— Я… — Кенри сглотнул. Ему вдруг сделалось нехорошо. — Вы не можете рассчитывать…
— Нет так нет, я не могу заставить вас силой, — сразу же согласился из Кандов. Его холодный тон вдруг окрасился симпатией. — Я лишь предупреждаю вас о том, что вас ждет впереди. Вы могли бы здорово окоротить… многих ваших… бывших… собратьев, если бы захотели нам помочь.
— Но почему бы не… относиться к ним, как к людям? — спросил Кенри. — Мы всегда защищаем своих друзей.
— Трехтысячёлетнюю историю нельзя перевернуть одним указом, — сказал из Кандов. — Вы это знаете не хуже меня.
Кенри кивнул. Казалось, это стоило напряжения его шейным мышцам.
— Меня восхищает ваше мужество, — заметил аристократ. — Вы избрали тяжкий путь. Сможете ли вы по нему пройти?
Кенри опустил глаза.
— Конечно, сможет, — мягко вмешалась Дорти.
Лорд Домз хихикнул.
— Новый налог, — сказал он. — Потом еще один новый. Один томми-шкипер уже поймался. Плохой вам дороги, хм…
Красное и черное и льдисто-голубое, и ветра вой пронзительный…
— Заткнись, Домз, — осадил его полковник. — Тебя сюда не звали.
Головка Дорти, откинувшись, легла Кенри на плечо.
— Спасибо, дядя, — сказала она. В ее голосе была нежность. — Если ты будешь нам другом, у нас все получится.
— Надеюсь, — пробормотал из Кандов.
Призрачно-сладкий запах, исходивший от волос Дорти, ласкал ноздри Кенри. Он чувствовал у себя на щеках их золотые волны, но не поднимал глаз. В его душе бушевали громы, и сгущался мрак.
Домз захохотал.
— Хочу вам рассказать про того космера. С него причитается нехилая сумма, сечете? Если он не заплатит, по контракту я могу отобрать у него дочь. Правда, его команда продолжает собирать для него коллекцию. Мне надо это как-то прекратить. Говорят, эти девчонки-томми очень даже горячие. Как насчет этого, Кенри? Ты же теперь один из нас. Как они на самом деле? Правда, что они…
Кенри поднялся. Перед его глазами закачалась комната, и он не был уверен, что твердо стоит на ногах.
— Домз, — одернул из Кандов. — Если ты не заткнешь свой рот…
Кенри сгреб рукой у ворота тунику лорда Домза и поставил его на ноги. Другая рука сжалась в кулак, и лицо, на которое тот опустился, превратилось в кровавую лепешку.
Он держал молодца, который извивался, безвольно свесив руки. Дорти тихо вскрикнула. Полковник схватился за оружие у пояса.
Кенри поднял глаза и медленно, веско сказал:
— Можете меня арестовать. Чего вы ждете?
— К-к-кенри… — Дорти дотронулась до него дрожащей рукой.
Из Кандов широко улыбнулся и пнул Домза башмаком.
— Очень глупо с вашей стороны, Кенри Шаун, — заметил он. — Но это надо было сделать уже давно. Я лично прослежу, чтобы с вами ничего не случилось.
— Но эта девушка из Кита…
— С ней тоже будет все в порядке, если ее отец сможет собрать необходимые деньги. — Его жесткие глаза сверлили Кенри. — Но помните, мой друг, нельзя жить в двух мирах одновременно. Вы больше не китмэн.
Кенри выпрямился. Он внезапно ощутил какое-то темное спокойствие, словно все бури улеглись. Его голова как бы слегка опустела, но мысли стали исключительно отчетливыми.
Память открыла ему внутреннее зрение и показала, что ему надлежит сделать, подсказав единственный выход. Когда он заговорил, его лицо и голос стали лишь наполовину человеческими:
— Пока у человека нет чего-то более значительного, за что он, не задумываясь, умрет, он по-настоящему не живет. Спасибо, сэр, — сказал он. — Но я китмэн. И буду им всегда.
— Кенри, — Дорти внезапно осеклась. Она держала его за руки, глядя с отчаяньем.
Он погладил ее по волосам.
— Извини, моя любимая, — нежно сказал он.
