— Вот бы и мне такой? — сказал я.
— Давно приготовлено, — ответил Андрей. — У Гаврика под черепицей. Там и для тебя и для Васьки есть. Мы в первую же ночь после вашего ареста из Васькиного сарая все винтовки унесли и по разным местам рассовали. Работы было? Теперь если одну найдут, так, по крайней мере, другие останутся.
— Дай-ка поглядеть, — попросил я. Я повертел обрез в руках. Посмотрел в дуло. — Обрез ничего. Только мушка маловата — как горошина.
— А мороки-то сколько с этой горошиной было! — сказал Андрей. — Сперва пилили, потом обтачивали, потом паяли, а она все набок сползает. Два дня мучились, пока ко всем обрезам мушки припаяли. Теперь зато пристрелку можно устроить.
— Пристрелку? Вот это здорово! Только где же это мы пристреляем их?
— В балках. Оттуда ничего слышно не будет. А пойдем мы туда по двое, по трое, будто так, на прогулку вышли. Время теперь весеннее, никто ничего и не подумает на нас. А винтовочки у нас такие, что и в голенище носить можно.
Андрей перевернул свой обрез стволом вниз и сунул в сапог. Голенище так и оттопырилось с одной стороны.
— Нет, уж лучше под штанами носить, — сказал я, — а то ноги получаются разные.
— Ладно, — сказал Андрей и опять запрятал свой обрез под крышу.
Глава XXIV
ПРИСТРЕЛКА
В тот день, когда я был у Андрея, отец не вернулся с работы. Вечером мать побежала к Илье Федоровичу спросить про отца, но Ильи Федоровича тоже не оказалось дома. Тогда она совсем забеспокоилась.
— Вот, — сказала она, — верно, опять в депо случилось что-то. Пойдем, Гришка, узнаем.
Мы побежали на станцию в мастерские. Ворота были наглухо заперты.
— Ну, где же теперь искать будем? — спросил я у матери.
Она ничего не ответила. Постояли мы с ней у ворот и молча пошли домой.
«Вот тебе и пристрелка, — думал я по дороге. — Если отца и Илью Федоровича арестовали, значит, по всему поселку с обысками пойдут. Никуда и не выберемся».
Дома мать накрыла на стол, и мы вдвоем сели ужинать. Только еда не лезла нам в рот. На столе так и остался недопитый чай и нетронутые кукурузные лепешки.
Я улегся на полу возле окна, а мать задула лампу, но так и осталась сидеть в темноте у стола.
Под утро кто-то постучал в окно.
«Обыск», — подумал я спросонья.
Нет, это вернулся отец.
— Где пропадаешь? — спросила мать, открывая дверь.
— Не шуми, может, кто следом идет, — сказал отец, прикрывая дверь. Потом еле слышно зашептал: — У Рулева на выгоне собрание было. Все деповские. Я было уходить собрался — нельзя, говорят, дела серьезные, вроде как мобилизация.
Отец вздохнул и, не раздеваясь, сел есть.
Мать подогрела чай и поставила на стол миску с вчерашними лепешками.
Отец медленно отламывал кусок за куском, тянул из блюдца чай и, как бы про себя, бормотал:
— Скорей бы кончилось все. А то совсем пропадешь. Тот говорит: не чини, а этот говорит: чини. И против своих не пойдешь, и пулю в лоб заработать неохота.
В это время протяжно завыл деповский гудок. Отцу пора было опять на работу.
Когда солнце показалось уже во весь рост, мы собрались у Гаврика во дворе.
Андрей скомандовал:
— Ремни под рубахи! Карабины в штаны!
Мы разом скинули с себя рубахи, перекинули через плечо ремни, а самые обрезы засунули в штаны. Потом опять накинули рубахи.
— Патроны в карманы!
Мы набили карманы патронами. Острые пули кололи нам ноги, но мы не обращали на это внимания.
— Через степь к Зеленой балке! — скомандовал он.
Командиром первой четверки был сам Андрей, второй — Гаврик, а третьей — Семен. Третья четверка была у нас особенная — из трех человек.
Пока дорога шла через поселок, мы нарочно валяли дурака. То камни швыряли, то гонялись друг за другом. А как вышли в степь, построились по два и военным шагом дошли до самой балки.
— Снять карабины! Приготовить патроны! — опять скомандовал Андрей.
