— Нет, раз я тебе обещала помощь, то я выполню.

— Мы должны обговорить детали этого дела.

Девушка помолчала и ответила:

— Хорошо. Давай встретимся в кафе, вечером.

— В каком и во сколько?

— Давай на рю Риволи у Лувра, дом 93, кафе Marly Musee, знаешь?

— Да, приблизительно представляю.

— В двадцать часов.

— Договорились! — радостно ответил Одинцов и подождал, когда Симона положит трубку на аппарат.

Они решили — первая «проба» сил произойдет на однодневном соревновании по быстрым шахматам в пригороде Парижа.

Аубервиль. Рапид-турнир, по 30 минут каждому игроку на всю партию. Туда должны приехать около трех сотен участников, среди них пять гроссмейстеров.

Первый приз — две тысячи долларов.

Виктор купил небольшой, но сильный аккумулятор, специальные провода для съема электроэнергии. Д ля ноутбука, на всякий случай, если закончится заряд батареи.

Симона на автосервисе сделала все стекла своей «Ауди» тонированными. Они договорились: их вместе на турнирах никто не должен видеть. Перед отъездом в пригород еще раз проверили всю аппаратуру.

Тройное снятие информации с партии: в очках, ручке и в запонке на галстуке.

Симона Маршалл заметно волновалась.

Виктор заметил это и подбодрил напарницу, обняв ее за плечи:

— Ну, не нервничай! Все будет хорошо. Даже если что-то помешает или связь прервется, я сам доиграю партию со свежими силами.

— А ты не волнуешься? — девушка внимательно посмотрела ему в глаза.

— Есть немного, — признался Одинцов.

На самом деле, он переживал и терзался больше Симоны. Просто профессионально скрывал это под непроницаемой маской лица.

— А я сильно трушу, — прошептала красавица, — никогда раньше не думала, что…

И замялась, подбирая нужные слова, чтобы не обидеть Виктора. Она чувствовала прикосновение его большого тела, и ей было приятно это ощущение.

— Что станешь авантюристкой вроде меня? — улыбнулся мужчина.

— Вроде того, — кивнула Симона.

— Кто не рискует, тот не пьет… нет, скорее — не живет полнокровно, — поправился Одинцов, — ладно, я все беру на себя, этот грех мой!

— Но мы же не долго будем так играть против них? — девушка вопросительно заглянула ему в глаза.

— Нет, конечно! Я возьму свое, несправедливо отобранное в турнирах, и всё!

Но они не знали, что Судьба распорядится иначе…

— С Богом! — прошептал про себя Виктор Одинцов и пригладил свои волосы, закрывающие уши. В наушниках тихо говорила Симона:

— Все в порядке. Я вижу хорошо. Мотор работает, я припарковалась в уютном месте и мою машину не видно среди деревьев.

Виктор нарисовал ручкой на бланке условленный знаю букву «S», что означало: слышу хорошо.

Соперник Одинцова, французский мастер Филипп Трамбле пожал ему руку, внимательно взглянул на доску, и, пробежав по своим белым фигурам тонкими, словно у пианиста, пальцами, сделал первый ход королевской пешкой на два поля вперед.

«Сделал ход с е2 на е4, что-й то мне знакомое, так таю..» — Одинцов вспомнил знаменитую песню Высоцкого и улыбнулся.

Спустя десять секунд Симона прошептала:

— Е7 — Е6.

Французская защита.

Компьютер выбрал именно этот дебют.

Филипп удивленно посмотрел на соперника. Русский обычно избирал сицилианскую защиту, играя первым ходом ц7 — ц5.

Потом быстро двинул ферзевую пешку на два поля вперед.

Симона с Виктором настроили компьютерную программу, определив ей десять минут на всю партию, поэтому она практически молниеносно отвечала на ходы француза.

Тот стал задумываться.

Время, затраченное Виктором на дебютные пятнадцать ходов, едва превышали две минуты.

В миттельшпиле, то есть — в середине игры Филипп Трамбле, нервничая из-за сильного отставания по времени, сделал едва заметную неточность, как черные тут же перехватили инициативу.