— Кенри, ты не можешь уйти, не можешь, не можешь…
— Я должен, — сказал он. — Я и так плохо сделал, поступившись всем, что имел в жизни, ради существования, которое считаю пустым, никчемным и бессмысленным. Ради тебя я бы с этим справился. Но ты просишь, чтобы я стал тираном, или, по крайней мере, другом тиранов. Ты желаешь, чтобы я поддерживал зло. Я не могу это делать. И не стал бы, если бы и мог. — Он взял ее за плечи и посмотрел в глаза: она была так поражена, что, казалось, ничего не видела, — Потому что в итоге я бы тебя из-за этого возненавидел, а я хочу любить тебя, ту женщину, которая перевернула мою душу.
Она отпрянула. Ему подумалось, что существуют методы психологического воздействия, которые помогут ей его забыть. Рано или поздно она прибегнет к одному из них. Он хотел поцеловать ее на прощанье, но не посмел.
Полковник Канд протянул руку.
— Вы, наверное, станете моим врагом, — сказал он, — Но я уважаю вас за это. Вы мне нравитесь, и желаю, хм, желаю вам удачи, Кенри Шаун.
— И вам, сэр… Прощай, Дорти.
Он пересек бальную залу, не замечая обращенных к нему взглядов, и вышел к лифту. Он все еще был слишком взволнован и ничего не чувствовал, горечь должна была прийти позднее.
Тейе Баринн — хорошая девушка, возникло где-то на периферии его сознания. Надо будет пойти ее проведать. Мы могли бы быть счастливы вместе.
Вернувшись в Таун, он подумал, что покидал его целую вечность назад. И он пошел по пустым улицам, углубившись в свои мысли, вдыхая прохладный и сырой ночной воздух Земли.
Рожок времени-охотника
По временам на этой планете Джонгу Эррифрансу вдалеке слышался трубный звук охотничьего рожка. Он начинался на низких нотах, вибрируя, восходил к более высоким и, усиливаясь, набирался ярости, пока его рык не перерастал в пронзительный стон, разрешавшийся замиравшими рыданиями. В первый раз он вздрогнул и спросил других, слышали ли они этот звук. Но тот раздавался на пределах слышимости и для него, с его молодыми ушами и острым слухом, а остальные отрицательно покачали головами.
— Это какие-нибудь фокусы ветра, воющего там, в утесах, — предположил Моне Райнарт. Он вздрогнул. — Чертов ветер гоняется за нами день и ночь.
Джонг больше не говорил об этом, но когда он снова услышал этот шум, его охватил озноб ужаса.
Для этого не было оснований. Город населяли лишь морские птицы, которые поднимали своими белыми крыльями бурю на вершинах башен, их гортанные крики смешивались с завыванием ветра и гулкими перекатами прибоя; самым зловещим существом здесь была огромная рыба, полосатая, как тигр, патрулировавшая воды у наружной кромки скальной гряды. Может быть, из-за этого рожок и вселял в Джонга страх: его звук был голосом пустоты.
По ночам, вместо того чтобы разводить свою высокотемпературную горелку, они вчетвером обычно набирали хвороста и разводили примитивный костер, наслаждались его первобытным уютом. На месте, где они разбили свой лагерь, отполированные каменные блоки и жилистая трава, которой поросли все улицы; полуразрушенные колонны обозначали границы площади. Башни, сгрудившиеся в центре города, все еще утыкались своими вершинами в небо; в них даже сохранились гласситовые оконные стекла, и, пожалуй, там можно было устроиться с большим комфортом, но окна слишком напоминали глаза мертвецов, а в комнатах, расположенных внутри, теперь, когда машины и механизмы, окончательно проржавев, были похоронены в дюнах, царила слишком глубокая тишина. Лучше уж разбить палатку прямо под звездами. Те, по крайней мере, оставались такими же и через двадцать тысяч лет.
Мужчины обычно ели, а потом Регор Ланнис, их главный, подносил коммуникаторный браслет ко рту и докладывал о поисках, проведенных в течение дня. Радио на космическом катере перехватывало сообщение и передавало его на Голден Флайер, который находился на орбите с тем же периодом обращения, что и у планеты — двадцать один час, так что постоянно висел над этим островом.
— Новостей очень мало, — обычно говорил Регор. — Обломки инструментов и все такое. Мы пока не нашли костей, так что не можем определить дату радиоактивным методом. Пожалуй, мы их и не найдем. Они, наверное, кремировали своих мертвых, до самого конца. Моне определил, что узел двигателя, который мы нашли, начал ржаветь около десяти тысяч лет назад. Правда, это только догадки. Он бы совсем рассыпался, если бы не был захоронен в песке, а когда он туда попал, нам не известно.