-- Обернитесь, трусы, маловеры! Бог среди вас!

   Все оглянулись. Под засохшей осиной стоял старик с длинной бородой, весь в черном, лишь на голове - белое покрывало. Бледным лицом он напоминал покойника, а в руках держал человеческий череп. Воины в страхе опустились на колени. Все знали: Поклус, владыка преисподней, является людям лишь для того, чтобы показать свой гнев. И отвратить этот гнев можно только кровавой жертвой. Какой - может сказать лишь жрец. Миг спустя страшный бог исчез, а его место занял сигонот, такой же бледный, худой, одетый в черное. Гордые, воинственные мужи теперь с трепетом стояли на коленях перед ним.

  -- Поклус в гневе! Чтобы узнать, как искупить свою вину вы, недостойные славных предков, должны принести черную жертву. Ею будешь ты!

   Трезубцем жрец указал на дружинника, обвинявшего Лауму. Того тут же обезоружили, вывернули руки. С неожиданной для своей костлявой руки силой Нергес ударил его трезубцем в грудь, прямо в белое изображение вепря Лады. Три острия пробили кожаный панцирь и достали до сердца. Сигонот вытащил свое орудие, и кровь ударила мощной струей. Не издав ни звука, воин уронил голову на окровавленную грудь.

  -- Кровь бьет сильно. Это хороший знак. Битва будет для вас удачна. Последняя, страшная битва в священную ночь! Этот недостойный уже искупил свой грех. Вкусите его мяса и крови, прежде чем узнать, в чем будет ваше искупление.

   Холод сковал сердца дружинников. О таком они слышали только в древних песнях. Вкусившие священной пищи воинов обретали особую силу и храбрость, недоступную простым людям - так говорили певцы. Может быть, без этого и нельзя разбить росов с их непобедимым Солнце-Царем?

  -- Что, измельчал здесь народ? Или не совсем еще? Ур-р-хо-хо! - оскалил медвежьи клыки Бурмила.

  -- Кто слаб духом, кто не чует в себе силы и крови предков - пусть уходит! - указал рукой сигонот.

  -- Таких в моей дружине нет! - резко произнес Тройден и первым подошел к черному жрецу.

   Старинным бронзовым ножом Нергес отрезал мясо от мертвого тела и давал по кусочку каждому воину. Маленький кусочек сырого мяса. И глоток теплой крови из столь же древней бронзовой чаши. Но принявший это причастие словно переходил в иной мир: древний мир беспощадных воителей, людей-зверей. Никто не отказался, никто не ушел: нет большего позора для воина, чем признать себя слабым, да еще после поражения. Человечины хватило на всех, а что осталось, доели Бурмила с Шумилой. Окончив обряд, сигонот поднял трезубец и заговорил:

  -- Отныне вы - воины Поклуса. Владыка смерти велит: настигните и поразите росов и их прихвостней в Купальскую ночь у Янтарного Дома. Бейтесь со всеми предателями леса! Если же среди них окажется Венея, верховная жрица Лады - разрушьте Янтарный Дом и возьмите себе в награду его сокровища.

   Потрясенные воины несколько мгновений молчали. Потом все заволновались, зашумели. Превыше всех богов эстии чтили Ладу, и все носили ее знак - белого вепря. Весьма почитали ее и венеды. В Купальскую ночь у Янтарного Дома собирались люди из всех поклонявшихся ей племен, и никакая война не могла тому помешать. В эту ночь не воевали - только плясали у костров, славили богов и любили. Даже безжалостные готы не смели посягнуть на дом Лады, которую они звали Фрейей.

  -- Ты безумен, колдун! - воскликнул Тройден. - Поднять оружие против Матери Мира? Да будет ли после этого солнце светить, а поля - родить? Настанут ли весна и лето? Сможем ли мы сами любить жен и продолжать свой род?

   Голос жреца оставался спокойным и твердым:

  -- Вы идете не в простой набег. Кто может поднять оружие на богиню? Бог или воин богов. Кто разрушил янтарный дворец Юраты-Лады, блудившей с рыбаком? Перкунас. Вам ли бояться Лады, если за вас Перкунас и Поклус, сильнейшие из богов неба и преисподней, боги воинов и чародеев? А за Ладу пусть держатся глупые и трусливые мужики.

