Был холодный осенний вечер. Я покормила Арию, и когда заметила, что она всецело поглощена улюлюканьем с моей старшей подругой, быстро вышла из палатки. Да, я могла поместиться в моем походном жилище в полный рост, и одно это несказанно радовало. Я закуталась в шаль Лючии, которую она подарила мне сразу по прибытию в лагерь, и как-то по-новому взглянула на место нашего обитания. Моя социальная жизнь за последние три месяца сводилась к нулю. Я поименно знала нескольких человек, рядом с которыми работала и изредка перекидывалась короткими фразами. Я не ела в общей столовой — с Арией это было невозможно, еду приносила Лючия. И куда идти теперь, я не представляла. У меня была всего пара часов для отдыха, но и это время казалось мне невероятно долгим в моем положении.

Я направилась к арене, туда, где в огненных лучах заката тренировались наши воины. Я присела на лавку и, как завороженная, стала наблюдать за кулачным боем, в котором участвовали сразу несколько человек. Их разукрашенные кровью, неистовые, но невероятно довольные лица произвели на меня неизгладимое впечатление. Что-то внутри зажглось, засветилось так ярко, что сумело вырваться наружу. И я захотела на арену.

Я скинула шаль и в льняной майке и простых прямых джинсах вышла в обложенный крупными булыжниками гигантский круг. Сложные спортивные снаряды зверски манили и пугали одновременно. Подвижная подвесная дорога, лестница для рук на высоте около пяти метров и гигантская имитация норовистого буйвола, — все это завораживало. Я решила начать с простого — с подвесной дороги, медленно преодолевая которую можно было обойтись малой кровью.

Осторожно-осторожно ступая на цыпочках по тонкому деревянному бревну, руками я держалась за натянутую сверху веревку. Впереди был провал. Я повисла на веревке в надежде перебраться на другую сторону, но она прогнулась так сильно, что возможности вновь взобраться на бревно не осталось. А до земли, покрытой мелкой галькой, было метра три. Я задержала дыхание и спрыгнула. Из груди вырвался слабый рык.

— Если ты хочешь тренироваться, делай это как надо! — громкий суровый голос раздался где-то над моей головой.

Я поднялась с колен и увидела рослого пожилого мужчину. На вид ему было лет шестьдесят пять, но его отличное спортивное телосложение позволяло на десятилетие скинуть приписанный мной возраст.

Я отряхнула джинсы и встала.

— И как же следует это делать? — я подняла глаза на длинную подвесную дорогу, которая начиналась на одном краю арены, петляя, уходила вглубь леса и вновь появлялась с противоположной стороны тренировочной площадки.

— Бегом.

Насмешливая улыбка расплылась на моих губах, но когда я встретила жесткий взгляд Верена, смутилась. Я не относилась серьезно к основателю лагеря. По словам Лючии, многие из тех, кто жил вместе с ним в лесу, были фанатичными приверженцами своего дела и проявляли готовность с безрассудным рвением исполнять любое самое странное желание их лидера.

Мне он казался слегка помешанным старичком. Верен делал странные, пугающие вещи, и прежде я старалась держаться подальше от него самого и его полуночных проповедей, на которые, словно зачарованные, сходились почти все жители лагеря. Я много раз видела сидевших на высоком столбе мужчин, сутками голодавших и из последних сил сохранявших равновесие. Некоторым людям завязывали глаза и заставляли их целый день ощущать себя незрячими. Меня все это сильно настораживало.

— Я могу разбиться, — я попыталась придать лицу самоуверенное выражение.

— Можешь, — равнодушно бросил Верен и направился в сторону тента, туда, где его уже ожидали благодарные слушатели.

Я села на пустырь и долго рассматривала эту сумасшедшую подвесную дорогу. Сперва шло разорванное бревно, потом нужно было пролететь несколько метров на канате до отвеса, взобраться наверх, пройти по натянутому тросу, спрыгнуть с высоты третьего этажа, залезть по совершенно гладкому стволу дерева обратно, а что было дальше, в лесу, меня совершенно не интересовало — до туда мне не добраться никогда.

И все это я должна сделать бегом. Я презрительно ухмыльнулась, но ноги сами понесли меня к началу подвесной дороги. Да, я могла упасть, могла разбиться, сломать руку или ногу, шею или спину. Но я упрямо шла, ведомая неизвестно чем. И в голове раздавалось одно только его слово. «Можешь». Я могу.

Я интуитивно прочувствовала тот самый момент, когда должна была начинать. Я побежала по бревну, даже не прикасаясь к натянутой над моей головой веревке, перепрыгнула первый, второй и, наконец, третий разрыв, изо всех сил вцепилась в канат и полетела. Мелькнула мысль, что с меньшей стартовой скоростью я бы никогда не добралась до отвесной стены. Я не смотрела, на что клала руки и ставила ноги, только видела вершину, то место, куда должна была взобраться. И вот я уже там. Как? Когда?

А впереди трос. Бежать, не останавливаться. Я почувствовала, как начала терять равновесие и изо всех сил оттолкнулась ногами и полетела вперед. К стволу дерева. Да, я хорошо приложилась. Но я висела на нем, на высоте четырех метров, обхватив руками и ногами идеально гладкую поверхность. А впереди мелькали вращающиеся кольца и диски, подвижные платформы и многое другое, тогда как внизу уже были не мелкие камни, а разбитые стекла и гвозди.

С меня довольно. Я неуклюже сползла вниз.

— Что ты делаешь? — строгий голос Романа ничуть не взволновал меня. Он наконец-то снизошел до внимания к моей скромной персоне.

— Ты умеешь преодолевать все это? — проигнорировала я его вопрос.

Он сделал шаг вперед и с высоты хмуро посмотрел на меня. Ха! Пытался задавить ростом!

— Тебе это не нужно, Элена, — я выжидающе глядела на него, ожидая ответа, и, наконец, получила его. — Да, я умею проходить эту дорогу…

— Покажи.

— … но тебе, поверь, следует держаться подальше от арены.

Я с трудом перевела взгляд с его губ на глаза и излишне выразительно повторила:

— Покажи мне.

Роман был невозможно печален. Он медленно снял куртку и вложил в мои руки.

— Смотри внимательно, — крикнул он уже со стартовой площадки.

Разбег, и вот Роман летит. Как птица, расправляет крылья для полета над пропастью, словно дикий кот, карабкается на стену, подобно танцору красиво балансирует на подвижных платформах. Я бежала по земле, чтобы поспеть за ним, а он, совершал на моих глазах чудеса гимнастики и акробатики.

Роман даже не задыхался после преодоления всех препятствий, просто подошел и взял обратно свою куртку. Как же круто это было!

— Ты не понимаешь? Это Верен внушил тебе, что ты хочешь научиться преодолевать подвесную дорогу. Это очень опасно, Элена!

Я резко развернулась и пошла к своей палатке, а спустя секунд десять, не оборачиваясь, прокричала:

— Он внушил, что я могу сделать это!

Сперва я тренировалась по вечерам, потом начала ходить на арену и в предрассветные часы. Глядя на других, я чувствовала себя полным аутсайдером, но это ощущение только подстегивало и заставляло идти на арену снова. Я подолгу сидела на траве и глазами впитывала каждое движение тех, кто умело преодолевал подвесную дорогу. Всем, чем были заняты мои мысли следующие несколько холодных месяцев, были препятствия на арене. Я кормила Арию и думала о том, как же мне следует прыгнуть на очередную платформу или отвес.

Относительно других у меня было одно весомое преимущество. Я все еще не чувствовала боль. Ей на смену пришли онемение и слабость. Когда я сломала руку и обнаружила это, просто перестав ощущать ее, я целый месяц не могла тренироваться на подвесной дороге, но часами усердно бегала по периметру арены, тренируя мышцы ног. А вернувшись, я поняла, что мое тело наизусть знает каждое препятствие и снаряд.

Я сделала это с первого раза. И еще. И еще. И я ловила на себе заинтересованные и завистливые взгляды завсегдатаев и новичков, Верена и Романа. Существование последних я старательно игнорировала все это время. Но теперь настала пора двигаться дальше.