Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А Яшка, неторопливо обойдя вокруг пришельца, внимательно за Любецким наблюдающего, задумчиво произнес, обращаясь в пространство:

— И кто мне скажет, почему я не имею удивлений? Между прочим, Ваша фотография мене определенно знакома! Ви случайно не забегали до Одессы четыре года назад? Я даже скажу, шо Ви останавливались у старого Иосифа с Малой Арнаутской, который имеет три дочки. Только между нами, таки все трое родили мальчиков, и младенчики очень похожи на папу!

— Ну вот так всегда, — обиженно сказал пришелец, судя по задорно блестящим глазам, и не подумавший обижаться. — Сержант обзовет каким-нибудь поганым словом, лейтенант с боксером промолчат, как в морду плюнут, а Яшка, жлоб таборный, мало того, что какую-нибудь гадость скажет, так еще и растреплет на всю Одессу. Про дитя гор я вообще молчу. Только и остается материться!

И, не услышав ответа, добавил:

— Я, товарищи, не горилла какая, не очи-кочи непонятные и уж, тем более не курва. Я самый что ни на есть настоящий йети. Ты, старшина, видел когда гориллу в штанах?

— Я их по-всякому видел! — автоматически ответил Стеценко. — Вам, лешим, и в костюме-тройке разгуливать не в убыток.

— Вот! — совсем не страшно погрозил «мохнатый» старшине огромным волосатым пальцем. — Гориллу в штанах не видел, а сразу обзываться. Нас на всю Белоруссию, может, всего две штуки осталось, так что нефига всякие слова непотребные в наш адрес говорить. Тем паче, на одной стороне воюем.

— А почему Вы воюете на нашей стороне? — спросил лейтенант. Свиридов все никак не мог успокоиться. Головой он больше не тряс, но на глаза пальцами надавил, проверяя, не мираж ли и не галлюцинация перед ним.

— А почему нет? — ответил йети, и продолжил, пародируя Любецкого, — Ви мене предлагаете пойти до немцев? Таки пойду, но чуть позже и совсем иначе! Между прочим, я в партии с сорок первого года. Семьдесят лет партстажа, это вам не хухры-мухры.

— Сколько?! — хором спросили все. А лейтенант перекрестился. Думая, что незаметно…

— Семьдесят один год, если быть точным, — картинно начал загибать пальцы йети.

— Партия в девяносто восьмом образована, — сказал Костя, — сорок три года как.

— Считай, Фома неверующий: в сорок первом вступил, в две тысячи двенадцатом погиб. Сколько получается?

— Какой две тысячи двенадцатый? — переспросил Ухватов.

— Стоп!!! — заорал вдруг невозмутимый старшина, да так, что пригнулся даже гость. — Все сели на жопы, и с самого начала! По порядку! Или перестреляю, и скажу шо так и було!

— Хорошо. Присядем и начнем сначала, — усмехнулся гость. — Только сперва напарницу позову, раз половецкие пляски со стрельбой отменяются.

Явление Звин народу прошло намного легче. Психика, уже обрушенная появлением первого гиганта, девушку восприняла вполне нормально. Тем более, что дама была при полном параде, а не в одних штанах, как ее друг. Яшка немедленно рассыпался в комплиментах, демонстрируя отличную школу «одесского охмурения». Светка благосклонно выслушала до конца, назвала Любецкого настоящим джентльменом и попросила «таки немножко убрать кнут». Пожелание дамы Яшка выполнил и продолжил подбивание клиньев, не забывая, впрочем, оглядываться на искренне развеселившегося Грыма. Основной акцент в охмурении ставился на внуков старого Иосифа…

— Ефрейтор, давай тише! Все равно не обломится, по глазам вижу! — скомандовал сержант, и вся компания расположилась прямо на траве.

— Значит так, — начал йети, — предупреждаю сразу, я рассказываю совершенно бредовую историю. Фантастика, почище «Гиперболоида» и «Продавца воздуха». При этом абсолютная правда. Вы можете верить или нет, на своё усмотрение, но принять всё это за рабочую версию придется. Другой нет. Начнем с того, что должно было случиться, но не случилось. С заслона на большой поляне…

* * *

Йети замолчал. На маленькую прогалинку опустилась вязкая тишина, которую никто не торопился нарушать. Первым, как всегда, очнулся нахальный одессит.

— Не знаю, шо решат командиры, но я таки верю в этот гембель! — Любецкий подскочил с места, хлопнул ладонями по бедрам. — Я таки вспомнил, где имел слышать этих интонаций! Таки их говорят ежедневно и непрерывно! И поскольку Костя таки Рысенок по нашему слову, то я буду последним шлемазлом, если ми имеем не самыго настоящего Рыса! Или как там зовут большую полосатую зверюгу, которая кушает мяса чуть меньше, чем ваш тигр?

— Это что ж получается, — спросил Петро, — ты и Рысенок — одно лицо?

— Сам не пойму, — пожал плечами йети. — Когда-нибудь ученые разберутся. Может быть. Вроде, как физиономия у нас внутренняя и одна, а вроде, как и каждый отдельно. Я вот помню, что в той реальности было. А любой из вас — нет. Так, Кость?

Пограничник, погрузившийся целиком в размышления, коротко кивнул, и снова замер с отсутствующим выражением лица. Не каждый день наталкиваешься на самого себя, да еще большого и с клыками. Любой растеряется.

— Так что люди мы разные, — продолжил йети, который и сидящим на корточках был выше каждого на полметра минимум. — Да и не человек я теперь. Зовите, что ли, Грымом, а то запутаемся вконец…

— Мда… — старлей ожесточенно терзал затылок, — часть вопросов снялась. Зато новых… То, что ребята живые, я только рад. И дранницкие ноги унесли — тоже здорово. Это ж надо, а!? Людей живыми жечь вздумали, сволочи! Европа… — презрительно протянул Свиридов. — Да, кстати, мамонты откуда взялись?

— Какие мамонты? — пораженный Грым, вытаращил глаза, непонимающе переглянувшись со Звин. Та тоже встретила новость с удивлением.

— Обыкновенные. Мохнатые. С хоботами и бивнями.

— А… это точно? — теперь уже очередь чесать затылок выпала Грыму.

— Точнее не бывает, — усмехнулся старшина. — Мы их в Василевичах встретили. Пацаны мелкие у этих чудов шерстяных на спинах разъезжают, шо твои угнетенные индусы на слонах.

— Однако…

— Ладно, вопросы еще позадаем, будет время! Ты мне вот что скажи, Грым, — тихо спросил лейтенант Свиридов. — Дальше-то что? Ты ж не для того на раскрытие пошел, чтобы байки травить?

— Не для того, — кивнул йети. — До сих пор мы воевали по моей памяти. Но реальности расходятся. Нарушили мы слишком много. Причинно-следственные связи и все такое, — Грым неопределенно махнул лапой. — Да и в моей жизни прошлой, в отряде на четыре бойца меньше было. И детдомовских не было. На Василевичи тогда не нападали…

— И что?

— А то, что чем дальше время идет, тем меньше цена моим знаниям. Одно могу сказать точно. Через два дня вы должны встретиться с диверсионной группой капитана Догунина, заброшенной с той стороны фронта. Атаковать станцию Свислочь. Она сейчас под завязку гружеными эшелонами забита, потому задача капитана — уничтожить все, что получится. Но атака будет неудачной. С трудом удастся оторваться от погони и уйти на юг. Там на моей карте все пометки есть. Если чего не понятно будет — растолкую дополнительно. Сейчас немцы большой шум подняли, крепко мы им досадили. Боюсь, капитана с группой могут прихватить еще при высадке. К тому же вы к дранницким перебираться собираетесь. Можете с Догуниным и не встретиться. Да и ребят, что тогда на станции погибли, жалко, — Грым вздохнул. — Мысли у меня на эту тему есть, но одним нам не справиться. Мы же безоружные, — йети развел руками, — больно пальцы здоровые, никуда не пролазят. А на одной силе — ненадежно. Так что неплохо бы нам объединиться.

Люди переглянулись.

— Давай, Грым, рассказывай, чего придумал, — улыбнувшись, сказал лейтенант. — То, что ты помнишь, надо использовать. Враг у нас общий, так что… — он бросил вопросительный взгляд на старшину. — Верно?

— А то ж, — отозвался тот, — гуртом и батьку сподручней бить. А уж за немца и речи нет!

15–16 июля 1941. Белоруссия

Прыгать ночью на лес, не имея никаких ориентиров внизу — дело непростое. И очень опасное. Хуже могут быть только прыжки на воду. Куда приятнее десантироваться посреди бела дня на поле Тушинского аэроклуба. Но лучше зависнуть на ветке, чем схлопотать пулю из немецкой винтовки…

32
{"b":"276226","o":1}