Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Мне? — поразился Шабельский. — Я впервые от вас…

— Ах, какое это имеет значение… Поверьте: даю вам в руки золотую ниточку. Держась за ее кончик, вы размотаете весь клубок, доложите об этом, и все заслуги по праву будут принадлежать вам.

— Ну, а вы, ваше превосходительство? Это ведь вы узнали… вы тоже должны…

— А я и говорю, что тоже! Мое предложение в том и заключается — я помогаю вам делать карьеру, после удачи в Ревеле она вам обеспечена, а вы поможете мне вести с дядюшкой переговоры насчет продажи имения. Кстати, можно и не скрывать даже, что речь идет обо мне. Полезно также напомнить, что я заступился за вас… Ну, как? Договоримся?

Шабельский в смятении молчал. Его растерянное состояние объяснялось прежде всего тем, что с памятных дней арестов в Гельсингфорсе он привык считать Мардарьева своим врагом. А тут вдруг такое щедрое предложение! О таком перспективном деле может только мечтать настоящий жандарм. И в самом деле — бывали же случаи, когда на раскрытии типографии и то делали карьеру, а тут речь идет о связях революционного подполья с флотом. Не только продвинуться, но и прославиться на таком деле можно. Шутка ли! Что там по сравнению с этим какая-то просьба о дядюшкином имении — мелочь одна… Но почему, однако, с такой легкостью Мардарьев готов отдать ему это дело? Поди, и самому ему лишняя заслуга не помешает. А с другой стороны — разве возможно такое дельце одному провернуть? Если же посвятить кого-то в Эстляндском управлении, так они, поднаторевшие, знающие местную обстановку, обскачут, оттеснят, себе же и запишут заслугу. Нет, не так-то просто все получается.

Александр Ипполитович не прерывал молчания, ждал ответа, поглядывал искоса на Стася. Уже стала ощущаться некоторая неловкость оттого, что на вопрос ему не отвечают. И тогда он небрежно спросил:

— Вас что-то смущает, Станислав Казимирович?

— Да нет, собственно… только вот одно непонятно — отчего же заслуги мне?.. Вы это дело раскопали — вам по справедливости и карты в руки.

— Но я от заслуг и не собираюсь отказываться! — засмеялся Александр Ипполитович. — Они мне тоже нужны, это вы совершенно правильно рассуждаете. Но рассудите сами: дойдут сейчас до начальства сведения о связном, так оно и поручит разработку дела Эстляндскому управлению. А я буду сидеть в столице как бы и ни при чем. Вас же и подавно, как новичка, привлекать не станут. А если с вами сговоримся, то все по-иному повернется. Я сделаю так: вам в управление пришлют список нескольких подозреваемых людей, за которыми надо установить агентурное наблюдение. В списке будет и тот, о ком я рассказывал, но о его действительной роли будем знать только мы вдвоем. Первичная обработка сведений агентов наружного наблюдения поручена вам. Тут уж в вашей полной власти попридержать кое-что, и особенно если в поле зрения появятся матросы. Тут уж вы и тяните эту ниточку до конца.

— А вы? — опять спросил Шабельский.

— А я? Я получу в Ревель командировку, приеду, и при встрече, как бы случайно, вы рассказываете мне о своих подозрениях, официально советуетесь со мной.

— Простите, о каких подозрениях? — не понял Стась.

— О ваших, конечно! — улыбнулся Александр Ипполитович. — Коль скоро вы располагали бы точными сведениями, то обязаны были бы немедля доложить о них по инстанции. А подозрения — они и есть подозрения, о них докладывать не обязательно. И вполне резонно, что вы советуетесь со знакомым вам чиновником по особым поручениям, приехавшим из министерства. Чиновник — то бишь я — фиксирует все это дело на бумаге, совместно с сотрудниками Эстляндского управления проверяет гипотезу, и вдруг все видят, что ротмистр Шабельский вышел на верный след. Да еще какой! Цены этому следу нет.

«Вот это ловко! — мысленно поразился Стась. — Ну хитер его превосходительство, ну умен! С таким, право, стоит в компаньонах походить, и, пожалуй, даже лестно… и черт с ней, с прошлой-то обидой, служба еще вся впереди… И думать нечего — соглашаться надо».

