— Значит, единственный выход — сидеть и ждать?

— Да. Единственный.

— А когда они вытащат меня отсюда, как это поможет вам обнаружить штаб-квартиру?

— Правильно мыслишь. — Анри протянул мне небольшую черную пуговицу. — Пришей на костюм. Это коротковолновый передатчик. Мы будем следить за позывными и не упустим тебя из виду.

Я взял пуговицу. Лесаж спрыгнул со стола.

— Ну, я пошел. Мои ребята сидят в машинах возле комиссариата. Как только сигнал передатчика переместится, они тут же начнут слежку.

Я пожал ему руку.

— Да, Анри… скажи, чтобы меня хоть несколько дней не таскали на допросы. Я должен все хорошенько обдумать.

— Ладно.

Он вышел, и дверь со скрежетом закрылась за ним.

Итак, время я выторговал. Несколько дней меня не будут допрашивать, и я смогу обдумать свой план. Предложение Лесажа не подходило мне никоим образом. Я согласился лишь затем, чтобы выиграть время. Надзор за мной будет ослаблен, чтобы развязать руки похитителям. Я закурил, и вдруг идея, простая и вместе с тем гениальная, озарила мой мозг.

Вот он, выход!

Я снял брюки, набил их простынями и подушкой, вынул ремень, подтащил под лампочку табуретку и привязал ремнем брюки к электрическому проводу. Потом я отошел в сторону и полюбовался своей работой. Очень похоже на висельника, особенно если взглянуть в камеру через дверной глазок. Оттуда будут видны лишь брюки и ботинки, которые я привязал к штанинам шнурками. Конечно, охранник подумает, что я повесился! А что он еще может подумать?

Я с грохотом опрокинул табуретку, чуть качнул чучело и притаился возле двери.

Глазок сразу же открылся. За дверью напряженно молчали. Если охранник сейчас побежит за старшим, мой план провалился! Но нет, послышатся звук поворачиваемого ключа.

Я схватил табуретку и поднял ее над головой. Дверь открылась, охранник просунул в камеру голову, и я обрушил табуретку прямо ему на затылок. Быстро затащив его в камеру, я прикрыл дверь и, сбросив остатки одежды, влез в форму охранника. Его пистолет был наполнен патронами, именно это мне пригодится в первую очередь!

Вскоре охранник лежал на полу, связанный моим ремнем, а я стоял, одетый в его форму. Передатчик, врученный мне Лесажем, я оставил на столе.

Тихо открыв дверь, я скользнул в коридор и отправился туда, где выход из подвала преграждала решетка, рядом с которой стоял полицейский. Некоторое время он внимательно смотрел на меня, и вдруг потянулся к кобуре. Я не дал ему расстегнуть крючок, мой люгер уже смотрел ему в лицо. Убежать или спрятаться было невозможно, и полицейский, оказавшийся умным малым, дрожащими руками открыл решетку. Я шагнул в следующий коридор.

— Повернись, — приказал я.

Он повиновался, но только я поднял руку для удара, как сильнейший удар в пах заставил меня согнуться в три погибели. Полицейский мгновенно обернулся и ударил меня по руке. Люгер выпал из моей руки. В ту же секунду страшный удар в лицо на мгновение лишил меня сознания. Я упал, откатился в сторону, и кажется, сделал это вовремя: каблук полицейского опустился на то место, где только что находилась моя голова.

Я собрал все силы и вскочил на ноги. Добраться до пистолета я не успел, зато смог помешать полицейскому вытащить свой. Я бросался на него то с одной, то с другой стороны, но этот парень отлично прикрывался, и время от времени наносил мне чувствительные удары. Наконец, моему терпению настал предел, и я, подпрыгнув, обрушился на противника всей массой тела. По сравнению со мной этот тип казался просто карликом, и мне удалось подмять его. Прямо передо мной возникла его макушка, и я принялся колотить по ней как можно энергичней, пока он не обмяк.

Тогда я поднялся. Полицейский неподвижно лежал на полу, неловко подвернув под себя правую руку. Усмехнувшись, я пошел к стене, рядом с которой лежал мой люгер, и в этот момент услышал позади себя шум.

Я не успел обернуться: что-то тяжелое рухнуло мне на голову. Я упал на четвереньки, и когда попытался подняться, еще один чудовищный удар погрузил меня в черную пучину беспамятства.