Мы вытянули из-под штанов обрезы и выгрузили из карманов патроны. У всех был серьезный боевой вид. Только Ванька Махневич вдруг встал на голову и заболтал в воздухе ногами. Обрадовался, что на зеленую травку попал.
— Ну, ты, очумелый, брось выламываться, — сказал Андрей. — Нашел время цирк разводить. Мишень-то захватил?
— У меня мишень, — сказал Гаврик и показал дощечку с наклеенным бумажным кружком.
— Так, — сказал Андрей, — теперь отсчитаем двадцать шагов и поставим мишень. А ну-ка, Гаврик, считай!
— Слушаю! — крикнул Гаврик и, подумав, добавил: — Товарищ командир.
Пока Гаврик пристраивал мишень, мы уселись на траву. Кругом нас в зеленой балке стлалась пырей-трава, а из самой низины, где блестело порыжевшее болото, торчал камыш. Ветер колыхал камышовые стебли. Они цеплялись друг за друга и чуть слышно скрипели.
— Ребята, давайте в кобылку играть! — крикнул Ванька Махневич.
— Крой!
Володька Гарбузов выбежал вперед и наклонил голову. Ванька Махневич разбежался, перескочил через него и сам стал, упершись руками в колени. Через Ваньку прыгнул Мишка, через Мишку Пашка Бочкарев, потом Иван Васильевич, потом Васька. Да так разошлись, что и не услышали команды Андрея:
— Становись!
— Эй вы, прыгуны голопузые, становись же! — заорал Сенька.
— Товарищи, — сказал Андрей, когда мы наконец выстроились, — стрелять будем на расстоянии двадцати шагов, гремя патронами. Предупреждаю кто не стрелял раньше или по разным каким причинам боится стрелять, пусть сам скажет по-честному. Ну кто?… Выходи…
Никто, конечно, не вышел.
Андрей обратился к Семену:
— Ну, Сенька, ты у нас фронтовик. Покажи нам первый свою стрельбу.
Семен молча лег на живот впереди шеренги и начал целиться. Целился, целился, минут десять целился.
— А еще на фронте был… — не выдержал Мишка. — Пока ты собираешься выстрелить, тебя самого ухлопают.
— Отстань, сам знаю! — огрызнулся Семен и стал целиться снова.
Мы ждали-ждали выстрела, а потом и ждать перестали — надоело. Вдруг что-то резко хлопнуло, будто у самого уха стегнул арапник. Сенька выстрелил.
Мы кинулись к мишени. Андрей нагнулся и стал искать пробоину.
— Промазал, — сказал он.
— Нет, не промазал, — заспорил Сенька, — гляди, пуля у доски край поцарапала.
— Мало ли царапин на доске! — сказал Иван Васильевич. — И с этой стороны царапина и с той тоже…
— Да ты что понимаешь? — перебил его Сенька. — След от пули сразу отличить можно. Видишь выемку?
— Бросьте спорить, ребята, — сказал Андрей. — Если в круг не попал, значит, не считается. Стреляй, Сенька, остальные. Да не целься долго, а то обязательно промахнешься, — глаз устанет.
Сенька лег, вытянул руку с обрезом вперед и замер.
Раз, два! — грянули один за другим выстрелы.
— Ну, и здорово же отдает, так и бросает назад, — сказал Сенька, потирая плечо.
Мы опять побежали к мишени.
— Есть, — сказал Андрей.
На бумаге в кругу были две пробоины. Края их торчали наружу, будто мишень пробили с другой стороны.
Сенька улыбался. Ребята один за другим наклонялись к мишени и разглядывали пробоины.
— Сразу видать, на фронте побывал, — сказал Гаврик.
— Да что там на фронте! — отозвался Ванька Махневич. — Два раза подряд попасть — штука нехитрая. Это все равно что один раз.
— А ты попробуй хоть один раз попасть, — сказал Сенька.
— Я и все три попаду. Мы на охоту ходили, так семь штук горлинок домой принесли.
— Ну ладно хвастать, — сказал Андрей. — Иди ложись.
Ванька долго ждать себя не заставил. Прилег и — трах! — выстрелил.
Посмотрели — мимо.
Ванька опять — трах, трах! — еще два выстрела. Нам не пришлось и к мишени бежать. Одна пуля в двух шагах землю ковырнула, — так и брызнула земля. А другая завыла где-то высоко и пропала в степи.
— Три подряд мимо, — сказал Андрей.
Ванька Махневич заморгал глазами:
