— Что вы, что вы, дедушка! — возразил Максим Петрович. Он одернул гимнастерку, с улыбкой посмотрел на свои разутые ноги и быстро поднялся: — Становись! Смирно!

Мы, переглядываясь, выполнили приказ.

— За находчивость участнику похода Игорю Русанову выношу благодарность! Его водяные лыжи взять на вооружение экспедиции.

Все это Максим Петрович выговорил громко и отчетливо. Лицо его было серьезно, а глаза улыбались.

— Ура-а! — прокатилось над отмелью.

Бадма оживился и с интересом посматривал на Игоря.

— Смелый, однако, ты парень… Степан хвалить будет.

— Какой Степан? Вы знаете Зотова? — вырвалось у Тони.

— Конечно. На одной улице с ним…

— Ой, дедушка! — захлебнулась от радости Тоня. — Что же вы молчали!

— Я не молчал. Я не говорил. Ты, девка, не так вопрос задавал. Степан Зотов колхозник, рыбу ловит.

— Так это сейчас, а раньше был партизан.

— Эт, девка, ты у него сама спрашивай, — сердито запыхтел трубкой Бадма.

— Скажи, какой ядовитый старикан! — заметил Вовка.

— Бадма может действительно не знать, — возразил Максим Петрович, — был или нет его знакомый партизаном. Ведь Зотовых на побережье может быть не один десяток. И Степаны среди них могут быть.

— Но это же Удыль? — протянула Тоня руку к крышам избушек, чуть видневшихся из-за горы.

— Удыль, — подтвердил Бадма.

— Вот мы и пойдем туда, найдем Зотова и все узнаем.

— Э, нет! Степан рыбу не ловит. Степан нога лечит, — скороговоркой пояснил бурят.

— В больнице?

— Больницы нету. Строить нада. В тайге лечит нога.

— Да чего он нас путает? — всполошился Вовка. — Какое в тайге леченье?

— Ключи… Горячий ключи, — стал пояснять Бадма. — Шибко хороший вода! Далеко ходить нада в тайгу.

— Проводника не найдется? — осведомился у бурята Максим Петрович.

— Весь колхоз омуль ловит. Одни ребята да старики дома.

— Ну, тогда покажите хоть, какой дорогой лучше идти, — сказал учитель. — Давайте, ребята, собираться.

Бадма покормил нас ухой. Потом помог подтянуть к сетям моторку и молча побрел по песку. Вскинув на плечи мешки и ружья, мы двинулись за ним.

Позади нас синел Байкал, впереди расстилался широкий луг. Солнце, выйдя из-за гор, разбросало лучи по зеленой траве.

За лугом начинался березняк. А вдали, в синеве тумана, высились горы с ярко-белыми снеговыми вершинами. Туда и показал рукой старик.

— Смотри, самый высокий гора. Пойдешь к нему, бежит много-много ручей…

— Горячих? — спросила Тоня.

Бадма отрицательно качнул головой.

— Холодных… Такой, как Байкал. Найдешь один ручей, самый большой. На кедрах метка есть. Иди в гору, все иди, иди. Потом повернешь — вниз иди, в долину, там горячий ключи. Степана найдешь — от Бадмы гостинец передай. — И старик сунул в Тонин мешок узелок с солеными омулями.

К подножию «высокой горы» подошли на третьи сутки. Ручьев здесь текло действительно много, но какой из них вел к вершине? Не нашли мы и меток на кедрах, о которых говорил Бадма.

— Выходит, что мы вышли не точно к указанному месту… — задумчиво произнес Максим Петрович.

Развели на пригорке дымокур. Сварили обед из подстреленной тетерки. Передохнули.

— Я предлагаю, — сказала Тоня, — добраться до вершины горы…

— А дальше что? — Вовка, переобувавший ботинок на стертой ноге, сердито посмотрел на поцарапанные пальцы Тони, на её обожженное солнцем лицо.

— Залезем на высокую сосну и с нее все увидим.

— Что ж, — сказал Максим Петрович, — предложение дельное. Идем к вершине!

Недалеко от пригорка, в овраге, журчал ручей. Максим Петрович спустился к нему, осмотрелся:

— Собирайтесь! Пойдем вдоль ручья, — сказал он и поглядел на небо. — А ведь гроза собирается. Давайте солдатским шагом!

