Бердон выложил на его кровать бледно-голубую тунику и ярко-зеленые штаны. Флетчер побелел от сочетания цветов, но проглотил свои комментарии, когда увидел выразительный взгляд Бердона. В день торговли цвета не будут выделяться. Торговцы были хорошо известны своими цветастыми нарядами.

— Я дам тебе одеться, — ухмыльнулся Бердон, выходя из комнаты.

Флетчер знал, что поддразнивания были для Бердона способом проявления любви, так что он не обиделся. Флетчер никогда не был любителем поговорить, предпочитая одиночество. Бердон всегда уважал его личное пространство, даже когда он только учился разговаривать. Между ними были странные отношения — грубоватый, добродушный холостяк и его замкнутый подмастерье — тем не менее, они каким-то образом поладили. Флетчер всегда будет благодарен Бердону за то, что тот приютил его, когда никто другой не захотел.

Его оставили ни с чем, даже без корзинки или пеленок. Только голый малыш в снегу, кричащий во всю силу легких, с наружной стороны ворот. Высокомерные богачи не взяли бы его, а бедняки не могли себе этого позволить. Это была самая суровая зима, которую когда-либо переживал Пэлт, еды было недостаточно. В конце концов, Бердон предложил оставить его у себя, раз уж он был тем, кто первым нашел ребенка. Он не был состоятелен, но у него не было ртов, которые надо было бы кормить, и его работа не зависела от времени года, так что во многих отношениях он был идеален.

Флетчер затаил глубоко внутри ненависть к своей матери, даже не имея понятия о том, кто она. Что за человек оставит свое беззащитное дитя умирать в снегу? Он всегда задавался вопросом, была ли она девушкой из Пэлта, которая не могла или не хотела вырастить его сама. Он часто заглядывал в лица женщин вокруг него, сопоставляя их черты со своими. Он не понимал, почему его это беспокоило. Никто из них не был похож на него.

Прилавок Флетчера, нагруженный сияющими мечами и кинжалами, был уже открыт возле главной дороги, ведущей от ворот вглубь города. И не только его. Вдоль дороги было установлено множество лавок, ломившихся от мяса и шкур. Другие товары также были выставлены на обозрение, мебель, вырезанная из высоких сосен, растущих в Горах Медвежьего Клыка, и серебряные горные цветы в горшках для садов богатых городских домохозяек.

Пэлт также славился кожаными изделиями, их куртки и жакеты ценились выше других за качественную выделку и крой. В этот день Флетчер приглядел одну куртку. Он за год продал большинство добытых шкур другим охотникам и сумел накопить около трехсот шиллингов на эту покупку. Он видел ее в лавке дальше по дороге, хотя Жанет — торговка, которая потратила несколько недель на ее изготовление — сказала ему, что он сможет купить ее за триста шиллингов, только если никто другой не предложит больше до конца дня.

Куртка была великолепна. Изнутри она была выделана пушистым мехом горного кролика, мягким и серым, с вкраплениями светло-коричневого. Сама кожа была насыщенного цвета красного дерева, прочная и гладкая. Она была водоотталкивающей, и ее будет нелегко испачкать или порвать, когда он будет преследовать свою добычу, продираясь через лесные кусты. Застежками служили простые деревянные пуговицы, и еще имелся глубокий остроконечный капюшон. Флетчер уже представлял себя в тепле, несмотря на дождь, пригнувшегося и спрятавшегося с луком наизготовку.

Бердон расположился позади него, рядом с наковальней и грудой подков. Хотя его оружие и доспехи были высокого качества, он придерживался мнения, что можно выручить изрядное количество денег, подковывая вьючных лошадей торговцев, чей долгий путь к отдаленным деревням вдоль Гор Медвежьего Клыка только начинался.

Когда торговцы проезжали мимо в прошлом году, Флетчер был занят весь день, затачивая их мечи даже после закрытия лавки. Это был хороший год для продажи оружия. Гоминиумская Империя объявила войну на новых фронтах северной стороны Гор Медвежьего Клыка. Эльфийские кланы отказались платить ежегодный налог — деньги, которые Гоминиумская Империя требовала в обмен на защиту от племен орков из южных дебрей с другой стороны Гоминиума. Империя объявила войну, чтобы получить то, что им принадлежало, и торговцы страшились эльфийских налетчиков. В итоге это превратилось в противостояние принципов с несколькими стычками, не более, и закончилось джентльменским соглашением о перемирии. В одном оба народа были согласны безоговорочно: это орки были их настоящими врагами.

