Жорж Гиршманн уважительно тряс руку Виктора Одинцова.

— Я рад, что Вы, маэстро, приняли именно наше предложение! — воскликнул он.

— Я не мог иначе, и все благодаря вашим друзьям, — улыбнулся Одинцов. А в мыслях его все чаще мелькало: «Ну, когда же? Когда? Я должен уже зарабатывать здесь! Как стыдно быть на содержании, даже у друзей…» Жорж, Иоланта, Симона и Василий Петрович сидели за большим круглым столом в саду дома Гиршманнов, что находился в 30 километрах за городом. Они подробно отвечали на вопросы Виктора, касающееся различных нюансов его дальнейшего пребывания во Франции.

Для начала необходимо было получить годовую визу в консульстве, что находилось рядом с метро «Октябрьская» в Москве.

Жорж отпечатал на принтере официальное приглашение клуба, а также вручил Виктору специальную лицензионную карточку, дающую право играть в официальных соревнованиях.

— Теперь осталось только одно! — весело воскликнул Жорж.

— Что именно? — повернулся к нему Одинцов.

— Открыть Вам счет в банке. И, надеюсь, он будет пополняться каждый месяц! — улыбнулся президент клуба. — А жить Вы, Виктор, будете, думаю у нас в доме?

— Удобно ли это?

— Без проблем! Комнат много и Вы не стесните нас!

На следующий день Виктор вертел в руках синюю пластиковую карточку банка «Crédit Lyonnais».

Как будто в волшебном сне, не веря своим глазам.

Жорж положил на счет нового игрока его команды небольшую сумму, которая требовалась для открытия счета.

— Так. Все это замечательно, — вслух проговорил Одинцов, — но как мне заработать на дорогу домой?

Тоска по Наташе, Лизе, родным, друзьям с Таганки с каждым часом становилась все сильнее.

Внезапно в голову пришла идея.

Виктор позвонил Василию Петровичу.

— Можно я заберу всё то, что привез с собой?

— Конечно. Ты увезешь это обратно в Москву?

— Нет, я хочу попробовать продать эти вещи в шахматном клубе местным игрокам.

В багаже Виктора, который он оставил на rue Richer, были изумительной красоты шахматы, ручной работы (давний подарок отца), интересные книги, которые весьма ценились среди знатоков.

Одинцов видел, как нередко во время соревнований некоторые участники продают на отдельно стоящих столах шахматную литературу.

— Хорошо, приезжай, я дома.

Виктора любезно приветствовала хозяйка шахматного клуба «Каисса» мадам Шодэ. Несмотря на огорчение в связи с отказом русского игрока выступать за ее команду, пожилая женщина ни единым жестом не выказала свои эмоции.

Василий Петрович на французском попросил хозяйку клуба разрешить Одинцову выставить на продажу принадлежащие ему книги и комплект шахмат.

— Конечно, без проблем! — улыбнулась мадам. — Как раз через полчаса начнет собираться народ на воскресный блиц-турнир.

Спустя час Виктор уже вовсю сражался в пятиминутках с парижскими игроками. Трехмесячное пребывание в стенах Seine Saint-Déni сказывалось. Одинцов нервничал, допускал ошибки и никак не мог выйти в лидеры. Долгое время на первом месте шел югослав Ловачевич, заядлый «блицер».

У него была «набита рука», то есть практически ежедневно, по несколько часов подряд он просиживал в этом клубе, обыгрывая одного любителя за другим.

Шахматисты подходили к столику с выставленными книгами и комплектом, с интересом листали страницы, но пока ничего не покупали. Одинцов мрачнел.

Он не хотел просить денег ни у Василия Петровича, ни у Жоржа, ни, тем более, — у Симоны.

Русский эмигрант, побыв в клубе пару часов, не спеша побрел домой.

— Заходи после окончания! — пригласил он Виктора к себе.

— Спасибо! — Одинцов благодарно улыбнулся старику.

Когда блицтурнир подходил к концу, Виктор обратил внимание на невысокого смуглого человечка, с интересом вертевшегося около столика с книгами. Тот о чем-то поговорил с мадам Шодэ, и хозяйка указала ему на Одинцова.

— Вы продаете? — на ломаном английском спросил человечек.

— Да.

