— Ладно, — сказал я. — Рыбный соус. Великолепно. Полагаю, за ним последуют кисло-сладкая свинина и медовые пирожные.

— С рыбным соусом? На завтрак? Ты рехнулся.

С другой стороны, подумал я, рыбный соус пах очень даже неплохо, а мой желудок намекал, что в нем ничего не было с тех пор, как Тезей перестал пачкать пеленки. Полагаю, Сенека назвал бы это прагматизмом: если уж вы связались с безумцем, который в ожидании ужасной смерти готовит завтрак, вы можете с тем же успехом его съесть. Ну, это философия. В конце концов, всякий нуждается в каком-нибудь утешении.

Тут появился Александр с кувшином воды. Он, кажется, меня даже не заметил — что вполне меня устроило — первым делом заглянув Луцию Домицию через плечо, чтобы посмотреть, как там с рыбным соусом, а потом подцепил щепотку какого-то желтого порошка из сундучка, стоящего на полу. Поглядев, как он колдует над горшком с ученым видом, что твой критский врач над головой пациента, можно было подумать, что во всем мире нет ничего важнее правильного приготовления рыбного соуса.

Пришел Хвост с корзиной зелени, Луция Домиция освободили от работы, и два здоровяка засуетились над своим творением.

В самом деле, было нетрудно поверить, что они в первую очередь — повара, и только во вторую — наемные убийцы. Я повидал достаточно рыночных площадей и знаю, как найти повара: ищите самых крупных, самых крепких, самого опасного вида мужиков — все они окажутся поварами. Что-то такое есть в этой профессии, что привлекает здоровяков со склонностью к насилию — скорее всего, большие ножи, если хотите знать мое мнение.

Казалось, уйдет вечность, прежде чем все станет как надо; но со всей ответственностью скажу, что эти двое были настоящими профессионалами, и будь я помощником сенатора, устраивающим званый обед, я бы нанял их без колебаний. Стейки из тунца на пшеничном хлебе с густым кремовым соусом и гарниром из фаршированных певчих птиц и свежих овощей были не хуже того, что мы вкушали, бывало, в Золотом Доме, если не лучше.

Ну, мы съели все до крошки и подобрали остатки соуса остатками хлеба, когда дверь открылась и вошла девушка... Ну же, Гален, что за халтура. Из того, что сказанное — более или менее правда, никак не следует, что сказана вся правда, потому что простого перечисления фактов иногда недостаточно. Например, я могу сказать, что жил-был один чувак, который по пути домой заблудился, но в конце концов нашел дорогу, но «Одиссеей» это не назовешь. Рассказ будет правдивым, потому что так оно все и было, но я выпущу так много всего и обойдусь с историей так несправедливо, что она превратится в обман.

Давайте попробуем еще разок.

Дверь открылась. Хорошо, это неплохо, она не распахнулась и не отворилась медленно, со зловещим скрипом. И да, вошла девушка. Невысокая, смуглая, волосы собраны на макушке, около девятнадцати лет. И да, эта девушка не была красавицей, она была довольно симпатичной, не более. Входя, она не танцевала и не удерживала горящий факел в равновесии на кончике носа, она просто прошла через дверь, как обычно входят, и остановилась не доходя примерно трех шагов до того места, где я сидел, скрестив ноги, на полу. Это будет совершенно точное описание того, что произошло, но по-прежнему не совсем правда, поскольку прочтя это, вы скажете себе: ну, вошла девушка и вошла, делов-то. Если вы при этом едите жареное и хватаете страницы жирными пальцами, то рискуете пропустить самое главное; или крысы могут залезть в буфет и прогрызть в книге дырки. Вы можете пропустить весь этот эпизод, не обратив на него внимания, а потом, когда чуть позже начнут происходить важные события, не сможете понять, как, когда или где они начались.

Вот так. Я не большой артист и не очень хорош в обращении со словами, так что мне не удалось придумать, как бы подать это потоньше. Все что я могу — это сказать, что вошла девушка и что это действительно важно, так что не отвлекайтесь.

— Вот вы где, — сказала она.

Александр поднял взгляд.

— Привет, Бландиния, — сказал он. — Куда девался Поллион?

Она посмотрела на него и прищелкнула языком.