— В этом году у меня будет время передохнуть? — спросил Флетчер.

— Думаю да. Оружие на данный момент особо не заказывают. Армия Медвежьего Клыка может быть и состоит из стариков и калек, но торговцы уверены, что наличие войск убедит разбойников не бродить вокруг и не грабить их караваны. Хуже всего то, что они скорее всего правы. От них нам пользы не будет. Но, по крайней мере мы знаем, что армии все еще требуются мои услуги, после твоего визита на передовую линию в прошлом месяце.

Флетчер содрогнулся при воспоминаниях о его походе через горы к ближайшей крепости. Передовая линия была мрачным местом, полным мужчин с пустыми глазами, которые только и ждали окончания своего военного контракта. На сражения с эльфами отправляли тех, кого не жаловали в армии, это была своего рода свалка для тех, кто не мог больше сражаться.

Отпевание. Вот как солдаты называли это. Кто-то считал это благословением, находиться далеко от ужасов войны в джунглях. Люди тысячами гибли в сражениях с орками, их головы забирали в качестве трофеев и насаживали на копья на границах джунглей. Орки были дикой, неразумной расой, темными беспощадными тварями с садистскими намерениями.

Однако на эльфийской границе были другие разновидности кошмара. Неуклонная деградация. Медленное истощение от скудного рациона. Бесконечная муштра от уставших сержантов, которые не знали, чем еще заняться. Упавшие духом генералы, которые сидели в теплых кабинетах, пока бойцы ежились на своих койках.

Начальник штаба не хотел ничего покупать, но его часть нужно было обеспечивать, а снабжение через Медвежий Клык давно сократилось донельзя, в тот момент, когда нужды армии орочьего фронта возросли. Связка мечей, которую Флетчер нес на спине тем утром, была продана гораздо дороже, чем она того стоила, оставив его с тяжелой, но все же более легкой, чем ранее, ношей в виде сумки серебряных шиллингов. Если бы он принес мушкеты, ему бы заплатили полновесными золотыми. Бердон надеялся, что торговцы обменяют огнестрельное оружие на мечи. В этом случае он сможет дорого продать мушкеты главе штаба в следующем сезоне.

Когда той ночью Флетчер лежал на снятой на ночь койке в бараках в ожидании утра, чтобы вернуться в Пэлт при свете дня, он решил, что если когда-нибудь пойдет в армию, то никогда не закончит в таком месте, как это.

— Эй, парень. Отодвинь лавку от ворот. Ты загораживаешь проход торговцам, — властный голос прервал его мысли.

Это был отец Дидрика, Каспар, высокий, стройный мужчина, одетый в добротный вельветовый костюм, сшитый вручную из фиолетовой ткани и изысканно расшитый золотом. Он смотрел на Флетчера так, как будто само его существование оскорбляло его. Дидрик стоял позади него с широкой ухмылкой на лице, его светлые волосы уложены воском и разделены напробор.Флетчер бросил взгляд на другую лавку, которая была значительно ближе к дороге, чем его.

— Я не буду повторять дважды. Пошевеливайся, или я позову стражу, — рявкнулКаспар. Флетчер глянул на Бердона, который ответил ему пожатием широких плеч и кивком. В целом, это ничего не изменит. Если кому-то понадобится оружие, он их найдет.

Дидрик подмигнул и сделал руками движение, означающее «Кыш!». Флетчер покраснел, но сделал так, как Каспар приказал. Время Дидрика еще придет, но его отец был невероятно влиятельной персоной. Он был ростовщиком, и почти вся деревня была у него в кармане. Когда ребенок нуждался в городском лечении, Каспар был тут как тут. Когда сезон охоты был неудачным, Каспар был уже здесь. Когда огонь разрушал дом, Каспар был наготове. Как мог деревенский житель, который едва ли мог вписать свое имя в договор займа, понять механизм сложного процента или трудные числа, написанные в договоре? В конце концов, они все обнаруживали, что цена их спасения намного выше, чем они могли заплатить. Флетчер ненавидел, что Каспара почитали многие в деревне, хотя он был не более чем мошенником.