Признаваться, что озяб, Славке не хотелось. И так репутация слабака и неумехи надоела. Что уж совсем-то маменькиным сынком представлять себя! Тем более, повод для взрослого разговора есть:

  - Я там, в конце лабиринта, нашел свою эмпитришку. Вот она, - черный блеск перешёл в ладонь Тринса. - Её у меня забрал Мер, когда мы древних людей освобождали. Помните, я говорил?

  Олен неодобрительно покачал головой, рассматривая продолговатое тело 'Мелоди'. Славка подумал, что ему опять не верят, заторопился:

  - Я не вру. Спросите у Русаны.

  - Амулет сам про него говорит. Мер таскал с собой и пропитал аурой. Эх, отловить бы прохиндея, да к Нараде, на суд!

  - Вы думаете, он с этими, с дикими? Зачем? Как так можно, предателем?

  Волхв задумался. Его лицо, слабо освещенное луной, казалось очень старым. Такие у памятников бывают. Отстраненные, бронзовые. Вечные.

  - Власть. Тщеславие. Человеку от рождения не дано стать верховным, а хочется. Он завидует. Глянь в небо. Луна сияет ярко, верно? Представь, что ты звезда...

  Славка запрокинул голову. Серебристый блин местами светился нечисто, серовато. Но по сравнению со звездами... Да какое сравнение?

  - ...тоже сияешь, но не так. И вот ты подговариваешь тысячу других звезд собраться в одно место и затмить луну. Собрались. А луна всё равно - ярче. И ты решил её уничтожить...

  - Ничего не выйдет! Надо ему сказать, объяснить...

  - Верно, не выйдет. Но тщеславный - резонов не знает и верит одному себе. Он проиграет луне. Погубит в этой войне не только себя, но и тех, кто ему поверил. Ой, боюсь, что и волки и дикие - задумка Мера. Витки разрушены. Не напрасно ли Скитан с ордой наперехват диким ушел?

  Тут в степи завыл какой-то зверь.

  - Нет, не волк, - ответил на невысказанный вопрос Олен, - шакал или лиса.

  Вой, то глухой, то пронзительный, с истерическими взвизгами, длился и длился. Затем к нему добавился другой, третий. Постепенно жуткий хор набрал силу, в нём появились грозные нотки. Кольцо невидимых 'певцов' замкнулось и стало сжиматься.

  Глава сорок четвертая

  Беда не приходит одна

  Ночной концерт не дал выспаться только Быстрову-младшему. Остальные его даже не заметили, но Олен настоял, и место решили сменить на более защищенное. Берега извилистой степной реки поросли сплошным длиннолистным кустарником, высотой метра три-четыре. Сокол назвал это труднопроходимое сплетение - 'забока'. Походники расчистили в ней место, перенесли раненого туда.

  Тринс определил, что здешний лабиринт основательно разобран, так что перекладка возьмёт некоторое время, день-два. Тем более, что раненому нужен не столько покой, как хорошее лечение. Нога Грума воспалилась. Он метался в жару. Три целителя - Русана принимала участие в лечении наравне с Тринсом и Дарой - долго рассматривали рану, обмывали, огорчённо качали головами.

  - Так дело не пойдёт, - сетовал Олен, - горячка слишком сильна. А я местных трав не знаю, только таёжные. Придётся всё на вкус пробовать, пока найдём...

  - У меня есть от боли и температуры, - предложила Русана, - а ещё тетрациклин. Мама дала.

  Тринс понюхал и полизал таблетки, согласился. Но особого доверия к ним не выказал, забрал Дару на поиски нужных травок. Грум покорно проглотил лекарства. Через полчаса вспотел, перестал скрипеть зубами, заснул.

   Пока лекари совещались, Сокол со Славкой обеспечивали отряд пропитанием. Удочка пришлась кстати. Славка вознамерился накопать червей, но рус пресек ковыряния ножом в жестко переплетенных корнях степной травы:

  - Кол выруби, - а сам прокосил клинком круг, - выползков соберем.

  Острый кол легко пошёл в сырую почву. И тотчас на поверхность вылезли жирные земляные черви. С такой наживкой надергать десяток рыбин, каждая размером с локоть - делать нечего. Славка боялся, что леска не выдержит, настолько мощно сопротивлялись язи, как назвал их Сокол. Но всё обошлось, и рыба разместилась на рогульках. Она успела пропечься над углями и даже остыть, когда рус притащил крупную птицу. Тут и лекари вернулись с добычей.

