это один. Огден — уже два. Да еще этот парень из Нью-Йорка, Фрэнк Спиллейси. Вы забыли назвать его детективам из отдела убийств, Сент-Ив.

— Вы тоже.

— Ну, тогда у нас не было полной уверенности.

— Кто вам сказал? Огден?

— Нет. Не Огден. Огден не единственный полицейский, которого я знаю в Нью-Йорке.

— Он даже знаком с одним-двумя честными копами, — вставил Фастнот.

— Нам стало известно, что вы собирались встретиться с Фрэнком Спиллейси в тот день, когда его убили, а Огден замолвил за вас словечко.

— Пусть так.

Деметер пересчитал загнутые пальцы левой руки.

— Так что у нас получается? Охранник, Огден и Спиллейси. Трое. Я никого не забыл, Фастнот?

— Забыли, — отозвался тот с подоконника, — Джордж Уинго. Но вы знали о нем, не так ли, Сент-Ив? Я хочу сказать, вы знали, что он был наркоманом.

— Знал. — Отпираться я не стал.

— В канцелярии коронера нам сообщили, что вы интересовались подробностями смерти Джорджа Уинго и даже упросили помощника генерального прокурора Соединенных Штатов выяснить их для вас.