— Сколько Вы хотите за всё? — человечек обвел глазами пространство стола.

Он был одет в дорогой костюм синеватого цвета, на пальцах рук блестели золотые перстни.

Одинцов задумался.

Потом, в уме посчитав примерную сумму, ответил:

— Две с половиной тысячи франков.

— Non, non! — замахал руками смуглолицый. — Слишком высокий прайс! Виктор пожал плечами и пошел, было к своему столику.

Человечек догнал русского игрока и нежно взял его под локоть.

— Я Вам давать одну тысячу кэш, согласны?

Виктор покачал головой и сел за очередной блиц поединок.

Краем глаза он видел, как смуглолицый чуть ли не обнюхивает каждую резную фигурку из комплекта раритетных шахмат.

— Одинцов — Бурей! — громко провозгласила мадам Шодэ, зачитывая пары последнего тура.

«Да, это он!»

Виктор с удивлением рассматривал бывшего чемпиона Москвы. Тот уже давно мотался по разным странам в поисках лучшей доли. Покинув СССР в начале восьмидесятых, Яша (так его звали все шахматисты) побывал и в Израиле, и в США, и еще Бог знает где.

Но осел, в конце концов, в Париже.

«Как он изменился! Я помню его фото в наших журналах и газетах. Черноволосый мужчина, уверенный взгляд, всегда очень хорошо одетый. А что теперь?»

Виктор перевел взгляд на Яшину одежду.

Потрепанный пиджак. Черные, засаленные брюки. Стоптанная обувь. Весь какой-то дерганный, нервный, с лихорадочно бегающими глазами. «Да… вот так частенько заканчивают шахматные профи… Даже первый чемпион мира Вильгельм Стейниц умер в полной нищете. Есть над чем задуматься».

Игра была острой.

Бурей «подкручивал», пожертвовав одну за другой три пешки. Одинцов хладнокровно защищался. Партия переходила в эндшпиль с перевесом Одинцова. Он, гася инициативу противника, отдал назад две пешки и избежал угроз королю.

Бурей вспотел и с каждым ходом все быстрее ударял по кнопке шахматных часов.

Он проигрывал.

В решающий момент, когда Виктор уже хотел, было заматовать короля соперника, над его ухом раздался знакомый голос:

— Temps!

— Oui! — по-французски воскликнул Бурей, указывая пальцем на циферблат Виктора. Красный флажок белых безжизненно повис острием вниз. И в эту секунду рухнул также флаг черных.

— У Вас раньше, — развел руками Яша, — я выиграл.

Виктор поднял голову. Около его столика, довольно ухмыляясь, стоял Моллимард.

— Опять ты… — глухо проговорил Одинцов.

Француз, памятуя об инциденте трехмесячной давности, отошел прочь.

Он что-то стал рассказывать сгрудившимся около него парижанам, изредка кивая в сторону русского шахматиста.

На Одинцова налетел смугленький человечек.

— О’ кей! — воскликнул он. — Две тысячи франков, но у меня нет кэша!

Он похлопал себя по карманам и вытащил чековую книжку:

— Чек! О’ кей?

Виктор кивнул. Открытый счет в Лионском банке давал ему возможность обналичивать выписанные в чеках суммы.

Человечек заполнил бумажку, оторвал ее от книжки и, улыбаясь, вручил ее Одинцову.

Тот повертел чек в руках.

«Все правильно. Сумма две тысячи франков, печать банка, подпись клиента».

Он сгреб все свои шахматные книги, комплект фигур с красивой доской, уложил в большой матерчатый мешок и вручил покупателю.

Блицтурнир закончился.

Получив из рук мадам Шодэ символический второй приз в размере трехсот франков, Виктор, весьма довольный прошедшим днем, уже собирался покинуть гостеприимный клуб, как его окликнул Яша Бурей.

— Да? — отозвался москвич.

— Ты продал книги и комплект арабу.

— И что? — удивленно спросил Виктор.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать.

— Почему?

— Ты, я вижу, недавно во Франции.

— Да.

— Поэтому не знаешь, что с арабами лучше не иметь никаких дел.

— Серьёзно?

— Более чем. Проверено на личном опыте. Но у тебя, быть может — все обойдется. Выглядел этот араб весьма респектабельно…