  - Это отварить. Промоешь рану, - Тринс опорожнил пригоршню трав над котелком, - а этим поить. Обильно!

   Дара потрогала лоб раненого, удивилась:

  - Не горит. Неужели твои таблетки, Руся?

  Волхв проверять не стал. Он быстро расправился с рыбой, потом вытащил книгу, лист осиной бумаги - углубился в расчеты. Славка поражался, как ловко Тринс делал заметки тоненьким угольком. Вообще, волхвы оказались очень экономными - специальной щёткой смахивали написанное, вместо резинки, - вот и лист снова чистый. Чернилами делали только важные записи. Когда Русана подарила остаток тетради и ручку Боруну, тот пришел в ребяческий восторг, что пишется настолько легко. А потом огорчился, что написанное - не стереть.

  'Борун и Ждан. Где вы сейчас, - невесело подумалось Славке, - не в плен ли попали? Ни Тринс, ни Дара связаться с вами не могут...'

  Дара разбудила Грума, затеяла перевязку. Руськин пузырёк с йодом и таблетки уже заняли место в походной лекарской сумке. Медсёстры осмотрели, обмыли рану, обработали и забинтовали - в четыре руки и молча. Отряд, вообще, обходился почти без слов. Каждый знал своё место и делал своё дело. В том числе и Славка. Вот и сейчас, как только все отобедали, он быстро вымыл посуду, зарыл отбросы. Чистый котелок с водой снова повесил над бездымным огнем. Мелкие сучки и тонкий сушняк прогорали быстро, зато не выдавали стоянку.

  - Тревожно мне тут. Как только Грум на ноги встанет, уйдём, - волхв оторвался от расчетов, распорядился. - Девочки, остаётесь здесь. Сокол - в дозор. Яр со мной, витки восстанавливать.

  Небольшие сероватые булыжники, образующие границу замысловатой спирали, некто вредный и старательный расшвырял далеко по сторонам. Из-да этого лабиринт даже не угадывался. Славка бок о бок с Тринсом прочёсывал окрестности по расходящейся спирали. Они высматривали камни, незаметные в травище, доходящей до славкиных плеч. Волхву упругие стебли не мешали, он легко сминал их, оставляя заметный след. За мальчишкой трава распрямлялась. Это злило Славку, он старался ставить ногу поперек хода - чтобы шире получалось.

  Найденные камни стаскивались к лабиринту. Когда набралась заметная кучка, волхв вынул из книги листок. Сверяясь с ним, принялся за раскладку булыжников. Хватило дополнить две замысловатые загогулины.

  - Почему так извилисто?

  Славка вслед за Оленом втаптывал булыжники, чтобы те стояли неподвижно и в непрерывной цепочке.

  - Чем длиннее спираль, тем дальше переброс будет. Очень важно, какие концы у витков. Если на расстояние, то надо закрутить так, - пальцем подчеркнул волшебник, - а на сдвиг по времени, для вас - совсем иначе. Вот, видишь? Подержи листок, я точнее камни положу...

  Серый листок, на котором разместилось несколько сложно закрученных рисунков и пара рукописных строчек, выглядел безобидно. Ничего колдовского. Славка повертел его, сравнил с лабиринтом, который только что отремонтировали. Верно, похож!

   - Если с Железной горы, мы с Боруном переложили бы дальнюю спираль иными витками, и сразу бы вас отправили. Но видишь, нас подстерегли. Там витки разобраны не напрасно, ой, не напрасно... Боюсь, придут сюда дикие проверить, а мы вот они. Без привязи, да не сбежать... Ну вот, теперь мы полностью выложили перенос к Меру-горе. Там Нараду спросим, он и...

  Славка направился было к вершине бугорка, как прозвучала резкая команда:

  - А ну, пригнись!

  Глава сорок пятая

  Окружены!

  Голос Тринса, только что благодушный, наполнился тревогой:

  - Конники. Ой, неладно. Ну, как на нас лава идёт? Тотчас по следу обнаружат. Ползи-ка прочь, к тому приямку. Жди, а я попробую их на себя отвлечь.

  Раскинув руки, Тринс заскользил, почти касаясь трав. Он улетел далеко в сторону, лишь там взмыл в небеса. Став заметным, волхв направился к авангарду верховых, только сейчас замеченных Славкой. В той стороне, откуда они появились, теперь накапливалось и перемещалось внутри себя нечто огромное и тёмное, как грозовая туча.