Виктор Одинцов, на удивление спокойный, быстро делал ходы, практически не задумываясь.

К сороковому ходу он получил решающее преимущество.

Француз специально залез в сильнейший цейтнот, чтобы заставить понервничать противника в надежде на его грубую ошибку.

Программа СиМа играла безупречно.

Русский неторопливо делал сильные ходы, умудряясь записывать их на бланке партии.

Ввиду неизбежного мата, Филипп Трамбле сдался.

Следующие семь партий проходили в приблизительно таком же ключе. Соперники делали ошибки в самом конце, когда сильно уступали по времени.

Огромная толпа зрителей стояла рядом со столиком лидера, и Одинцов боялся лишь одного: как бы кто со сверхчувствительным слухом не расслышал тихий голос Симоны у него в ушах.

Восемь из восьми!

На очко отставал гроссмейстер из Германии, опытный турнирный боец. И в последнем туре они встречались между собой.

В перерыве, когда судьи определяли пары игроков, Виктор задумчиво прогуливался в фойе, что-то бормоча себе под нос.

Ни у кого это не вызвало подозрения: шахматисты нередко в перерывах разговаривают сами с собой, то настраиваясь на следующий бой, то анализируя законченную партию.

— Симона… ты умница… так быстро все делаешь, я даже удивляюсь. Мы уже делим минимум первое место, даже если я проиграю…

Виктор Одинцов под молчаливыми, недоброжелательными взглядами зрителей уверенно вел последнюю партию.

Гроссмейстеру надо было побеждать, если он хотел получить первый приз.

Но он решил не рисковать, хитро построив дебютную стратегию в расчете на позиционную ошибку молодого противника.

И в этот важный момент Одинцов осознал, что ход, переданный ему в наушники, дает возможность немцу жертвой пешки зажать его в тиски.

Он медленно снял очки и поднес руки к галстуку (условный знак!).

На экране ноутбука в машине девушки позиция исчезла из виду.

Это означало, что Виктор сделает свой ход, и Симона должна вернуть программу на одно продолжение назад.

Одинцов, подумав 5 минут, избрал верное продолжение.

Он прошел мимо ловушки немца, по самому краешку пропасти. Гроссмейстер покачал головой, нервно взглянул на свой циферблат.

У него оставалось 4 минуты на всё.

И опытный турнирный волк не выдержал.

— Remis? Ничья?

Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Виктор протянул руку в знак согласия.

Он выиграл турнир.

Они сидели в ресторане и весело смеялись.

Нервное напряжение спало, и теперь всё казалось не таким уж страшным и неосуществимым.

— А как тебе главный судья вручал конверт с чеком! С какой физиономией! Словно он из родного кармана деньги выудил! — смеялась Симона.

— Да ладно тебе, неужели было так хорошо видно?

— Конечно! Ты же забыл выключить камеру на галстуке. И я специально наблюдала за реакцией французов! — девушка чуть перевела дух и снова залилась смехом. — А какие лица были у твоих соперников, когда ты так быстро делал сильные ходы! Они вздрагивали и подпрыгивали на стульях!

— Я, если честно, очень волновался, — признался Одинцов.

— Конечно! У меня картинка иногда летала на мониторе, словно ты в штормовом море на лодке плывешь. Поспокойнее надо, мы же знаем, как сильно играет программа…

— Нет, пока не знаем, — вдруг задумчиво произнес Виктор, — все познается в сравнении. Вот если бы испытать ее на большом турнире, с нормальным контролем времени и на очень сильных гроссмейстерах.

— А что? Попробуем! — азартно проговорила Симона.

Щеки девушки раскраснелись от выпитого вина, темные вишни ее глаз поблескивали в свете свечи, стоявшей на столике между ними.

— Как ты себя чувствовала в автомобиле? За окном прохладно было! — спросил Виктор.

— Да нормально! Включила кондишен на 20 градусов, мотор работал, теплый воздух перевела на обогрев ног. Скажи, когда будет следующее соревнование, интересное по составу и призам?