— Меня попросили нанести вам визит, — наконец сказал он, стряхивая ниточку со своих брюк. — Я прислан от фирмы «Моу энд Мэггинс».

Женщина вздрогнула.

— Что-нибудь случилось? — спросила она, побледнев. — Что-то случилось с Гербертом? Муж остановил ее.

— Ну, ну, — сказал он поспешно. — Садись и не торопись с выводами. Я уверен, сэр, что вы не принесли нам плохих вестей, — и он пристально взглянул на посетителя.

— Мне очень жаль, — начал незнакомец.

— Он ранен? — спросила мать.

Гость кивнул в знак согласия: — Очень тяжело ранен, — сказал он тихо, — но сейчас он уже не испытывает боли.

— О, хвала Господу! — сказала старушка, сжимая руки. — Хвала Господу за это! Спасибо…

Она остановилась, когда зловещий смысл слов дошел до нее и она увидела ужасное подтверждение своих страхов в том, что гость опустил глаза. У нее перехватило дыхание и, повернувшись к своему мужу, который соображал медленнее, чем она, положила свою старую руку на его руку. Воцарилась тишина.

— Он был разрезан работавшим механизмом, — наконец сказал тихо посетитель.

— Он был разрезан работавшим механизмом, — повторил мистер Уайт с ошарашенным видом, — понятно.

Он мрачно смотрел из окна и, взяв руку своей жены в свою, сжал ее так, как это было в те дни, когда он ухаживал за ней сорок лет назад.

— Он был нашим единственным, — сказал старик, повернувшись к посетителю.

— Это ужасно.

Посетитель покашлял и, поднявшись со стула, медленно подошел к окну.

— Фирма желала бы передать вам свои искренние соболезнования в вашей огромной утрате, — сказал он, не глядя ни на кого.

Ответа не было; лицо старушки было белым, ее округлившиеся глаза, казалось, ничего не замечали вокруг, ее дыхание было почти не ощутимым.

— Я хотел бы также добавить, что «Моу энд Мэггинс» заявляют о том, что фирма не несет никакой ответственности за случившееся, — продолжал посетитель. — Они не готовы выплатить какую-нибудь страховку, но, учитывая заслуги вашего сына, представляют вам некоторую компенсацию за ущерб.

Мистер Уайт отпустил руку супруги и встав, посмотрел с ужасом на гостя. Его пересохшие губы с трудом прошептали слово: «Сколько?"

— Двести фунтов стерлингов, — прозвучал ответ.

Не услышав крика жены, старик слабо улыбнулся, вытянул перед собой руки, как слепец, и свалился на пол без сознания.

Старая пара похоронила своего сына на новом кладбище, расположенном в трех километрах от их дома. Они вернулись в дом, погруженный во мрак и тишину. Все прошло так быстро, что сначала они не могли даже сообразить, что произошло, и они ожидали, что может произойти еще что-то такое, что облегчит их бремя, слишком тяжелое для их старых сердец. Но шли дни и ожидание сменилось отчаянием, тем безнадежным отчаянием стариков, которое по ошибке называют апатией. Они подолгу молчали, порой часами не произнося ни слова, потому что им не о чем было говорить, и их дни стали утомительно долгими.

Через неделю после случившегося, старик, проснувшись среди ночи, протянул руку и почувствовал, что он один. Комната была погружена в темноту, а у окна он услышал сдавленные рыдания. Он привстал в кровати и прислушался.

— Ты замерзнешь, — сказал он нежно. — Ложись-ка лучше в постель.

— Моему сыну еще холоднее, — сказала его жена и сильно расплакалась.

Но в постели было тепло, а глаза отяжелели от сна и постепенно он перестал слышать рыдания. Он задремал и вдруг проснулся от внезапного возгласа его жены.

— Лапка обезьянки! — кричала она как обезумевшая. — Лапка обезьянки!

Он вскочил в ужасе:

— Где? Где она? Что случилось?

Она бросилась к нему через комнату.

— Я хочу ее, — сказала она тихо. — Ты уничтожил ее?

— Она в гостиной на полке, — ответил он с изумлением в голосе. — Зачем тебе она?

Она заплакала и засмеялась одновременно, и, наклонившись к нему, поцеловала его в щеку.

— Я только что придумала это, — сказала она, перемежая речь истерическими рыданиями. — Почему я раньше об этом не подумала? Почему ты об этом не подумал?

