Старикан сморщился.
— Все равно не понимаю, зачем вам моя лодка. Разве у вас, задурков, нет для таких дел военного флота?
— Есть, — сказал я. — Но не здесь. По последним известиям он занят спасением цивилизации от парфянской угрозы. Хотя это неважно, потому что нам и не нужна эскадра-другая боевых кораблей. Нам нужна только лодка. Лады?
Мужик, наверное, еще бы поспорил, но Луций Домиций до половины выдвинул меч из ножен, а вид пары дюймов испанской стали, предъявленных в нужный момент, действует лучше нескольких тысяч слов.
— Все нормально, — крикнул я коротышке, когда Луций Домиций оттолкнулся от берега и взялся за весла, — мы вернем ее тебе еще до заката.
Кажется, он что-то сказал в ответ, но я его не расслышал. Впрочем, могу догадаться, что это было.
— Так, — сказал Луций Домиций, когда мы отплыли на пару десятков шагов от берега, — есть у тебя хоть какое-то представление, как управляться с этой штукой?
— Что, с лодкой? — сказал я. — Да проще некуда. Ты должен просто погружать лопасти в воду, а сам в это время тянуть за рукояти. Вообще ничего сложного.
— А, — сказал он, отправив мне в лицо примерно ведро воды. — Тогда все нормально. Ты будешь грести, раз ты такой опытный, а я сяду сзади и стану править.
— Я? Да я вообще ничего не знаю о гребле.
Он нахмурился, мерзавец.
— Не говори чепухи, — сказал он. — Ты же афинянин, гордый потомок победителей при Саламине, гребля у тебя в крови. Ты прекрасно знаешь, что...
— Нет, не знаю, — ответил я быстро. — На флоте греблю оставляли для бедняков. А мы — сливки общества, всадническое сословие. Мы мчались в битву на чистокровных скакунах, когда твои предки еще выращивали репу в Лации.
— Правда? — ухмыльнулся он. — Как пали сильные! А теперь бери весла, или я выкину тебя за борт. Плавать-то ты умеешь?
— Конечно, умею, — соврал я. — Ладно, ладно, бери румпель, посмотрим, что я смогу сделать.
Как я и говорил, ничего нет проще гребли. Это все равно как размешивать свежезабродившее вино в бочке, только ложка в шесть шагов длиной. Не знаю, почему Луций Домиций устроил из этого такую проблему.
— Ладно, — сказал я, когда лодка заскользил по воде, как здоровенный жук. — Снимай доспехи и кидай их в воду.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
— Чего?
— Того. Избавься от них. Давай быстрее, пока мы не доплыли.
— После всех этих трудностей, с которыми мы их заполучили? Ни за что.
Я вздохнул.
— Ради всего святого, почему любое мое предложение ты встречаешь нытьем и стонами, а?
— Не знаю, — сказал он. — Может, потому что ты беспрерывно усаживаешь нас в говно. А может, я просто брюзга.
— Доспехи, — сказал я. — А также плащ и все остальное. Давай выкидывай.
Он сдался и принялся хоронить металлические изделия в море. Я занялся тем же — крайне неловко, поскольку в то же время пытался грести. Открою вам секрет, кстати: если пытаться грести одной рукой, а другой тем временем возиться с ремешком шлема, лодка начнет ходить кругами.
К счастью, зерновоз еле полз. Но даже при этом я надорвал спину, пока доставил нас к нему. К этому времени мы утопили все армейское хозяйство за исключением ремней и мечей.
— Эй! — крикнул я как только мог громко. — На корабле!
Я почти поверил, что меня или не слышали, или притворились, что не слышали, когда над бортом показалась чья-то голова.
— Чего надо? — закричали в ответ.
— Куда направляетесь?
Мужик на корабле пожал плечами.
— В Остию, — ответил он. — А вам-то что?
— Подбросите?
— Нет.
Это застало меня врасплох.
— Ох, — сказал я. — Ты уверен? Мы заплатим.
— Это другое дело! — закричал мужик. — Тридцать драхм с каждого. И сорок за еду, — добавил он.
Я улыбнулся, хотя не думаю, что он мог разглядеть мое лицо с такого расстояния.
— Вообще-то, — сказал я. — Я думаю, мы сможем договориться.
— Договориться?
— У нас есть ценные вещи, — заявил я. — Стоят гораздо больше сорока драхм.
— А они у нас есть? — пробормотал Луций Домиций. — Это для меня новость. .
— Заткнись, — сказал я ему. — Ну что? — спросил я корабельщика. — Что скажешь?
— Это зависит от того, что у вас есть.
Хороший вопрос.
