— Различия в биохимии и экологии, — кивнула она. — Миллиарды или более лет раздельной эволюции. Было бы странно, если бы на многих планетах развилась жизнь, близкая к земной, так, чтобы мы смогли бы питаться местными животными. Вероятно, поэтому никогда не случалась широкая колонизация за пределами солнечной системы — дело ограничивалось несколькими поселениями, где занимаются добычей полезных ископаемых, торговлей или органическим синтезом.

— Отчасти вы правы, Фриледи, — согласился он. — Дело еще в экономике. Оставаться дома было гораздо дешевле, — с точки зрения денежных затрат; ни при каких обстоятельствах значительный процент людей не мог покинуть Землю; селекция выводила больше экземпляров, чем могла отобрать эмиграция.

Дорти в упор посмотрела на него. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучала особая мягкость:

— Вы, китмэны, очень мозговитый народ, правда?

Он знал, что это так, но возразил, как она и ожидала.

— Нет-нет, — настаивала она. — Я кое-что читала про вашу историю. Если я не права, можешь меня поправить, но, насколько мне известно, с давних пор от космических путешественников требовалась весьма высокая квалификация. Астронавту были необходимы высокий интеллектуальный уровень, быстрая реакция и при этом — уравновешенность. Физически он не мог быть особенно крупным, но сила ему требовалась, а в условиях особенно яркого солнечного света и радиации смуглость кожи служила определенным защитным средством… Да, именно так и было. И остается по сей день. Когда женщины тоже стали летать в космос, профессия естественно стала семейной. Те, кто не подходил для межзвездной жизни, выпадали из нее; а те, кого вербовщики набирали в солнечной системе, обнаруживали значительное физическое и душевное сходство с теми, кто уже совершал полеты. И так сформировался Кит — почти особая раса людей; у них сложился свой образ жизни. Пока наконец вы не монополизировали межзвездную навигацию.

— Нет, Фриледи, — возразил он. — Мы ничего не монополизировали. Каждый, кто желает построить космический корабль и пилотировать его, волен сделать это. Но это требует огромных капиталовложений, а когда первоначальный блеск славы рассеивался, средний житель солнечной системы утратил интерес к подобной трудной и одинокой жизни. Поэтому сегодня все астронавты — китмэны, но это никогда не планировалось целенаправленно.

— Я это и хотела сказать, — поправилась она. С полной серьезностью. — А то, что вы другие, естественно породило подозрительность и дискриминацию… Нет-нет, не перебивай, я хочу высказаться до конца… любое заметное меньшинство, составляющее конкуренцию большинству, обречено на неприязнь. В солнечной системе не могут обойтись без изотопов, которые вы привозите со звезд, так как собственные давно израсходованы; и те химикаты, которых нет на Земле, часто оказываются очень ценными; нельзя обойтись и без вашей торговли мехами и драгоценностями. Поэтому вы необходимы нашему обществу, но по сути к нему не принадлежите. Вы по-своему слишком гордые, и не можете копировать своих угнетателей. Поскольку вы люди, то, естественно, берете деньги, покрывающие все расходы на вашу деятельность, и поэтому слывете жадными. А раз вы соображаете лучше и живее, чем любой житель солнечной системы, вам удается выторговать себе лучшие условия, и вас за это ненавидят. Кроме того, существует традиция, которая уходит своими корнями во времена механокластов, когда технология считалась злом, и только вам удалось сохранить ее на высоком уровне. А на пуританской стадии Марсианской битвы ваша традиция торговли женами, — о, я знаю, что вы это делаете, только чтобы как-то разнообразить монотонность путешествий, — я знаю, что у вас более стабильная семейная жизнь, чем у нас… В любом случае, все эти времена миновали, но они оставили следы. Почему бы вам всем не улететь в космос, предоставив нам вариться в собственном соку?

— Земля — и наша планета, Фриледи, — заметил он очень тихо. И, помолчав, добавил: — Тот факт, что мы необходимы, обеспечивает нам некоторую защиту. Нам удается выстоять. Так что не надо волноваться за нас.

— Несгибаемый народ, — сказала он. — Вам даже жалость не нужна.

