— Угу, — сказал он, просто думая вслух, — он очарован контрастом между классической и перпендикулярной архитектурой… я так полагаю. Что они имеют общего? Ну, как «Золотое сечение», я полагаю, что смогу разъяснить… — Он вспомнил о своем товарище. — Скажи, Ивон, вот шанс установить вербальный язык, если я только смогу объяснить ему на рисунках, чтобы он стал учить слова…

Вплыла одетая в скафандр фигура. «О», — чуть не вскрикнула Ивон. Скип ответил более язвительно.

Вань Ли проверил свою траекторию, пристегнул багаж и открыл шлем. На его лице застыла холодная ярость.

— Что это? — требовательно спросил он.

Вновь прибывший указывал на Скипа.

Бродяга ощетинился.

— Сэр, правильное местоимение — «кто». Но если вы действительно хотели спросить именно это, тогда это — пуговица у меня на животе.

Ивон приблизилась одним движением.

— Вы… Профессор Вань… так с-скоро? — сказала она, заикаясь.

Китаец сверкнул свирепым взглядом.

— Мои службы предупреждали меня, что тут произойдет предательство. Я надеялся, что их предупреждения беспочвенны.

— Но… нет… нет…

— Я полагаю, вы не собираетесь совершить убийство, — сказал Вань. — Я проинформирую моего офицера эскорта, что он может вернуться к своему кораблю. — Он покинул помещение.

Скип нашел Ивон, чтобы поддержать и успокоить ее. Его попытка потерпела фиаско; он продолжал висеть в воздухе, в то время как его карандаш и блокнот уплывали за пределы досягаемости. Она осталась одна в отчаянье. Сигманианец издал звук.

— Извини, приятель, — пробормотал ему Скип.

Вань вернулся и начал снимать свой скафандр. Скип подплыл к нему на расстояние вытянутой руки и остановился. Ему нужно было время, чтобы оправиться от тошноты, вызванной центростремительной силой и силой Кариолиса, прежде чем он смог сказать:

— Позвольте представиться. Я — Томас Вейборн. Вы, должно быть, Вань Ли. Наслышан о вас. Для меня большая честь познакомиться с вами.

Как негодяй, которого вымазали дегтем и изваляли в перьях, и вынесли из города на шесте, и когда его спросили позднее, как он себя ощущал, он сказал, что, если бы не честь, он бы предпочел, чтобы с ним подобного не происходило.

— Я — еще один доброволец, который, кажется, стал причиной такого удивительного поворота событий в этом проекте, с тех пор…

— Да, у вас подготовлена гладкая история, — сказал Вань. — Пожалуйста, избавьте меня от нее. Что означают эти предметы в куполе? Картины и… это не было просто импульсивным. В чем ваш план?

Скип был избавлен от немедленного ответа исчезновением Сигманианца в кормовой части. Ивон оправилась от замешательства и сказала:

— Просто когда мы вызвали ответный интерес, да, даже нетерпение, появились вы и все прервали.

Вань крепко сжал губы. Он продолжал освобождаться от скафандра и делать приготовления для своего пребывания там. Скип подумал: Это отбрасывает нас к плану Дельта. Хотя я и сомневаюсь, найдем ли мы способ привести его в исполнение, если он такой чокнутый, как о нем говорят. Скорее все движется к тому, что мы станем с ним совершенно честны и прямодушны. Ну, это, по крайней мере, не требует такого напряжения…

Не было слышно ни звука, ни шороха. Неожиданно они, теряя все… поплыли к поверхности купола, медленный и мягкий подъем, да, мягкий, потому что «верх» и «низ» возникли снова… вес возрастал с каждой минутой, и Вань громко кричал по-китайски, Ивон задыхалась, а Скип заорал:

— Мы движемся!

Худая фигура Вань Ли выпрямилась:

— Быстро, — резко крикнул он. — Слишком много всего было установлено с учетом постоянной невесомости. Мы должны все установить заново, иначе все будет свалено в одну кучу и переломается.

