От толстого ствола разлапистого дуба отделилась неясная тень и коротко взмахнула двумя руками. Два ножа с чуть заметным хрустом вошли в спину патрульных, только что миновавших роковое дерево. Внимательнее надо быть ребята, а то вот затаится под деревом такой товарищ, что умеет ножики кидать, как стрелять, по-македонски… Он еще к вам по-человечески отнесся. А мог ведь и кнутом…
Йети работали проще. Хотя в этот раз Светка тоже не побрезговала холодным оружием. Любимый огнетушитель легко отыскал голову второго пулеметчика. Тот не курил, сберегая здоровье, но глазам йети и не требуется подсветка. Поможет ли здоровый образ жизни, когда голова разлетается на куски, забрызгивая площадку содержимым, а тело, такое любимое и бережно хранимое, оседает неопрятной кучей?..
Только второй патруль ушел в Края Вечной охоты без помощи убийственных железок. Они просто нос к носу столкнулись с Грымом. Йети «материализовался» прямо перед перепугавшимися немцами и, не дожидаясь, пока запаниковавшие фрицы поднимут крик, просто и банально ударил. Дважды. Нокаут. Вечный. Слишком разные весовые категории у бойцов для честного боя. Да и не заслуживают они честного боя…
Через минуту после начала операции, вся четверка уже была внутри ограждения. Две фигуры скользнули к казарме. Две к штабной постройке. Йети свернул шею полусонному часовому, а потом передавил так и не проснувшихся штабных. Подхватил замешкавшегося Шамси и рванул на всех парах к позициям зенитной батареи…
Второй паре предстояла более тонкая работа. Стоило подойти к казарме, как дверь распахнулась, и оттуда в сторону отхожих мест протопал одинокий немец, мучимый несварением желудка. От ворованного оно завсегда так бывает…
В приоткрытую дверь удалось разглядеть кусочек казармы. И дневального, который сидел за загородкой, слева от входа и мужественно боролся со сном. По всей видимости, сон побеждал. И глаза дневальный приоткрыл только тогда, когда хлопнула дверь. Чтобы немедленно закрыть их обратно, побуждаемый еще и ментальным посылом. Он бы и сам, наверное, заснул, но так надежнее… Яшка, подгоняемый ненавистью к похитителям инструмента, скользнул внутрь, на ходу выдергивая оба ножа….
Звин, усыпив дневального, в три прыжка достигла линии сортиров и настежь распахнула хлипкую дверь… Вряд ли немец когда-либо до этого в своей жизни гадил так быстро и качественно. Успел опростаться до донышка до того, как захлебнулся, уйдя с головой в суровую правду жизни… Светка довольно хмыкнула, и поскакала обратно, на подстраховку.
Не потребовалось. Любецкий уже стоял у входа. Улыбка на лице одессита не просто была видна в темноте, она лучше любого маяка рассеивала мрак, вселяя в сердца окружающих глубокую радость человека, избежавшего участи, худшей, чем смерть.
— Работаем, — выдохнул он, и захлопнувшаяся дверь вместе с подпершей ее слегой провела четкую границу между миром живых и миром мертвых.
«Грым, как у вас? — спросила Светка, — мы уже бензин льем»
«Поджигайте, даем пристрелочный»
Робкий огонек побежал по деревянной стене, быстро набирая силу. В тот же момент грохнула зенитка. Почти сразу вторично. Еще раз, потом еще и еще. В дверь полыхающей казармы заколотили, но слега, а вернее, бревно толщиной сантиметров десять, даже не дрогнула. После очередного выстрела, в стороне склада, солидно громыхнуло, и вставший столб огня просигнализировал нападающим, что можно уходить. Дело сделано…
Из архивов Третьего рейха
Начальнику службы тыла… армии
генерал-майору фон Венцлеру
РАПОРТ
Докладываю Вам, что сегодня зенитная батарея, командир — майор Венцель, заместитель командира — гауптман Блашке, дислоцированная в районе города Припять входящая в систему ПВО фронтового склада арттехвооружения? 11 в 2 часа 24 минуты внезапно, без предупреждения и не сообщив о своем решении вышестоящему начальству, открыла огонь по территории охраняемого склада. Было произведено не менее 24 и не более 38 выстрелов. Стрельба прекратилась в 2 часа 30 минут (приблизительно). Затем на территории батареи возник пожар.
