- Изжарить нас решили, проклятые, чтоб им самим в пекле гореть, Ягиным ублюдкам! - выругался Неждан Сарматич.

   - Не унывай, дружина! Пройдем и сквозь огонь, как тогда на Белизне. С нами Солнце-Царь и чаша! - раздался громкий голос Вишвамитры.

   Под приветственные крики воинов Ардагаст проехал вперед, соскочил с коня, взобрался на завал. Чаша в его высоко поднятой руке полыхала золотым огнем.

  -- Дружина, за работу!

   Тогда, девять лет назад, они лихо скакали через лес, подожженный огнедышащим змеем. Да и змей, которого Шишок смахнул дубиной с дерева, был не чета нынешнему. Теперь же приходилось ехать шагом, задыхаясь от жары и дыма, пока впереди растаскивали тяжелые стволы. Коней удерживали в повиновении только заклятия. Но самым первым шел Солнце-царь, и все знали: это его чаша открывает для всех проход сквозь огненное пекло.

   А дракон полз, круша деревья огромным телом, вдогонку дружине. И вот уже две его головы нависли над тропой. Он подобрался там, где ехали амазонки, подальше от Ардагаста и чаши. Ардагунда подняла руки, словно пытаясь оттолкнуть громадную тварь, и ладони ее вдруг засияли ясным белым светом. Только этим волшебством владела царица амазонок, но владела в совершенстве. Два луча света ударили в глаза дракону, и этого чистого, доброго света взгляд чудовища не смог выдержать. Змей замотал обеими головами, заворочался на месте, но Зореславна снова и снова слепила его. Амазонки засмеялись. Когда же в огненную волчью морду ударил золотой луч Колаксаевой Чаши, дракон со злобным шипением отполз в чащу.

   За всем этим Каллиник наблюдал, стоя рядом с Виряной на валу городка. Ардагаст велел ему оставаться здесь, чтобы в случае надобности помочь Венее чарами. Сердце и ум отказывались верить, что эта уродливая, жгущая все вокруг себя тварь - его Эпифан. Но в мозгу звучал голос брата: "Никос, пока не поздно, бросай все и беги вместе со своей варваркой! Сгоришь ведь, и костей не останется!" "Поздно, Эпифан. Я отсюда бежать не стану, и она тоже". "Дурак! Пропади, сгори вместе с этим проклятым миром! Пропадите вы все!" Безжалостный шипящий голос уже мало походил на человеческий.

   Наконец росы и жемайты въехали в городок. Ардагаст с соратниками поднялись на вал. От моря до Неймы бушевало, охватывая гору со всех сторон, огненное море. Горело все: леса, села, хлеба. Густой дым затмевал звезды и луну, но от огня было светло, как днем - если бы днем вместо солнца светило что-то жуткое, черно-красное. Среди красного пламени извивались, словно полчища змей или пальцы громадных рук, черные языки. Пекло рвалось на землю. Жители окрестных сел заранее собрались в городок. Сейчас они с надеждой глядели на росов. Многие тихо плакали. Испуганно ревела скотина.

   - Зря мы, выходит, русалок в хлеба загоняли, поля от ведьм берегли. Где они, русалочки? - вздохнул дрегович Всеслав.

   - Помирать собирайся, а рожь сей, - ответил ему пословицей Неждан Сарматич.

   - Нерона бы сюда. Он бы сложил поэму о Мировом Пожаре, - невесело усмехнулся Каллиник.

   - В Мировом Пожаре должно погибнуть все злое, - заметил Хилиарх. - А это... просто поджог, чтобы легче было грабить. Вон Кентавр такое любил проделывать в Риме.

   - Я поджигал богатые дома, а не хижины бедняков, - возразил Дорспрунг-Кентавр.

   - Набег это, вот что! Немирные сарматы и готы в набеге тоже все жгут, лишь бы страху нагнать! - воскликнул Всеслав.

   - Видишь, царевич? - недобро подмигнул Каллинику Кентавр. - Братец твой - вор и поджигатель. А мнит себя, небось, Тифоном, перед которым сам Зевс едва устоял.

   Сигвульф погрозил кулаком стоявшему на берегу в готовности войску Берига.

   - Трусы! Прячетесь за спину дракона и ведьмы? Бериг, ты трус, нидинг и вождь нидингов!

   По другую сторону огненного моря стоял, довольно поглаживая огненно-рыжую бороду, конунг готов. Он любил железный вихрь битвы, стоны умирающих врагов, добычу. Но больше всего Бериг любил огонь - пламя и дым горящих сел, городков, хлебов. Глядя на него, он казался себе похожим на грозного Сурта, повелителя Муспельхейма. А по части коварства конунг не уступал Огненному Локи, которого не забывал чтить тайными жертвами. Это не мешало ему слыть избранником Одина, врага Сурта и Локи. Сильный сам выбирает себе богов. За спиной - испытанная дружина, тоже любящая кровь, звон стали и огонь войны. Верные берсерки уже ворчат медведями от нетерпения. Пусть только дракон взломает магическую защиту священного городка... А пока что Бериг Огнебородый упивается зрелищем невиданного пожара.

   А дракон полз все ближе к городку и, питаемый страшным огнем, становился все больше и сильнее. Вот он уже взбирается по склону горы. Ардагаст с сестрой встали рядом. Зореславна снова направила свет своих рук в глаза змею. Тот недовольно зашипел, но взгляда уже не отводил. Вернее, не отводила его волчья голова, а ящериная сразу ушла куда-то вниз. Клуб огня вырвался из волчьей пасти, но наткнулся на золотой луч чаши.

   А из ящериной пасти вдруг ударил мощный поток воды - прямо в основание вала. Размытая, обращенная в грязь земля, поползла вниз, обнажая бревна частокола. Но рядом с Зореславичем встала Милана. Заклятие лесной ведьмы придало земле твердость камня. Черная голова взметнулась вверх, плюнула водяной струей, способной сбить человека с ног. Но глаза ей слепили руки Ардагунды, и вода только окатила людей на валу.

   Трудно было втроем сдерживать натиск чудовища. Рядом стояли Вишвамитра и Сигвульф со священными копьями, но змей чуял опасность и избегал приближаться на длину копья. Рука Ардагаста уставала, чувствуя, как одно могучее пламя давит, оттесняет другое. Драконьи головы коварно заходили то снизу, то сбоку. Но трое знали: главное волшебство творится у купальского костра перед Янтарным Домом. Здесь теперь стояло, сияя горящими свечами, дерево-Купала, а под ним - изваяния Лады и ее дочери. Венея, Лайма, Либон, Каллиник, Вышата с женой и младшие жрицы стояли вокруг огня, сомкнув руки, и пели древнюю песнь о Мировом Дубе, что рос прежде всех времен среди изначального моря, а душой этого Дерева, его мавкой была будущая Мать Богов. И вот, послушное пению, поднялось из костра дерево. Ствол и ветви его были из золотистого, с зелеными прожилками света. Серебром сияла листва, медью - желуди. С древней бронзовой застежки на груди Венеи слетели три сияющие золотые птицы и уселись на дерево. Из витых браслетов выползли две огненные змеи и обвили ствол у самых корней, нежась в пламени костра.

   Все выше вырастало Дерево Света, все шире раскидывались его ветви, осеняя весь городок. Видя это, все яростнее бросался на стену городка дракон. А на помощь ему уже спешили другие Чернобожьи слуги. Из огненного моря выскакивали пекельные черти: такие же черные, остроголовые, косматые, как их болотные сородичи, но с пылающими трезубцами в когтистых лапах. Этими трезубцами нечистые норовили поджечь частокол. Пекельное оружие вмиг пережигало древка копий, раскаляло клинки так, что загорались деревянные обкладки рукоятей. Но навстречу бесам спешили русальцы, и под ударами их жезлов пекельные трезубцы гасли, а сами бесы с мерзким визгом бросались обратно в пламя - если успевали увернуться от меча.

   Еще опаснее была налетевшая с юга стая стервятниц - Лаума с ее ведьмами. Поднятый ими вихрь срывал крыши с домов, валил людей с ног, потрясал золотое дерево, угрожал задуть костер. Многие колдуньи опускались на землю и, оборотившись кто большой собакой, кто - волчицей, кто - бодливой коровой, кто - колесом, носились по городку и нападали на людей. Перепуганные насмерть поселянки вопили. Металась в ужасе скотина. Но не дрогнули серые бойцы. Быстро распознавая ведьм в любом обличье, волколаки рвали их в куски. Еще яростней они набрасывались на чертей, прилетевших вместе с колдуньями.

   Амазонки били из луков, но ветер, поднятый ведьмами, сносил стрелы, и летуньи лишь нагло смеялись над своими врагами. Тогда Лайма, выйдя из круга, взобралась на крышу храма. В руках у юной охотницы был лук, за спиной - два полных колчана. Широкое белое платье она сняла и осталась в охотничьем наряде. Во весь рост стояла девочка прямо на широком коньковом бревне и слала в небо заговоренные стрелы. Плохому стрелку они бы не помогли, но колдовской ветер не мог их отклонить. Не мог он и сбросить Лайму с крыши - только развихривал и носил ее длинные черные волосы.