— Так ты позволишь мне навестить тебя? — спросил он.
— Разве ты примешь мои возражения?
— А ты хотела бы возразить?
— Нет! — призналась она.
Они помолчали. Но в их молчании не было неловкости. Они жадно изучали друг друга. Он держал ее руку в своей руке, словно никогда не собирался отпускать.
Они знали друг о друге все, и одновременно не знали ничего. Они встретились, как старые знакомые, но и как новые люди, пожившие вдали друг от друга, однако подспудно помнившие друг о друге все это время.
Света не думала, что им принесет эта встреча. Не хотела думать, загадывать наперед. Не хотела обольщать себя надеждами… Но все же так хотелось обольщаться! Просто потому, что это было приятно, как приятны эти старые воспоминания молодости, отгремевшие грозами, отплакавшие дождями и заметенные сугробами где-то в глубине души.
— Ты мне не расскажешь, что происходит с вами? — спросил он тихо, а потом быстро-быстро продолжил, опережая ее ответ: — Знаю, знаю, возможно, это не мое дело. Но я спрашиваю не из праздного любопытства. Я чувствую, что у вас что-то не так. Ведь верно?
— Жека, я… Я правда не хочу тебя в это впутывать. Это будет с моей стороны черной неблагодарностью. Да и не стоит это того. Мой бывший муж решил немножко попугать нас. Видно, ему заняться больше нечем. Господи, мне страшно подумать, что с нами было бы, если бы я осталась с ним!
— Это тот здоровяк с бородкой, которого мы встретили в коридоре?
— Вы его видели?
— Прошли мимо. И Вадим его… сын? — осторожно поинтересовался Евгений Иванович.
— Да. Но он не верит. У нас действительно не было полтора года детей. Я вначале думала, что сама во всем виновата… Плакала, убивалась. Но перед самым разводом поняла, что беременна. Ему, конечно, ни слова не сказала. Взяла и уехала.
— Он тебя обижал?
— Оставим это. Все давно в прошлом, Жека. Все давно в прошлом…
— Ты скажешь сыну?
— О чем? Что его папаша — законченный садист и негодяй?
— Если все настолько серьезно, могу вмешаться. Ведь он что-то хотел от тебя?
— В ране моей старой покопаться он захотел. Уколоть побольнее. Вот и все. А так ничего он не сделает. Но все же присмотри за Вадиком. Ты единственный, к кому я могу обратиться.
— Хорошо, Светик. Не беспокойся. Сделаю, что будет в моих силах. Ну, пока. Поправляйся. Я пойду, да?
Он склонился к ней и поцеловал в губы.
Она закрыла глаза и вновь ощутила то самое, что было между ними много лет назад, — Жекины губы! Жаркие, манящие, упоительно родные! И она словно перенеслась в тот августовский парк, пронзенный солнечными лучами, ощутила ветер, запутавшийся в волосах, услышала те звуки и те запахи, которые силилась вспомнить, но никак не могла до этого самого момента…
Когда Света открыла глаза, то увидела наконец тот самый взгляд, который тщетно искала, которого так жаждала.
— Света, я хочу уйти, но… не могу, — сказал он, а она заметила, как повлажнели его глаза; он то улыбался, то вдруг лоб его морщился, как будто он думал о чем-то важном и серьезном. — Не могу… Я… я не думал, что встречу тебя когда-нибудь… Я совершал много ошибок в своей жизни, но, мне кажется, самой большой ошибкой было то, что я упустил тебя… отдалился, погнался за чем-то, что всегда было рядом… Все получилось так… нелепо, так чертовски глупо! Поэтому мне кажется, что если я сейчас уйду, то все повторится. Мы снова пойдем каждый своей дорогой, потому что так от нас потребуют обстоятельства… Я не хочу, Светик.
— Ты говорил «мой Светик», помнишь? — сквозь слезы улыбнулась она.
— Ты и сейчас мой Светик…
Он крепко прижал ее к себе, зарывшись носом в ее волосы.
* * *
Вадим, заглянувший в палату, замер на пороге.
Мать и незнакомец, застигнутые врасплох, поспешно отстранились.
— Так, интересное кино… — произнес он зловеще. — Очень мило. Мама, ты не скажешь мне, что все это значит?
Светлана Владимировна виновато улыбнулась.