Оценить последствия обстрела склада в настоящий момент не представляется возможным, так как вызванный попаданиями пожар продолжается до сих пор. Вследствие этого продолжаются и подрывы находящихся на складе боеприпасов. Ввиду крайне высокой опасности для личного состава, тушение пожара до сих пор не начато.
Осмотр позиции зенитной батареи дал следующие результаты:
Ориентировочно между 2.00 и 2.20 неустановленные диверсанты, уничтожив караулы, проникли на территорию батареи и, заблокировав личный состав в помещениях казармы и штаба, открыли огонь по территории склада. Добившись неоднократных попаданий по намеченнымс целям, диверсанты прекратили обстрел и, выведя из строя все четыре орудия — искорежив стволы, вероятно путем подрыва закладных зарядов небольшого диаметра, подожгли все объекты, включая здания с заблокированными солдатами. Вооружение и транспорт батареи безвозвратно потеряны.
По предварительным оценкам в результате диверсии наши потери составляот не менее 300 человек солдат и офицеров, четыре зенитных орудия Flack-18, 8,8 см, четыре тягача «Ganomag», два штабных автомобиля, шесть грузовиков «Блитц», а также артиллерийские орудия, боеприпасы и запчасти, находившиеся на складе, чье количество уточняется.
Начальник службы арттехвооружения… армии полковник Ольстрих
5 августа 1941 года. Белоруссия
Яша Любецкий уютно расположился на выпирающих корнях огромного дуба, и, привалившись к дереву и закрыв глаза, ласкал вновь обретенную любимую, с которой его чуть не развела по разным дорогам всемогущая, и такая, порой, шаловливая Судьба… Левая рука любовно поглаживала гриф, нежно зажимая аккорды, правая невесомой бабочкой порхала над струнами.
Инструмент отвечал любимому и дорогому хозяину взаимностью.
Гитара пела. Струны то звенели, рассыпая искристый смех, то надрывались отчаянными прерывистыми рыданиями, то вдруг наполняли сердца слушателей светлой печалью. Нежные тонкие звуки проникали в душу, затрагивая самое сокровенное, а потом, в самый неожиданный момент взрывались бурным водоворотом ненависти и призыва к борьбе, и снова уводили в сказочный мир с едва заметным оттенком грусти.
Гитара пела. Слова были не нужны. Мастерства гитариста и совершенства инструмента было достаточно, более чем достаточно, чтобы случайные, или не совсем случайные свидетели, затаив дыхание, дабы не спугнуть очарование этого волшебного голоса, слушали, слушали и только слушали…
Такое невозможно сыграть на заказ, за деньги или просто для развлечения. Такую музыку надо заслужить, выстрадать, выносить в сердце…
Гитара пела. Нежась в руках вернувшегося хозяина, в движениях его ласки, в обретенной свободе…
Гитара пела…
— Не знаю, — сказал вдруг Любецкий, — Ступор какой-то напал. Не могу вспомнить ни одной песни, которую хотелось бы спеть. Какие-то они мелкие, что ли, пустые даже. Или эта война так душу перевернула, что так кажется… Может, потом, в будущем, напишется что-нибудь такое, достойное прожитого. Не до. После. В шесть часов вечера после войны…
И не было в Яшкиных словах ни «одесского выговора», ни обычного многословия. Только констатация факта и грусть художника, не сумевшего нарисовать картину.
— Напишется, — сказал Костя. — Много хороших песен будет.
— Почему будет, — вскинулась Светка, — мы же их знаем. Помним. И советские военные, и авторские! И попсы всякой помним много! Хоть сейчас продиктую!
— И напоешь? — усмехнулся Грым. — Только без попсы. Люди не поймут.
Девушка обиженно умолкла. Они уже пытались петь. Хорошо хоть не на людях, пение йети оказалось пригодным в крайне узком спектре применения — немцев по ночам пугать, изображая нечистую силу. И все.
Обидно и странно. И память не подводит, и, вроде, слух тончайший, белку в вершинах деревьев слышат, но немузыкальный совершенно. Внутри-то мотив слышен, а наружу такое выходит… И голоса… Громко, хрипло и низко, если коротко. Но не всё, что низко — бас, и не все, что хрипло — Высоцкий. А громкость… вот из-за нее-то дуэт всего двух йети и напоминает хор всех демонов преисподней.