Сознание возвращалось медленно. Я с трудом поднял веки: сквозь блестящие облака пробивался маленький солнечный лучик. Я парил в этом лучике и не боялся, что упаду. Внезапно к горлу подступила тошнота, внутренности скрутило судорогой, но я не мог пошевелиться, казалось, на руки и на ноги мне навесили пудовые гири.

Потом тошнота отступила и пришел миг сказочного блаженства. Мне было так хорошо, что я не пытался открывать глаза. Прошло время, прежде чем я разлепил веки и увидел склонившееся над собой красивое лицо в роговых очках.

— Сейчас он придет в себя.

Я лениво думаю, что речь идет обо мне, но не испытываю никаких чувств.

Наконец, словно по мановению волшебной палочки, сознание проясняется, и я обнаруживаю себя привязанным к столу. Голова моя откинута назад, но едва я пытаюсь опустить подбородок, к горлу вновь подкатывает мучительная тошнота.

Я повел глазами и увидел, что нахожусь в небольшой комнате с белыми стенами. Стол, к которому меня привязали, стоял посередине.

Кроме меня в комнате было еще три человека: красивый тип в роговых очках — вероятно, врач, и еще двое. Один — сухонький старичок с редкими прядями седых волос, венчающих голову, напоминающую сушеную грушу. В его галстуке сверкала большая бриллиантовая булавка. Рядом со старичком, заложив руки за спину, стоял высокий крепкий тип. Его свиноподобная физиономия была серьезна до комичности.

Я пошевелился, стараясь подняться, но из этого ничего не вышло.

— Как вы себя чувствуете, мистер Мейн? — вопрос был задан по-английски, но с немецким акцентом.

Я повернул голову: говорил седой.

— Отвратительно, — констатировал я.

— Мои ребята вынуждены были вкатить ему дозу, — объяснил тип, похожий на свинью.

— Хорошо, — кивнул седой и снова обратился ко мне. — Меня зовут мистер Брюн. Мы вынуждены были похитить вас, чтобы побеседовать.

— Развяжите меня.

— У вас очень крепкие мускулы, боюсь, вы можете доставить нам неприятность.

— Я обещаю быть тихим, как овечка, — устало пообещал я. — Развяжите мне руки.

Брюн сделал жест рукой, и врач развязал меня. Я осторожно слез со стола и потер онемевшие запястья.

Брюн усмехнулся.

— Думаю, нам будет удобней разговаривать в кабинете, мистер Мейн. Но не питайте иллюзий: сбежать вам не удастся. Пошли.

Сопровождаемый всеми тремя, я вышел из комнаты и отправился по коридору, где через каждые десять метров стояло по два громилы с выразительно оттопыривающимися карманами пиджаков.

Добравшись до кабинета Брюна, мы вошли туда вдвоем, оставив провожатых в коридоре.

Кабинет был обставлен довольно скудно: стол и пара кресел. В глубине — несгораемый шкаф.

Я уселся в кресло напротив Брюна и закурил завалявшуюся в кармане сигарету.

— Итак, — начал я, — о чем же будет беседа?

Брюн улыбнулся.

— О ваших друзьях, мистер Мейн. Надеюсь, вы понимаете, с кем вас столкнула судьба?

— Нет, — серьезно ответил я.

— Не может быть! Мне показалось, что месье Лесаж информировал вас достаточно полно.

Выходит, они знали все или почти все.

— Хорошо. Но зачем я вам понадобился?

— Ну что же, думаю, я ничем не рискую, рассказав вам все начистоту. Но я рассчитываю на ответную откровенность.

— У меня нет выбора, — ответил я.

Брюн закурил, глубоко затянулся дымом и продолжал довольно сухим тоном:

— Во время войны вы командовали группой Сопротивления и на вашем счету много удачных дел. Но меня интересует лишь одно, думаю, вы догадываетесь, о чем речь.

— Похоже, об истории с поездом.

Брюн кивнул.

— Приятно иметь дело с догадливым человеком. Итак, вы остановили поезд и выкачали из него национальные сокровища Франции, которые мы собирались увезти в Германию. Пусть так. Но там были еще два металлических ящика. Нам известно, что именно вы взяли их и припрятали до лучших времен., В этих ящиках были бумаги, компрометирующие многих промышленных и финансовых тузов из Франции и других оккупированных стран. Это давало вам гарантированный источник дохода после войны. Вы решили забрать документы, а когда страсти поулягутся, использовать их для шантажа.