— Это мой одноклассник. Мы столько лет не виделись…
— Что сразу бросились целоваться взасос!
— Света, мне кажется, ты не должна оправдываться, — сказал Евгений Иванович. — А тебя, парень, это не касается.
— Послушайте, — подступил к нему угрожающе Вадим, — я не знаю, откуда вы свалились, но было бы лучше, если бы вы свалили обратно.
— Не хочу спорить с тобой, мой юный друг, — со стальными нотками в голосе проговорил Евгений Иванович. — Но я буду делать то, что считаю нужным.
— Вадим! Женя! Вы что, хотите меня в гроб загнать? — воскликнула Светлана Владимировна дрожащим голосом.
Окончательно проснувшаяся старушка с живым интересом следила за этой сценой и уже с упоением представляла интерес слушателей в фойе отделения, где собирались посплетничать такие же досужие перечницы, как она сама.
— Простите его, Женя, — вмешалась Юля, оттесняя Вадима к двери. — Если сказать, что он плохо воспитан, то невольно можно оскорбить Светлану Владимировну… А ты, — она повернулась к Вадиму, — прекрати немедленно свои наскоки! Что за мальчишество!
— Я что, по-твоему, должен спокойно смотреть, как он лапает мою мать?
— Боже мой, Вадим, что ты говоришь? — ужаснулась Светлана Владимировна.
— Прости, Светочка, но молодого человека что-то сильно беспокоит.
— Конечно, беспокоит. Меня беспокоит то, что вы можете оказаться моим отцом! Она ведь мне о нем ничего не рассказывала. А теперь являетесь вы и…
Евгений Иванович рассмеялся.
— Нет уж, увольте! Покорно благодарю за такую честь! Нет, я не твой отец, можешь успокоиться.
— Тогда что вам надо от моей матери?
— Вопрос в лоб. И ответить на него не так просто. Если скажу, что ничего, совру. А если скажу, что что-то все же надо, это прозвучит двусмысленно. А я не хочу никаких двусмысленностей.
— И поэтому вы так недвусмысленно лапали мою мать?
— Я ее не лапал, а целовал. Лапают шлюху в подворотне.
— И когда же свадьба? Папочка.
— Вадим, перестань! — воскликнула Светлана Владимировна.
Евгений Иванович покачал головой.
— Дурак ты, парень. Ты думаешь о матери хуже, чем она есть.
— Да, конечно! Я во всем виноват! Ах, простите! Я помешал платонической сцене! Какой же я негодный! Это ничего, что меня сегодня или завтра прибьют на каком-нибудь пустыре!
— Вадим, хватит, пошли! — наседала на него Юля, выталкивая из палаты.
— Все нормально! Все просто замечательно! Продолжайте играть в любовь, — выкрикивал он. — Скоро вам уже ничего не будет мешать!
Когда за ними закрылась дверь, Светлана Владимировна расплакалась.
Женя молча обнял ее, успокаивающе поглаживая по волосам.
Старушка, трепеща от удовольствия, сунула ноги в тапочки и выскользнула за дверь.
* * *
В коридоре Вадим с силой ударил кулаком по стене.
Юля подошла к нему и обняла.
— Ну, успокойся, успокойся… Господи, как ребенок, честное слово. Может, платок дать, чтобы высморкаться? Какие же вы все мужики собственники. Глупые, ревнивые, самовлюбленные и эгоистичные. Ума не приложу, почему мы вас любим. Вероятно, потому, что вы всю жизнь эксплуатируете наши материнские инстинкты. Как подросшие воробышки, вы трепещете крылышками, и взрослые воробьи, не в силах побороть инстинкт, вкладывают вам к клювики вкусных червячков.
— Представляешь, они целовались!
— Возможно, ты будешь удивлен, Вадик, но люди, которые нравятся друг другу, имеют такую странную привычку обниматься и целоваться. Ужасно необычно, правда? — язвительно спросила Юля.
— Господи, ты что, не понимаешь? Является какой-то мужик, которого я впервые вижу, и начинает лапать мою мать!
— Она сопротивлялась?
— Что?
— Если она не сопротивлялась, то в чем проблема? — усмехнулась Юля. — Ах да! Ты просто ревнуешь. Тебе непривычна мать в роли женщины, которую любит еще кто-то, кроме тебя самого. Ты типичная жертва эдипова комплекса.
— Может, хватит уже издеваться?