Скип зауважал его за это, и работа заняла все его мысли. Не то, что бы он испугался. Сигманианец мог бы заставить людей уйти лучшими средствами, чем это, если бы захотел. В нем росло возбуждение. Что мы взяли на себя? И все же прозаическая задача разобраться в неразберихе приборов помогла ему остаться сдержанным, даже спокойным. Когда они все закончили, ускорение стабилизировалось на величину в одну третью «жэ», о чем пришли к согласию Вань и Ивон. Скип веселился, прыгая, распустив перья, пока Ивон не взмолилась, чтобы он прекратил.

— Не сейчас. Нам нужно подумать. Что мы будем делать дальше?

— Ну, подождем, пока наш гость не вернется, — сказал Скип. — Ты знаешь что-то лучше? А вот и он.

Сигманианец карабкался флегматично по решетке, собирая произведения искусства. Ивон покачала головой.

— У меня уши болят, — пожаловалась она.

— У меня тоже, — сказал Вань. — Вам не кажется, что мы стали говорить громче обычного?

О причине этого догадался Скип.

— Жуйте и глотайте, — посоветовал он. — Сравняйте давление внутри и вне. Давление растет. Могу поспорить с вами, профессор Вань, на обед в лучшем ресторане в Пекине против банки тушенки, оно достигнет величины, равной приблизительно двум земным атмосферам, и остановится. Мы сможем его выдержать, а Сигманианцу, вероятно, просто оно таким и требуется. — Он обнял Ивон. Его смех был наполовину веселым, наполовину истерическим. — Он хочет, чтобы мы полетели с ним!

Наверняка никогда до этого не предпринимали дети Адама такого странного путешествия по эту сторону жизни.

В течение бесконечного времени, которое часы и календари в целом сосчитали как семь недель, огромный корабль вращался вокруг солнечной системы. Он не искал самого большого обзора. Это заняло бы гораздо больше времени, пересечь невообразимое пространство этого слегка затерянного водоворота у края галактического вихря. Но скорость, возрастающая с каждым мгновением, (она оказалась на порядок ниже, чем та, на которую был способен фантастический двигатель) унесла его за сотни миллионов километров от изначального положения за семьдесят часов. В следующий такой же период времени к этому расстоянию добавилось втрое большее, вот таким образом и проходил полет. Используя вторую половину перехода от мира к миру для торможения, межпланетные пассажиры все еще измеряли время в днях.

Полет от планеты до планеты не проходил впустую. Потому что, в частности, Скип каждую минуту бодрствования заполнял открытиями и достижениями. Простое физическое утомление валило его в сон, который был похож на обморок, но он просыпался со свежими силами, голодный не столько до пищи, сколько до работы, до нового восхищения.

О практических проблемах позаботились еще раньше.

— Я надеюсь, что Сигманианец осознает, что наши запасы пищи ограничены, — сказала Ивон.

— Давайте будем есть в его присутствии и покажем это жестами, — предложил Вань.

— Нет, дайте мне нарисовать рисунки, — счел нужным сказать Скип. — Мы уже обмениваемся друг с другом графическими средствами выражения. Основная проблема в том, что он привык к трехмерному представлению — что-то вроде вида, как через рентген, впридачу, как некоторые стили изображения земных аборигенских племен — но я, возможно, могу воспользоваться оптическим проектором, во всяком случае, я знаю, что он понимает перспективу на плоской поверхности, потому что когда я представил ему куб таким образом, он скопировал его в трехмерном изображении и наоборот.

Вань сдерживал возмущение. Ему совершенно не нравился этот разговор.

Сигманианец скоро понял, или скорее предусмотрел, эту проблему. Он привел их на место, где колебалась загадочная, похожая на выполненную из ртути форма, и стал показывать что-то жестами. Палочка чего-то коричневого выскользнула на поднос (?). Скип и Сигманианец обменялись рисунками.

— Пища человеческого типа, — доложил Скип.

— Разве можно быть в этом уверенным? — забеспокоилась Ивон. — Я уверена, что он хотел только хорошего. Но этот состав может на девяносто девять процентов насыщать нас, а на один процент представлять из себя смертельную отраву. Среди нас нет химика-аналитика, даже если бы нужное оборудование было на борту.