— Подумал о чем? — спросил он.

— О двух других желаниях, — ответила она быстро. — Мы загадали только одно.

— Разве этого тебе мало? — ответил он яростно.

— Нет, — воскликнула она с победным видом. — У нас есть еще одно. Спустись вниз, быстро возьми ее и пожелай, чтобы наш мальчик снова был жив.

Мужчина сел в постели, откинул одеяло трясущимися руками. Бог мой, ты сошла с ума, — воскликнул он в ужасе.

— Возьми! — Она тяжело дышала, — и пожелай… О, мой мальчик, мой мальчик!

Муж чиркнул спичкой и зажег свечку.

— Иди спать, — сказал он нетвердым тоном. — Ты просто сама не знаешь, что говоришь.

— Наше первое желание сбылось, — сказала старая женщина. — Почему бы не исполниться второму?

— Это совпадение, — пробормотал старик.

— Иди, возьми ее и произнеси пожелание, — закричала супруга и потащила его к двери.

Он шел в темноте и с трудом пробирался к гостиной, а затем к каминной полке. Талисман был на месте, и его охватил ужасный страх, что невысказанное желание может вернуть сюда его сына, разрезанного на части машиной, прежде чем он сможет сбежать из комнаты. У него перехватило дух и он едва нашел дверь. Его лоб был покрыт потом, он с трудом нашел дорогу к столу и, цепляясь по стене, наконец вернулся с гадкой вещицей в руках.

Лицо его жены казалось чужим, когда он вошел в комнату. Оно был бледным и напряженным от нетерпеливого ожидания. Он боялся ее.

— Произнеси желание, — выкрикнула она громким голосом.

— Это глупо и дико, — сказал он.

— Говори! — приказала жена.

Он поднял руку:

— Я хочу, чтобы мой сын снова был жив.

Талисман упал на пол и он с содроганием смотрел на него. Он дрожа опустился в кресло, а его жена с горящими глазами подошла к окну и подняла занавеску.

Он сидел, пока не окоченел от холода. Время от времени он глядел на свою супругу, которая всматривалась в темноту ночи. Догоревшая свеча бросала пульсирующие тени в потолок, стены, а затем, с последней вспышкой, погасла. Старик с несказанным облегчением по поводу того, что заклятье талисмана потерпело неудачу, вернулся в постель, а через минуту или две его жена молча и безвольно легла рядом с ним.

Никто не произносил ни слова, и двое лежали молча, слушая тиканье часов. Где-то скрипнула ступенька, мышь пискнула и юркнула за стену. Тишина угнетала, и некоторое время спустя старик, взяв коробок спичек, спустился вниз за свечой.

Внизу его спичка погасла и он остановился, чтобы зажечь другую, и в тот же миг он услышал стук во входную дверь такой тихий и осторожный, что его почти не было слышно.

Спички выпали у него из рук. Он стоял неподвижно, его дыхание остановилось. Тогда он повернулся, бросился бежать назад в свою комнату и закрыл за собой дверь. Третий стук прозвучал на весь дом.

— Что это такое? — закричала женщина, поднимаясь с постели.

— Крыса, — сказал старик трясущимся голосом. — Крыса. Она пробежала мимо меня по лестнице.

Его жена села в постели, прислушиваясь. Громкий стук раздавался на весь дом.

— Это — Герберт! — закричала она. — Это — Герберт!

Она подбежала к двери, но ее муж был быстрее, и схватив за руку, крепко удерживал ее.

— Что ты делаешь? — хрипло прошептал он.

— Это мой мальчик. Это — Герберт, — закричала она, отчаянно вырываясь из его рук. — Я забыла, что кладбище в трех километрах от нас. Зачем ты держишь меня? Отпусти меня. Я должна открыть дверь.

— Ради Бога не делай этого, — закричал старик, весь дрожа от страха.

— Ты боишься собственного сына, — закричала она, сопротивляясь. — Пусти меня. Я иду, Герберт, я иду.

Раздался еще стук, потом другой. Женщина резким движением вырвалась из рук мужа и выбежала из комнаты. Супруг побежал за ней на площадку, с мольбой воззвал к ней, но та уже сбегала вниз. Он услышал, как его жена со звоном стряхнула дверную цепочку, и как стала медленно отодвигаться нижний засов. Потом раздался ее голос; она задыхалась.