Самым что ни на есть благорасположенным топом Коперникус посылал меня ко всем чертям. На устах его была сладчайшая улыбка, какими одаривают вас представители духовенства, взор пылал, как у полководца после очередной победы. Однако стоило ему внимательнее присмотреться к мадам в коляске, заметить ее сонно-заторможенный взгляд, как фасад сто самонадеянности рухнул.

Я воспользовался его замешательством. Не обращая ни малейшего внимания на Коперникуса, я встал со стула, поднялся на подиум и вкрадчивым голосом заговорил с Ла Бель Фонтанон. Публика сидела, будто зачарованная происходящим, Коперникус, казалось, впал в ступор. Вдруг, внезапно очнувшись, он обратился к присутствующим, призвав их не вмешиваться:

— Это лишь повредит ей. Так что пусть все остается, как есть.

Публика не протестовала — мое незапланированное появление гарантировало сенсацию на первых полосах, возможно, даже скандал. Ну сами посудите — никому не известный человек, более чем скромно одетый, с раскачивающимися на цепочке часами застыл перед Ла Бель Фонтанон. А как он говорил! Как позже рассказывал мне граф де Карно, слова мои звучали нежнейшей колыбельной, но и опьяняли, как первый поцелуй. От них перехватывало грудь. Мне удалось отыскать слова поэтов, сладчайшие, как шоколад, вполне подобавшие моему звездному часу гипнотизера. Впоследствии ничего подобного мне уже не удавалось.

— Мадам, разве не подобна жизнь наша осени? Годы опадают, словно листья, часы блекнут, словно цветы, чья пора миновала.

— Нет-нет, мадам, слушайте меня, и только меня! — возопил Коперникус.

Оказывается, он все же обрел дар речи. Медленно и властно протянулась рука с волшебной палочкой, и вот она коснулась лба женщины.

— Ощутите добро и воспротивьтесь злу этих нашептываний. Не позвольте отвратительным образам увлечь себя. Вас переполняет гнев! Поднимите руку и укажите мне и публике, что вы шутить не собираетесь.

Гротескное единоборство двух гипнотизеров заняло не больше минуты. Коперникус мог сколько угодно касаться Ла Бель Фонтанон своей волшебной палкой, она слушала только меня.

— Так помогите же мне!

По залу волной прокатился ропот; недовольства. Коперникус стоял будто громом пораженный. Его патрицианское лицо посерело и осунулось. Всемогущий волшебник враз превратился в заурядного шарлатана. Рот его покровителя, маркиза де Пюсепора, сузился в щелочку, а матово поблескивавшая лысая голова графа де Карно ритмично подергивалась, будто обстреливаемая бильярдными шарами.

То, что произошло в следующие минуты, явило собой пример торжества духа и воли над жалким механизмом под названием человек. Не успел Коперникус сойти со сцены, точно побитая собака, я уже вновь вещал, подбирая верные слова — предвестники грядущего чуда.

— Разве облака не уносятся прочь подобно нашим иллюзиям? А свет, мадам, разве не меркнет он подобно воспоминаниям нашим? И солнце, даже его свет кажется нам холодным. Но как бы ни замерзали реки, не в силах воспротивиться холоду, любовь и надежды наши согревают нас, помогают нам ждать прихода весны. Вы достаточно долго надеялись, мадам. Давайте теперь вместе переживем нашу весну, ее свежую зелень! Давайте пробежим со мной и нашими гостями по весенним лугам, срывая весенние цветы, вдыхая их терпкий аромат. А потом, мадам, мы пустимся в пляс. Мы танцем пронесемся через май по этой покрытой цветами сцене, закружимся в гостиной графа де Карно в вихре головокружительного вальса!

В напряженной тишине зала раздались первые охи и ахи. И тут произошло невероятное: Ла Бель Фонтанон пошевелила сначала одной, потом другой ногой. Осмелев, я принялся внушать ей зрительные образы, желая ласково погладить ноги этой женщины.

— Мадам, позволю себе прикоснуться к вашим ногам, мертвым и неподвижным, словно деревянным, но прекрасным и стройным, как кипарис, нежным, как бархат.

Мадам с шумом выдохнула, стоило мне провести ладонью по ее ногам, после чего я, опустившись на корточки, плотно сжал руками колени Ла Бель Фонтанон. Женщина всхлипнула, из-под сомкнутых век покатились слезы.