— А кому она нужна, Фриледи, — возразил он.

Там, где кончались трущобы, в зоне, где громоздились высокие, склады и торговые конторы, Кенри сел на подъемник общественной воздушной дороги и направился по нужному ему адресу. Туда, кажется, больше никто не собирался, и он, найдя место, занял кабину и устремился к центру города.

Кабина быстро набирала высоту, пока не поднялась выше самых высоких башен. Опершись рукой о перила ограждения, он посмотрел вниз, в ночь, в которой, по ее свечению, угадывалась жизнь. Улицы и стены мерцали огнями, ожерелья электрических фонарей пронизывали бархатную тьму, фонтаны разбрасывали белые, золотые и алые струи, у подножия триумфальной статуи дисплей показывал танцующее пламя. Звездная архитектура воплощала застывшее движение, величественные колонны, шпили башен, бельведеры домов бросали вызов небу; находясь в вышине над этими воздушными джунглями, космонавт едва ли мог разобраться в потоке машин и людей.

Приближаясь к центру мегаполиса, скайвей собрал побольше пассажиров. Стандартные в ярких причудливых ливреях, Нормы в своих туниках и клетчатых юбках, редкие приезжие с Марса, Венеры или Юпитера в сверкающих униформах, с завистью, застывшей в тусклых глазах, а вот и группка Свободных, которых отличало великолепие тонких, излучающих свечение, одежд, красиво облегающих их стройные фигуры, отчетливый блеск драгоценностей, сильно кудрявые бороды у мужчин и волосы у женщин. За прошедшие двадцать лет моды изменились. Остро ощущая потертость своего костюма, Кенри вжался в стенку стрипа.

Две молодые пары прошли мимо. До него донеслись слова женщины.

— Ой, только посмотри на томми.

— Ишь ты, какой наглый, — пробормотал один из парней. — Я бы не против с ним…

— Не надо, Скэниш, — остановил его мягкий голос другой женщины. — Он имеет право.

— Так не должно быть, — упорствовал парень. — Знаю я этих томми! Им палец в рот не клади, руку откусят. — Все четверо устраивались на сиденье за спиной у Кенри. — Мой дядя занимается транссолярной торговлей, он вам расскажет.

— Пожалуйста, Скэниш, он слышит…

— И я надеюсь, что…

— Да брось ты это, дорогой. Чем мы займемся теперь? Едем на Халгор, — девушка старалась показать заинтересованность.

— Мы там сто раз уже были. Что там делать? Может, сядем на мою ракету и рванем в Китай? Я знаю одно местечко, там такая техника, ты бы никогда…

— Нет, я не в настроении. Я сама не знаю, чего мне хочется.

— У меня в последнее время очень расстроились нервы. Мы себе купили нового врача, а он говорит то же, что и прежний. Они все в этом совсем не разбираются. Может быть, заняться этой новой религией, бельтанизмом, в ней, пожалуй, что-то есть. По крайней мере, это меня развлечет.

— Скажи, ты слышала последнюю новость о Марде? Знаешь, кого видели выходящим из ее спальни в последние десять дней?

Кенри взял себя в руки и усилием воли переключил свои мысли на другое. Он не желал, чтобы больной и истощенный дух одряхлевшей империи вторгался в его сознание.

Дорти, думал он. Дорти Персис из Кандов. Какое восхитительное имя! В нем слышится музыка. И клан Кандов всегда занимал выдающееся положение. Она не такая, как другие Звезды.

Она меня любит! — пело в его душе. Она любит меня. Впереди у нас жизнь. Нас двое. Жизнь одна, а остальное население империи может разлагаться как угодно. Мы будем вместе.

Впереди показался небоскреб, сооружение из хрусталя, камня и света, рывком взмывавшее ввысь. На его фасаде горделиво светился герб Кандов, старинный символ. Он был поставлен в ознаменование трехсотлетия рода Кандов.

Но это же даже короне, чем моя жизнь. Нет, мне нечего стыдиться в их присутствии. Я принадлежу к древнейшему и лучшему слою человечества. Я здесь приживусь.