— Он прождал вас всю ночь, — сказала она, — в старом доме, куда вы должны были явиться. Он не совсем счастлив.

— Но вот же старый дом, — вмешался Хвост.

Она вздохнула.

— Нет, — сказала она. — Это старый разрушенный дом. Старый дом — второй от храма Луны, в пяти минутах к северу отсюда. Вы опять облажались, — сказала она.

Александр и Хвост посмотрели друг на друга.

— Бля, — сказала Хвост.

— Я тоже так думаю, — продолжала девушка. — Мы все торчали в старом доме, как стая гусей в ожидании весны. Флейтисты, и арфисты, и актеры, и повара, и официанты, и пара экзотических танцоров, все — на полторы ставки почасовой оплаты, и все это время вы были тут. Получая инструкции в следующий раз, можете попробовать слушать.

— Я был уверен, что он сказал "старый разрушенный дом", — заявил Александр неуверенно, хотя явно сам в это не верил. — Полагаю, я опять ухватился не за тот конец палки..

Девица злобно ухмыльнулась.

— Тебе повезет, если это будет самое страшное, когда он до тебя доберется, — сказала она. — Обычно он такой милый, отходчивый человек. Не помню, когда я видела его таким разозленным. Теперь, — продолжала она, повернувшись к Луцию Домицию с таким видом, будто два гладиатора перестали существовать. — Ты, должно быть, Нерон Цезарь. Меня зовут Бландиния, я вольноотпущенница Лициния Поллиона. Если ты готов, нам лучше двигать.

Что-то ударило меня по ноге. Сильно позже я сообразил, что это, должно быть, была тяжелое глиняное блюдо, которое я в тот момент держал обеими руками. И если я был оглушен, можете вообразить, как реагировал Луций Домиций. Он содрогнулся от макушки до пяток, как отражение в воде, если бросить в пруд камень.

— Прошу прощения? — произнес он.

Девица Бландиния слегка нахмурилась.

— Я извиняюсь, — сказала она. — Ты Нерон Цезарь, так ведь?

Луций Домиций мог ответить на это миллионом разных способов, но вместо этого он выбрал «да».

— Я так и думала, — сказала Бландиния. — Лициний Поллион точно тебя описал. — Затем она повернула голову и посмотрела на меня. — А ты, должно быть, Гален, — сказала она. — Ты готов?

Было в ней что-то такое. Вам известно из сказок, что если посмотреть горгоне в глаза, то превратишься в камень. Ну вот, игра в гляделки с Бландинией заканчивалась примерно так же, с той разницей, что вместо превращения в мраморную плиту вы начинали говорить правду. Основная же разница заключалась в том, что если у людей хватило здравого смысла убить горгону, как только у них появился такой шанс, то Бландинию не только оставили в живых, но и позволяли показываться в общественных местах без вооруженного эскорта.

— Да, — сказал я.

— Тогда пошли, — сказала она, как будто я был собачкой, после чего, казалось, потеряла ко мне всякий интерес. Она опять повернулась к Луцию Домицию и сказала:

— Что ж, по крайней мере вы чего-то поели. Надеюсь, эти двое хорошо заботились о вас.

— О, да, — ответил Луций Домиций (отчего я заподозрил, что фокус с правдивостью действует только на меня). — Они были очень добры и любезны.

— Тогда все в порядке, — сказала она. — Возможно, нам даже не придется их убивать.

Честно говоря, тут она, наверное, пошутила. Но звучало совсем не как шутка.

Ну так вот, в следующий момент я уже вприпрыжку догонял эту девицу и Луция Домиция, когда она повела нас из дома, за угол и на улицу.

— Какая жалость, что вы пропустили прием, — говорила она. — Лициний Поллион пошел на большие хлопоты, чтобы все организовать. Впрочем, неважно. Все равно уже ничего не исправить.

Александр и Хвост следовали за мной по пятам, так что если мысль о побеге и посещала мой ум, то не задержалась даже на столько, чтобы скинуть сапоги или помыть руки. Мы промаршировали по переулку, через задний двор, еще по одному переулку — к этому моменту мое чувство направления полностью отказало, и я оставил попытки запомнить маршрут и вместо этого попытался разговорить девицу в надежде извлечь из беседы хоть какой-то намек на то, что вообще происходит. Но она была хитра, как законник, и я ничего не добился.