— Ну, — сказал я, — для начала у нас есть два прекрасных меча, оба с ножнами и поясами, самыми наилучшими, — мужик ничего не сказал, так что я продолжал. — Лучшая испанская сталь, любовно выделанная выдающимися мастерами, гарантия...
— Нет, — сказал мужик.
— Что?
— Нет. Мечи меня не интересуют.
— Ох, — я огляделся вокруг. — Что ж, а как насчет прекрасной, крепкой гребной лодочки? Всего один владелец, прекрасное обращение, добавим пару весел совершенно бесплатно.
— Нет, спасибо.
Ситуация становилась отчаянной.
— Ладно, — сказал я. — И это мое последнее предложение. Как насчет высококачественного, сертифицированного раба? Прекрасное состояние, в расцвете лет, все умеет.
— Чего? И где он?
— Вот, — ответил я, указывая на Луция Домиция. — Вот, посмотри на эти плечи, они как специально созданы для перетаскивания здоровенных амфор с зерном. Интересно или нет?
— Ты, ублюдок... — начал Луций Домиций, но я пнул его в щиколотку и он заткнулся.
— Ну, не знаю, — сказал корабельщик. — Рубашка и обувь в комплекте?
— Ага, пойдет, — сказал я. — Почему нет? Но тогда добавь к еде и вино.
Он все сомневался.
— Зубы? — спросил он.
— Что ты имеешь в виду — зубы? — спросил я.
— Как у него с зубами? — сказал корабельщик. — Все на месте или что?
— Конечно, — сказал я. — Дохрена зубов у него. Слушай, ты согласен или мне подождать следующего корабля?
Мужик замешкался на секунду и кивнул.
— Договорились, — сказал он. — Но спать ты будешь на палубе, с командой, так?
— Мне подходит, — сказал я. — Люблю свежий воздух.
Мужик исчез, а через борт перекинули веревку.
— Похоже, получилось, — сказал я радостно. — Следующая остановка — Италия.
Луций Домиций, однако, был далеко не в восторге. На самом деле он корчил мне довольно страшные рожи.
— Ты, дерьмо, — прошипел он. — Ты полный засранец. Ты только что продал меня этому человеку.
Я пожал плечами.
— Ну и что? — сказал я. — Слушай, не беспокойся о...
— Не беспокойся? Ты что, последнего ума лишился?
— Успокойся уже, — сказал я. — Это же очень просто. Это значит всего лишь, что мы покинем корабль немного раньше, вот и все.
— Ничего подобного, — заныл он. — Ты вообще знаешь, что делают с беглыми рабами?
— Конечно, — сказал я. — Более-менее то же самое, что сделают с нами солдаты, если мы не уберемся нахрен с Сицилии. А теперь заткнись и постарайся вести себя по-рабски. Ты много раз это делал, так что проблем быть не должно.
— Да, — прохныкал он. — Но в те разы я только притворялся.
— Ну, а на сей раз это правда, поэтому тебе будет даже проще. Давай, — сказал я, потянувшись к веревке. — Все будет хорошо. Я когда-нибудь подводил тебя?
Может, он чего и сказал на это, но я уже полез по веревке и не расслышал.
Пять
Должен сказать, путешествовать на зерновом судне оказалось не так плохо. Они отличаются от других кораблей, на которых все забито и если чихнешь, всех на борту забрызгаешь. Пространства хватает, чтобы вытянуть ноги, и грузовые суда не болтает так, как маленькие торговые кораблики. В остальном они довольно примитивны, имейте в виду — когда надо посрать, приходится устраиваться на скамеечке в корме и свешивать задницу над океаном, но все-таки это не самая скверная позиция из возможных, уж поверьте.
Луций Домиций был, конечно, не столь позитивно настроен. После того, как его раздели и осмотрели, проверяя, все ли у него на месте, он получил должность корабельного кока, поскольку предыдущий сбежал с корабля в Камарине, а замену ему найти не успели. Я попытался объяснить, что прежде он готовил нечасто, но это никого не беспокоило, и у меня сложилось впечатление, что всем все равно, кто выполняет эту работу, если это не они сами. Немного погодя я понял, почему: никакой радости следить за здоровенными котлами с горячим маслом и кипятком, когда начинает штормить. Тем не менее он довольно быстро приспособился, отделавшись всего несколькими небольшими ожогами. Что его действительно бесило — что на ночь его сажали на цепь, на чем настоял капитан: берег был близко, и он опасался, что Луций Домиций как-нибудь ночью выпрыгнет за борт и доплывет до берега. Я говорил, что этого можно не опасаться, и совершенно не кривил душой, поскольку берег был сицилийский, но он заявил, что береженого бог бережет, а скандала я устраивать не хотел.