Дорога все время шла на подъем. Каменистое дно овражка прикрывал серый полумрак. На нашем пути то и дело попадались трухлявые валежины, обросшие мхом камни, вывороченные пни. Солнце уже садилось, мрак над тайгой сгущался, а сколько еще оставалось идти, никто не знал…

Вдруг где-то вдали прокатился гром. Раскаты его стали повторяться все чаще и сильнее. По темнеющему небу заметались зигзаги молний. Дышать становилось тяжелее. Быстро надвигалась гроза.

Максим Петрович распорядился ставить палатку. Но как только мы сбросили с плеч свои мешки, впереди нас пролетела ослепительно яркая стрела. Оглушительный треск, и через минуту пламя пожара озарило тайгу. Огонь с гуденьем перескакивал от дерева к дереву, едкий дым застилал все вокруг. Схватив кто что мог из вещей, мы побежали, а вдогонку нам с треском летели пылающие головни.

Хлынувший ливень остановил пожар. При свете электрических фонарей мы натянули палатку и, мокрые, усталые, укрылись под ней.

Гроза не утихала. Деревья словно сорвались с места и метались по лесу. С шумом проносились потоки воды по оврагам. Кое-как мы устроились и заснули.

Меня разбудили какие-то странные звуки за палаткой. В ночной тишине отчетливо раздавалось рычание и шум, похожий на борьбу. Я нащупал ружье, включил фонарик… Что такое? Тони, которая спала в противоположном углу, не было. Я разбудил Максима Петровича, мы выбежали из палатки. За нами — Игорь и Вовка.

Затемняя свет луны, клубясь и обгоняя друг друга, по небу плыли обрывки грозовых туч. Сомкнувшись темной стеной, высились деревья. Пахло лесной гнилью.

— Тоня! — позвал я.

В ответ донесся волчий вой. Максим Петрович дал залп из обоих стволов.

— Тоня! То-ня-а! — кричали мы.

Засветив фонарик, Вовка направился в чащу, но, пройдя несколько шагов, отпрянул назад. Посредине небольшого замшелого болотца валялись какие-то клочья.

— Мешковина… — определил Вовка. — Кто-то разодрал наш мешок с продуктами.

— Как же он попал сюда? — вглядываясь в темноту, спросил Максим Петрович.

— Его, наверно, обронили во время бегства при пожаре, — заговорил Игорь. — Тоня меня все время спрашивала про какой-то мешок.

Держась недалеко друг от друга, мы двинулись по чаще…

Необычно, оказывается, в тайге ночью. Простая и понятная днем, в темноте она словно преображается, становясь таинственной и страшной. Вот на моем пути встретилась лесина, поваленная ветром. Причудливо, точно щупальцы осьминога, торчат вывернутые из земли корни. Я перелезаю прямо через ствол дерева и чувствую, что сзади кто-то держит меня за ремень ружья. Осторожно направляю свет фонарика. Сук! Иду дальше. Направляю сноп света вверх, и ветви, обычные ветви сосны, днем такие прозрачные на фоне голубого неба, кажутся сейчас массивными, точно вылитыми из чугуна. Направляю фонарик меж стволов и слышу громкую возню. Оказывается, это пролетела разбуженная светом птица. Вон невдалеке затаилось чье-то вытянувшееся темное тело. Может быть, рысь, а может, просто кусок обомшелой валежины… Где же Тоня?

Справа и слева от меня хрустят ветки, мечутся светлые тени по стволам. Это идут Вовка и Игорь. Чуть дальше — Максим Петрович… Как бы не потерять то место, где стоит палатка!

Игорь предлагает развести костер и кричать по очереди, насколько хватит голосу. Возвращаемся к палатке и кричим, кричим до хрипоты. Но никто не откликается. Нету нашей Тони. Где она? Что с ней?

Наступило утро. Я залез на дерево, осмотрелся. Вдали, озаренные ранним солнцем, блестели вершины снеговых гор. Внизу, под нами, точно на дне огромной чаши, темнела непроходимая тайга. Местами над лесом стлался туман. И в этой чащобе над небольшой ложбинкой поднимался едва заметный столб пара. Горячий ключ! Нам туда… Но как же без Тони? И мы опять отправились на поиски.

Воткнув у потухшего костра ветку с привязанной к ней запиской, мы пошли вниз по ручью. Солнце взошло над лесом и стало пригревать. Все громче становилось пение птиц. На песчаных отмелях ручья были ясно видны следы зверей.