Годы, последовавшие за визитом Холдена, принесли с собой улучшение англо-германских отношений, которое в Германии было встречено с естественным сочувствием, но из которого, как оказалось впоследствии, были сделаны не совсем правильные выводы. В 1912 году наша морская политика доказала свое миролюбие, пожертвовав третьим кораблем и, что было особенно важно, перейдя в том же году с четырехтактного темпа на двухтактный. В военном отношении это было небезопасно, так как увеличивало расстояние между нами и англичанами, и начиная с осени 1915 года фактически ухудшало наши шансы в случае морского сражения. Однако это реальное доказательство нашего миролюбия, которое никакая софистика не могла лишить его истинного смысла, приобретало политическое значение, которое принесло нам полезные плоды и продолжало бы приносить их и в будущем, если бы июльские события 1914 года, о которых речь шла впереди, не оборвали начавшееся развитие{148}.

Я вспоминаю не без сожаления о тех недавних временах, когда барон фон Маршалль был послан в Лондон. В годы, предшествовавшие принятию судостроительных программ, Маршалль, выступая в рейхстаге в качестве министра иностранных дел, иногда касался и морских вопросов, и один бывший чиновник министерства иностранных дел говорит по поводу этой его деятельности, что до систематической разъяснительной работы, развернувшейся после прихода адмирала Тирпица к руководству морским ведомством, ни один министр не сделал столько, сколько Маршалль, чтобы пробудить сознание политических и экономических неудобств, связанных с отсутствием у нас флота{149}. Длительная ссылка в Константинополь сопровождалась полным расцветом государственных способностей этого выдающегося ума; в мае 1912 года кайзер назначил его преемником на важнейшем внешнеполитическом посту империи графа Вольф-Меттерниха.

В отличие от своего предшественника барон фон Маршалль сразу же принялся за тщательное изучение конкретных статистических и технических данных о соотношении сил обоих флотов, без знания которых нельзя было вести настоящие переговоры с Англией. В связи с этим он посетил перед отъездом в Лондон также и меня, и мы установили в продолжительной беседе наше полное единодушие по вопросам морской политики.

Английские государственные деятели узнали в Маршалле достайного противника по его успешной деятельности на второй Гаагской конференции 1907 года{150}, а также в Константинополе. Находясь в Константинополе, он имел случай изучить английскую мировую политику в одном из важнейших для нее пунктов, и ему удалось опередить англичан в сношениях с Высокой Портой. Его поведение в Лондоне являлось контрастом с германской привычкой подражать англичанам и подпадать под их влияние. Маршалль знал, что бритт становится тем вежливее, чем решительнее отстаивает свои позиции его конкурент. Он заявил, что Германия не сможет вести свою экономическую политику, не располагая на море силами, достаточными для того, чтобы избавить нас от необходимости шаг за шагом отступать перед Англией. Когда в июле 1912 года он вручал верительные грамоты в Букингэмском дворце, король удостоил его обращения на немецком языке; Маршалль отвечал также по-немецки и тем дал присутствовавшим на приеме английским министрам возможность проявить такое знание немецкого языка, которого не предполагал у них ни один германский дипломат. Маршалль использовал эту торжественную церемонию, чтобы пожаловаться на то, что под влиянием новой панической речи Черчилля по морскому вопросу английская пресса сводит на нет значение оказанного ему радушного и многообещающего приема: если подобные случаи будут иметь место и в дальнейшем, его усилия будут затрачены впустую.

Как рассказывал мне очевидец – наш тогдашний морской атташе капитан Виденман, это достойное и твердое выступление, основанное на правильной оценке положения, произвело большое впечатление. За все время натянутых отношений между Англией и Германией ни один германский государственный деятель не пользовался в Англии таким почтением и уважением, и адмирал сэр Джон Джеллико выразил общее мнение, сказав о Маршалле в разговоре с третьими лицами: he look like a tower of confidence{151}.

Его преждевременная смерть явилась незаменимой потерей для столь бедной государственными деятелями Германии.

Говоря о растущей готовности англичан прийти к соглашению с нами, я хотел бы ограничиться теми явлениями, которые относятся к флоту. Первый лорд адмиралтейства еще в 1912 году надеялся с помощью Холдена навязать нашему флоту, который он считал «роскошью», принцип два киля против одного, а уже в 1913 году согласился на предложенное Ллойд-Джорджем в 1908 году и мною в 1912 году соотношение сил, равное 2: 3 (правда, в несколько измененном виде, а именно 10 : 16). Таким образом, англо-германское морское соглашение фактически было достигнуто; поскольку мы не вносили новых законопроектов, англо-германские морские переговоры по существу закончились и в меру человеческого разумения яблоко раздора можно было считать устраненным{152}.

Я хотел, чтобы это развитие совершалось без помех. Надежность германской политики была нашим лучшим оружием. Поэтому в начале 1914 года я всячески противодействовал склонности наших тешивших себя иллюзиями политиков переоценивать наступившее улучшение англо-германских отношений. В это время кайзер в целях расширения заграничной службы флота, которое соответствовало также и моим видам, намеревался потребовать дополнительных ассигнований на строительство новых четырех легких крейсеров для подкрепления наших выросших политических интересов в Средиземном море. Я выразил самые серьезные сомнения насчет внезапного внесения дополнительной сметы, обоснованной подобными мотивами, которые могли вызвать политические осложнения того же рода, как и отправка военной миссии в Константинополь, произведенная без моего ведома и вызвавшая во мне глубокое сожаление. Через начальника кабинета я подал прошение об отставке, которое принято не было. Я намеревался потребовать дополнительных ассигнований осенью 1914 года в связи с отбытием одного соединения линкоров на всемирную выставку в Сан-Франциско{153}, а заодно испросить и средства, необходимые для расширения службы флота в заграничных водах. По человеческому разумению даже и в отдаленном будущем не предвиделось оснований для внесения еще одной новеллы. Я и не думал о дальнейшем увеличении числа наших линкоров. Напротив, я даже имел ввиду поставить вопрос о сокращении количества этих кораблей в случае, если бы чудовищный рост их размеров не прекратился и в дальнейшем.