  -- И моя богиня будет с вами, - подхватила сестра Медведичей. - Лаума-Яга, сильнейшая в чародействе. А Лада с ее жрицей? Вы же все знаете: Венея - шлюха, каждую святую ночь гуляет с другим князем, и хорошо еще, если с князем, а не с рабом и не с чертом болотным. От кого у нее девчонка? А Венея ее себе в наследницы готовит. И все по обычаю, как Лада-матушка велела... Да кто позвал сюда Ардагаста, если не Венея? Захотелось еще степняка попробовать... Утащи меня Яга в пекло, в болото, если это не так!

   Князья и дружинники довольно ухмылялись, слушая ведьму-сплетницу. А ее уже сменил Нергес.

  -- Были времена, когда боги сражались, - вещал он. - А вместе с ними - люди, величайшие из воинов. Целые страны тогда тонули в море, сгорали в огне. И победили боги-мужчины, воины и чародеи. Так было - и так еще будет! Жрицы Лады вам об этом не расскажут, спросите лучше германских пророчиц...

  -- Верно. У кого учиться воевать и колдовать, как не у немцев? - сказал Прибыхвал.

   Паны одобрительно закивали. Эти гордые воины больше всего стремились сравняться во всем с германцами и перенимали от них что угодно: от рунных мечей до безделья и пьянства в мирное время. Прибыхвал даже дочь свою Дануту отдал в ученицы готской колдунье Эрменгильде.

  -- Немцам боги войны помогают, потому они и побеждают всех, - поддержал мазовшан Самилис.

  -- Нужно будет - готы вместе с нами пойдут на росов. Эрменгильда позовет, - сказала вдруг Лаума.

  -- Эрменгильда - самая сильная ведьма от Карпат до моря. И самая мудрая пророчица. Ни один волхв с ней не сравниться, - поддакнул молчавший до сих пор Черноха.

   Галинды вопросительно глядели на своего князя. А тот чувствовал себя так, словно взбесившийся вдруг конь понес его неведомо куда. Да и конь ли под ним или бес-оборотень? Идти вместе с готами, разбойниками, рыжими псами? Хуже этого могло быть одно - вернуться побежденным, без добычи, без славы. Но вкусившему пищи древних воинов не было пути назад. Только вперед, к великим и страшным делам! Но пусть дорогу эту не указывают тощий колдун и блудливая ведьма... Тройден медленно произнес:

  -- Ты, Нергес, жрец Поклуса, а не Перкунаса. Мы пойдем в Ромове, к священному дубу трех богов. Если Перкунас, Потримпс и Поклус скажут нам идти на Янтарный Дом, мы не отступим.

  -- Перкунас небесный, Потримпс земной и Поклус подземный - по-нашему Перун, Ярила и Ный - суть три лица нашего Триглава. В трех мирах все ему подвластно, а ромовский дуб - подобие Мирового Дуба. Строги к грешникам громовержец и Владыка Мертвых, но добр Триглав-миродержец. Не потребует он от грешного человека непосильного, - наставительно изрек Черноха. Божий князь хорошо знал имена богов, и не назвал подземного владыку ни Чернобогом, ни Чертом, ни Нечистым.

  -- По коням! - зычно крикнул Прибыхвал, и четыре дружины двинулись на север. Над венедами колыхался красный стяг с белым орлом, над бартами - черный с белой секирой, над галиндами - черное знамя со знаками Каваса. Медвежья голова увенчивала зеленый стяг "защитников леса". Молчаливы и угрюмы были воины, словно ехали в само Чернобожье пекло. Вдруг впереди показался ехавший в ту же сторону всадник на черном коне, в черной одежде, с трезубым копьем. "Кавас, Кавас!" - воспрянули духом галинды и барты, а следом и остальные. Говорят, росов ведет Белый Всадник, Ярила. А с нами - Черный Всадник, темный бог войны. У самого Триглава конь черный. Значит, и наш путь свят. Так подбадривали себя воины, а сами мечтали о сокровищах, скрытых в подземельях Янтарного Дома. Мало кто вспомнил, что сарматы перед набегами молятся Черному Всаднику, богу ночных разбоев. И никто, кроме ведьмы и жрецов с их духовным зрением, не увидел, как из темно-зеленых вод озера Снярдвы поднялись три головы черного змея.

   Но даже всевидящие колдуны не заметили молодого волка-переярка, что лежал в лощине, среди густого орешника. Лежал с подветренной стороны, и кони его не чуяли. Волк видел и слышал все, происходившее у озера. А когда войско ушло, вскочил и побежал на северо-запад, за реку Лыну. Здесь начинались земли храбрейшего из словенских племен, что носило три гордых имени: вильцы - "волки", лютичи - "львы", велеты - "великаны".