Он легко поднялся с кресла, приложил руку к левой стороне мундира и сказал с полупоклоном:

— Сочту за честь, ваше превосходительство, повести разработку под вашим покровительством и с вашей помощью. А что касается разговора с дядюшкой — сделаю все, что вы предлагаете.

— Ну и превосходно, — сказал Мардарьев, тоже вставший со стула. — Мы это дельце с вами отменно провернем. А сейчас я вам предлагаю вот что: ваш поезд отправляется за полночь, и у нас есть полная возможность после вашей встречи с дядюшкой отужинать вместе. Сведу-ка я вас в ресторан Пивато — первоклассное заведение с чудной кухней. Правда, там есть одна заковырка… Вы как — пьете шампанское?

— Даже люблю, — сказал Стась.

— Тогда все вопросы сняты: у Пивато не пить шампанское дурным тоном считается!

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

«Громадные средства, отпущенные законодательными учреждениями на постройку флота, необычная энергия морского министра, ведущего постройку судов одновременно на Черном и Балтийском морях, реформа технической части морского ведомства и заводов — все это дает уверенность, что воссоздание русского флота поставлено на прочную почву и пойдет большими шагами вперед, но нельзя при этом забывать и о душе флота — его личном составе; но в этом отношении морскому министру предстоит еще более тяжелая работа; необходимо подготовить опытный офицерский состав, умеющий бороться с преступной агитацией подпольных организаций; необходимо подготовить надежный кадровый унтер-офицерский состав, при котором были бы немыслимы внезапные вспышки волнений на судах».

(Журнал «Военный мир», № 8—9, 1912 г.)

Фердинанд Мейснер с трудом дождался конца вахты, передал свой пост у котла кочегару Васюкину, но подниматься наверх не стал, а боком скользнул за соседний резервный котел, легко нашел в полумраке люк, просунул внутрь руку, нащупал и повернул выключатель. Однако свет в котельном трюме не зажегся. Мейснер несколько раз щелкнул выключателем, но результат был все тот же — внизу было темно. Он тихо выругался сквозь зубы, но мог бы это сделать и в полный голос — здесь, внизу, гул работающей машины заполнял помещение, перекрывая все другие звуки.

Он с сомнением заглянул в горловину люка, хотел было опустить на место металлическую крышку, но потом вдруг решился и полез в темноту, нащупывая ногами железные ступени трапа. Крышку он все же опустил над головой, очутившись после этого в таком кромешном мраке, какой, наверное, существовал лишь до сотворения мира. Внизу, ощутив под башмаками ровную поверхность металлического покрытия, он достал из кармана спички, запалил одну и при свете маленького желтого язычка пламени быстро огляделся и уверенно шагнул вперед. Дальше можно было двигаться на ощупь, касаясь рукой переборки. Через несколько метров наткнулся на выступ, обогнул его, снова зажег спичку и, держа ее в левой руке, нагнулся, стал шарить правой в щели и через мгновение извлек на свет божий, а точнее на свет догоравшей спички, бутылку шустовского коньяка. В наступившей темноте он бережно поставил ее на верхнюю плоскость воздухопровода, опять зажег спичку, поднес ее к этикетке, стал разглядывать картинку.

Ни разу Фердинанду Мейснеру за всю его жизнь не приходилось отведывать коньяка, хотя водки и пива за свой еще недолгий век выпил он, наверное, не одну бочку. Состояние его финансов никак не позволяло ему приобщиться к тем, кто пьет этот, похожий цветом на чай, напиток. Бутылку, которая стояла перед ним, он и не думал покупать, а попросту стянул ее.

Было это неделю назад. Сменившись утром после ночной вахты, он решил подняться на верхнюю палубу — хоть немного подышать свежим морским воздухом. И по пути черт занес его в офицерский коридор. Дверь в кают-компанию была открыта настежь, возле, поставленные один на другой, стояли два ящика с бутылками, а матросов, которые их притащили, в поле зрения не было — видимо, вошли в кают-компанию. И действительно, изнутри слышались голоса. Решение созрело мгновенно. Он выхватил из ящика две бутылки, судорожно засунул их в карманы брюк, повернулся, чуть дыша дошел до ближайшего поворота и кинулся к трапу, ведущему вниз. Никем не замеченный, он добрался до котельного отделения и благополучно спрятал коньяк под воздухопроводом.

46
{"b":"274311","o":1}