Это жестокое, сообразное с тем варварским временем, но справедливое решение, подписанное папским легатом Марино Винчентини, архиепископом Авиньонским, аббатом Сестили и бывшими присяжными при этом замечательном процессе судьями, было во всей точности исполнено над Лангладом, громко вывшим от боли, когда ему разбивали члены. Ужасны были его преступления, но не менее ужасна была и понесенная им за это казнь. Она продолжалась целых десять часов, пока смерть не положила конец его презренной жизни. Он принял эту смерть, отвергнув утешения религии, ибо и подходивших к нему монахов и даже своего духовного отца, аббата Сестили, увещевавшего его покаяться, он послал ко всем чертям, доказав этим, что он никогда не относился к религии серьезно, пользуясь ею только для прикрытия своих преступлений.

— Кто бы мог это подумать! — говорил в тот же день после казни своей дочери столяр Альмарик. — Я считал Дю-бура за очень легкомысленного молодого человека, но мне и во сне не снилось, чтобы он был такой страшный злодей и что он совершил такие ужасные преступления. Теперь я ясно понимаю, почему, когда в великопостную среду утром я разговаривал с ним и случайно упомянул об «эшафоте», он вдруг страшно побледнел. Но до сих пор еще страшно вспомнить, что я так дружески разговаривал с этим шестикратным убийцей, — прибавил, содрогаясь, честный Аль-марик.

— Утешьтесь, любезный друг, — сказал Вьендемор, вошедший в эту минуту в комнату и услыхавший последние слова своего хозяина, — и с другими не лучше. Бог дал вам спасти хотя одну жертву этого злодея, за что я вечно останусь вам благодарным. Забудем о нем: он умер, не искупив свои преступления. Но перст убитого, это немое «Мани — Факел — Фарес» [6] карающего Бога, указал из могилы на убийцу своего и всей его семьи, молчаливо, но красноречиво сказав: «Это он!» и предав его человеческому правосудию.

— И в самом деле, — заметил Альмарик, сложив руки, — вы сказали истину — во всем этом следует признать Провидение Божие. Мир освободился от человека отверженного, и теперь, любезный Вьендемор, или как вас там зовут, вы можете свободно вздохнуть.

— Рауль Бонгле, любезный Альмарик!… — отвечал гость задушевным тоном. — Вьендемор, то есть воскресший из мертвых, умер, умер навсегда. Но Рауль Бонгле будет жить, если будет угодно Богу и вам, будет жить счастливо, вместе с вашей дочерью, — прибавил он, подойдя к дочери своего хозяина и протягивая к стыдливо закрасневшейся девушке руку.

— Эге, друг мой, — возразил, улыбаясь, Альмарик, — нельзя же так скоро… и старуха должна подать свой голос.

— О, мама уже знает об этом, — стыдливо заметила Августа.

— Вот как? Так это ты затеяла за моей спиной интриж-жку! — воскликнул отец притворно сердитым тоном. — Ах, прибавил он со вздохом, — кто поверит, как трудно уберечь молодую девушку!

— Я вот и хочу снять с вас эту заботу, любезный Аль-марик, — шутливо отвечал Бонгле, — и думаю, что для меня это не будет так трудно!

— Ну, по мне пожалуй! — отвечал, смеясь, столяр, от души пожимая руку своему гостю, — ведайтесь как знаете с этим дичком.

Если путешественник, едущий на пароходе в Авиньон, взглянет, проехав старый каменный мост, на башню у Ронских ворот, то увидит на ней железную клетку. Еще 100 лет тому назад в ней лежала голова Ланглада. Время и камни, которые швыряли сюда дети, совсем разрушили ее. Но матери и до сих еще пор рассказывают своим детям об убийце, загубившем шесть душ, и о том, как один из убитых из могилы указал пальцем убийцу.

Роман Карла Ганемана «Мертвый палец» может показаться невероятным вымыслом, но это не так: книга документальна и основана на расследовании кровавого преступления, потрясшего Авиньон в 1768 году. О подробностях его повествуют две брошюры, написанные «по горячим следам» событий Франсуа Морена (Mo-renas), основателем газеты «Авиньонский курьер» — «Известие об ужасающем убийстве трех человек, зарезанных в Авиньоне Жаном-Домиником Лангладом» (1768) и «Исполнение приговора, вынесенного против Жана-Доминика Ланглада, называвшегося Дюбуром, родом из Ланжака в Оверни, колесованного живьем в Авиньоне 13 апреля 1768 года» (ок. 1768).

Мы не располагаем какими-либо сведениями о Карле Ганемане. С уверенностью можно сказать только одно — роман его, за исключением тех или иных художественных деталей, безусловно восходит к «Преступлению 1768 г. в Авиньоне». Эта беллетризиро-ванная версия событий в Авиньоне, подписанная «Э. Б…е», появилась в парижском «Журнале журналов» в 1844 г. и в том же году, в переводе на немецкий — в издававшейся в Праге газете «Богемия»; текст (без подписи) вошел также в книгу «Драматическая история знаменитых разбойников на море и на суше» (Париж, 1845).

_________________________________________________________________________________________________

Книга К. Ганемана публикуется по первому изданию (СПб., тип. Е. Евдокимова, 1888) с исправлением очевидных опечаток и некоторых устаревших особенностей транскрипции и стилистики. В тексте унифицировано написание имен, орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами.