Сощурив глаза, колдунья сказала:

  -- А знаешь ли ты, что настанет час, и Хель выпустит войско мертвецов, и поведет его на богов Локи? И пойдут с ним великаны и чудовища, и Йормунганд утопит Тора в своем яде, и выйдет рать Муспельхейма, царства огня...

  -- ...И мир вместе с богами сгорит в великом пожаре! Пусть! Туда ему и дорога... Может, с нашего дракона все и начнется. Или ты хочешь исправить мир? Очистить его от своих учениц и ночных гостей, а?

   Оба дружно рассмеялись. Ведунья заговорщически произнесла:

  -- Глупая пророчица, воскрешенная Одином, наворожила ему, будто в мировом пожаре погибнет вся нечисть, а сыновья асов уцелеют и создадут прекрасный новый мир, ха-ха! Мы-то знаем: останется водяная бездна, и в ней те, кто сейчас в преисподней, а всякие там валгаллы, ирии и белые острова сгорят и утонут вместе с их жителями.

   Царевич не стал уточнять, что он-то, избранный, в бездне не останется, а вознесется в Высший Свет. Эта варварка со смелым умом философа его восхищала, но и она была всего лишь рабыней материи, а значит - орудием для истинно мудрого. А старуха тем временем ласково заговорила:

  -- Что мы с тобой такие мудрые, это хорошо, но мало. Огонь с Водой не соединить без любви. Нет, я не о моих девочках. Сначала - со мной. Что, разве я страшней Хель и мирового пожара?

   Она сбросила черный и белый плащи, расстегнула застежку на красном балахоне и кокетливо, вызывающе задержала обнаженные руки у плеч, не торопясь снимать его. Из трясины, реки, чащи уже неслись хихиканье, ржание, грубые советы и шуточки. Высунулись из болота любопытные образины, среди которых выделялась одна - безносая, со слипшимися от грязи волосами и оскаленными зубами.

   Коммагенец только усмехнулся. Всего-то? Хорошо хоть не потчует несвежей человечиной или сырыми змеями. А ублажать старых ведьм ему приходилось еще в Фессалии. Покажи только этакой грозной ведунье, что еще считаешь ее женщиной, и все ее вековые чародейские тайны - твои. С демоницами-лилит, конечно, приятнее: птичьи ноги, крылья, а остальное - как у обычной красивой бабы... Лихо улыбаясь, он расстелил на камнях свой плащ, решительно сбросил балахон с колдуньи, спустил сорочку... и увидел здоровое белое тело женщины средних лет. Ничуть не переменившись в лице, словно только этого и ожидал, царевич привлек ведьму к себе. А она довольно хохотала, откинув голову и играя седыми волосами:

  -- Нет, в бабушки я тебе не гожусь! А поседела я в двенадцать лет. Вальпургиева ночь, каменный круг на могиле и пятеро веселых приятелей: тролль, болотный черт, оборотень и пара мертвецов. Что они со мной сделали! Не скажу, а то тебе удовольствие испорчу... Родить бы от тебя хорошенькую чернявую девочку, а то все мои детки в отцов: людям лучше не показывать.

   Внезапно она с силой отстранилась от него. Миг спустя на плечах царевича лежали лапы громадной белой волчицы, когти сладострастно царапали кожу, а в лицо глядели горящие звериные глаза.

  -- А так сумеешь? - спросила волчица человеческим голосом и лизнула его в щеку.

   Он прошептал фессалийское заклятие и оборотился большим черным волком. Ведьма довольно оскалилась:

  -- Ты похож на Сауархага Черного Волка, великого сарматского колдуна. Как он любил меня! Его убил племянник - этот проклятый Ардагаст. Ох, и отомстим мы теперь, правда? А сейчас побегаем!

   Привычные ко всему поселяне хватались за амулеты в виде молотов Тора, завидев в эту ночь резвящуюся волчью пару. Все здесь знали, кто такая белая волчица, помнили и черного волка, разбойничавшего тут лет двадцать назад.

   На скамьях в святилище тесно сидели знатнейшие из готов. Суровые, воинственные лица, осененные рогатыми шлемами. Глубокие шрамы тонули в рыжих, соломенных, белокурых бородах. Мускулистые руки поглаживали рукояти мечей и секир. Здесь были те, кто стал воинами еще в Скандии, кто выгнал из устья Вислы ругов и потом больше тридцати лет наводил страх на венедов, бургундов, вандалов, эстиев.

   Среди сидевших выделялся ростом и богатством одежды один. Его волосы изрядно поседели, но борода осталась огненно-рыжей, как у Тора-Громовника, тело не утратило силы, а голова в рогатом шлеме с надетым поверх него золотым венцом держалась по-прежнему высоко и гордо. Красный плащ его, расшитый золотом, был сделан из лучшего ханьского шелка и скреплен золотой застежкой. На поясе, блестевшем серебряной пряжкой, висели меч в вычурных бронзовых ножнах и длинный боевой нож. Это он, отважный и жестокий Бериг, привел их сюда, и не желали себе готы другого конунга, кроме него - избранника Одина. Ибо только избранник Отца Битв мог быть столь неизменно удачлив на войне и щедр к дружине. Скальды по обе стороны Венедского моря усердно славили его победы и дары.

   За спиной вождя стояли его лучшие воины - двенадцать берсерков в медвежьих шкурах. Самым могучим и свирепым из них был Эрила Полутролль, сын Эрменгильды. Мохнатыми руками и грудью, низким лбом и крупными клыками он напоминал отца-тролля. Немногим уступал Эриле и Сигбьёрн Рыжий, руг, некогда убивший своего конунга из-за угла и перебежавший к готам накануне битвы. Были в этом несокрушимом отряде и герулы, англы, даны[38]. Всех их принял Бериг, знавший толк в хороших бойцах, и все они стали готами. И много еще стекалось из самых разных племен к готам всяких отчаянных молодцов, любивших войну, но не труд.

   Горели все четыре костра. Ярко озаренная их пламенем, в огненно-красном балахоне и черном плаще, Эрменгильда вещала, стоя с воздетыми руками у трех идолов:

  -- Близок, близок Рагнарек, Гибель Богов! Век бурь и волков, век мечей, век секир! Настанет трехлетняя зима, померкнут светила, запылает черный огонь, и взойдет Черное Солнце! Сотрясется Иггдразиль, Мировое Древо, и пойдут на людей и богов полчища Хель и Муспельхейма и сам Мировой Змей. Много воинов понадобится тогда Одину, могучих, бесстрашных воинов! Потому готовит он, Сеятель Раздоров, битвы великие и страшные, подобия этой битвы. Кто достоин сражаться и гибнуть в них?

  -- Мы, готы, самое воинственное племя! Недаром Один зовется Гаут - "гот", - отозвался Эрила. Ведьма довольно кивнула сыну и продолжила:

  -- Одна такая битва грядет в земле самбов. Скоро, в самую короткую ночь этого года! Конунги Ардагаст и Инисмей ведут сарматов к Янтарному Дому, и идут за них жемайты, ятвяги и лютичи, а против них - мазовшане, галинды и барты, пруссы же раскололись. Направьте свои драккары к Янтарному берегу, о готы, и в священную ночь разрушьте и разграбьте Янтарный Дом, одолейте и истребите дружину росов, достигшую пределов мира! Расцветут тогда огненные папоротники над янтарными кладами, и все они достанутся вам!

  -- Темны твои речи, ведьма, - возразил вдруг седой воин. - В Янтарном Доме чтут не Хель со Змеем, а Ладу-Фрейю, лучшую из ванов. А конунг росов владеет Огненной Чашей Бальдра. Мы сами уподобимся полчищам Хель, а не воинам Одина. И чем нас покарают Бальдр, Фрейя и ее брат, солнечный Фрейр? Неурожаем? А с кем будет Один?

  -- Это слова благородного Эвриха из рода Балтов или мужика, трясущегося за урожай? - презрительно бросил Бериг. А пророчица изрекла:

  -- Бальдр слишком свят для этого мира. Ваны трусливы и распутны. А Отец Битв - с теми, кто не коснеет в мире. Хлеб не уродит? Найдем, у кого отобрать.

  -- Позор - добывать пСтом то, что можно взять мечом! - рявкнул Полутролль.

  -- Венея с ее любовником Палемоном - вот враги Одина! Учат все племена поменьше воевать, а на защиту себе позвали сарматов, - злобно сказала ведьма.

  -- Кто здесь боится кары богов, сарматских копий или огненных чаш, пусть остается дома. Авось умрет на тюфяке с соломой и попадет в Хель, - отчеканил, глядя на Эвриха, конунг. - А наш путь - в Валгаллу!

  -- В Валгаллу! - разом подхватили готы. Десятки клинков вылетели из ножен и простерлись к идолам и стоявшей перед ними пророчице.