— А теперь встаньте же, наконец! Мы ведь с вами собрались танцевать, и мы станцуем, потому что и ваши ноги, да и мои истосковались по танцам!

В одно мгновение голос мой изменился, теперь в нем звучали требовательность, нетерпение. Схватив Ла Бель Фонтанон за руки, я потянул ее на себя, сначала осторожно, потом сильнее. Тяжко вздохнув, женщина затряслась всем телом. Вдруг она сдавленно вскрикнула, будто пробуждаясь от кошмарного сна, и… встала. Я, не переставая, изливался в лести. Прекрасная и стройная, как цветущая магнолия, гибкая, словно ивовая ветвь, привлекательная, словно подернутая утренней росой роза. Я расточал комплимент за комплиментом, одновременно обвивая руки вокруг талии Ла Бель Фонтанон, в конце концов, мне все-таки удалось вытянуть из нее подобие танцевального па.

— Слышите этот чудесный оркестр, — вопил я, — он играет для нас с вами! Прислушайтесь же, мадам! Пока что звуки его раздаются вдалеке, но вы уже в состоянии различить отдельные инструменты, начинающие вальс. Вслушайтесь в эту музыку, насладитесь ею, отдайтесь ее ритму. Прошу вас, не отказывайте мне. Позвольте мне доказать всем собравшимся в этой гостиной — Ла Бель Фонтанон снова с нами!

Царившее в зале напряжение разрядилось в оглушительных овациях. Публика пришла в такой восторг, что принялась молотить ногами по паркету. Раздавались возгласы «браво», поздравления в адрес парижской красавицы, никто пс скрывал восхищения увиденным. Кое-кто из дам пустил слезу, мадам Руссо заламывала руки. Мне показалось, что я загипнотизировал не только Ла Бель Фонтанон, но и часть гостей в зале, — дамы протягивали руки кавалерам и начинали кружиться в вальсе. Граф де Карно, явно не успев оправиться от произошедшего, не стесняясь слез волнения и аплодируя, приближался ко мне.

Мне не пришло в голову ничего лучшего, как передать парижскую красавицу в объятия графа. Ла Бель Фонтанон сделала с ним несколько танцевальных па, потом движения ее вновь обрели скованность, и я тут же вернул ее в свои объятия, вновь начал рассыпать комплименты, стремясь подбодрить. И сразу же стало тихо — каждому не терпелось слышать, что же такого я ей говорю.

— Мадам, — с улыбкой нашептывал я женщине, — время летит ужасно быстро. Вы наверняка устали, верно?

— Верно. Я ужасно устала.

— В таком случае вам необходимо выспаться.

Ла Бель Фонтанон обмякла в моих объятиях. Я осторожно усадил бедняжку в коляску, и под овации зала ее увезли со сцены. Мы с графом последовали за ней. В зале тем временем вновь откупоривали шампанское.

Впоследствии граф признался мне, что до сей поры не принадлежал к числу почитателей магии, гипнотизеров и месмеризма. Данное представление рассматривалось им как своего рода эксперимент. Граф Максимилиан Жозеф де Карно именно потому связался с маркизом де Пюсегюром, что все попытки излечить его дочь Элен, прибегая к традиционной медицине, оказались безрезультатными. Поэтому и возник Коперникус. И если бы последнему удалось поставить на ноги Ла Бель Фонтанон, рассуждал граф, то можно было бы и предпринять попытку исцелить Элен.

— Я рассматриваю дело таким образом: если Коперникус избавит эту куртизанку от коляски, тогда можно смело приступать к лечению Элен. Припадки паралича, которыми она страдает после падения с лошади, в последнее время принимают воистину угрожающий характер. И мне в конце концов оставалось надеяться лишь на чудо.

Именно так и обстояли дела. Только вот Элен помочь было крайне затруднительно, ибо она в данный момент находилась в руках карбонариев. Дело в том, что Элен похитили, и похищение представляло собой блестяще организованную акцию. Выкуй составил запредельную сумму, которая была выплачена банком Буасье. Заданный в полушутливой форме вопрос о кредите на самом деле имел самую серьезную подоплеку, равно как и девиз герба Парижа.

Так что, прежде чем приступить к исцелению Элен от паралича, девушку предстояло вырвать из лап карбонариев, а потом-потом все обернулось совершенно по-другому.