Мануфактурой, как известно, мы называем такую форму производства, при которой целостный производственный процесс расчленен на отдельные части, на мельчайшие операции, выполняемые вручную отдельными рабочими.
В новейших формах производства, организованных по принципу конвеирования, мы имеем, собственно говоря, того же мануфактурного рабочего, у которого наиболее ясным выражением производственного процесса является, конечно, манипуляция. «От руки не уйдешь» при конвейере. Вся разница в том, что в последнем случае является именно особый механизм, который дает механически заданный темп этой работе, дается хронометр, если хотите, расписанные рельсы, по которым эти руки манипулируют. В зависимости от механизации зависимость одной манипуляции от другой становится яснее и непреложнее, но эта зависимость, конечно, была и при классической форме мануфактуры.
Однако зависимость эта при классической (немеханизированной) форме мануфактуры существует. Зависимость одной манипуляции от другой в то же время совершенно неизбежно создает в мануфактуре известное отношение между производительностью одного рабочего и производительностью другого.
Вот это-то гармоническое начало мануфактуры конвейер и берет в рамки строгого расчета и закрепляет механически идущей лентой. Конвейер, таким образом, не что иное, как механизированная мануфактура. Ремесленник не знает и не понимает этой производственной гармонии: он – производственник-индивидуалист. При мануфактуре появляется коллективная форма труда, а следовательно, появляется коллективист-производитель. И эта коллективная форма труда связана именно с определенной формой производства – мануфактурой.
Если установление нормы индивидуалиста-ремесленника связывается с его личными качествами (да к тому же лично секретными), то в мануфактуре нормирование идет уже как отражение именно общественного процесса труда.
Вот эту общественно-производственную тенденцию в нормах при мануфактуре Маркс характеризовал так:
«…мануфактурное разделение труда не только упрощает и умножает качественно различные органы общественного собирательного рабочего, но и создает прочные математические отношения между количественными размерами этих органов, т. е. относительным количеством рабочих и относительной величиной рабочих групп в каждой из этих специальных функций.
Наряду с качественным расчленением оно устанавливает количественные нормы и пропорции в общественном процессе труда».
(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 336. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. – А. Г.).
В ремесле общественный момент в норме разве только сказывается в том отношении, что повторяемость выработки стихийно создает из данного количества стандарт, «обычный» урок, откладываемый в сознании ремесленной корпорации, но этот урок не является непосредственным проявлением именно общественной формы производства, так как такой и нет, между тем как в мануфактуре норма является функцией, непосредственным следствием именно общественной формы труда.
Норме в период ремесла незнакомо это влияние, исходящее из организации производства, мануфактура же в противовес ремесленно-индивидуалистическому (а в то же время субъективному) нормированию создает именно «техническое» нормирование, нормирование, в котором выступают организационные пропорции, а не голые количества продукта.
Нормирование в эпоху машинной индустрии
И вот эту-то тенденцию взаимозависимости норм еще более усилила следующая стадия промышленного развития – машинная индустрия. Машинная индустрия, особенно крупная, прежде всего, конечно, развивалась на организационной основе мануфактуры с ее производственными отношениями и взаимозависимостями. Тут не только нет возврата к индивидуалистическому толкованию норм, но общественно-производственный их характер закрепляется все более и более. Но этого мало. Машина сообщила производству наибольшие скорости, чем это было при мануфактуре. А раз это так, то проблема согласования между собой различных производственных процессов стала еще более настоятельной, а в то же время и наиболее сложной. Уже в мануфактуре появляется организационный расчет труда. Но если там (в мануфактуре) этот расчет идет по отношению именно к работникам и идет по традиции, «на глазок» и «по чутью», то в машинной индустрии организационный расчет уточняется; расчет становится технически-инженерным, а в то же время и отношение между нормами тоже в свою очередь уточняется. Закон соотношений и взаимозависимостей норм, как мы показали выше, довольно отчетливо выступал уже в мануфактуре, но там он выражался субъективно: то были отношения между работниками, между людьми.
В машинном же производстве соотношения и взаимозависимости в нормах уже выражаются объективно: это отношения между производственными процессами как таковыми. В мануфактуре, взявшей и свой инструмент и свои приемы из ремесла, нормы и их взаимоотношения представляют из себя сумму и отношения определенных приемов, т. е. чисто человеческих трудовых движений, – в машинном производстве это исключительное значение трудового приема для определения норм не имеет места: здесь определяющее значение для нормы имеет не чистый трудовой акт работника, а машинная операция, т. е. сам технологический процесс, взятый как таковой. Измерять и выводить нормы в ремесле и мануфактуре – это значит определять количество труда человека, причем в мануфактуре уже этот труд сопрягается с организационной стороной производства; в машинном производстве труд обязательно надо сопрягать с самостоятельными, имеющими свою особую логику технологическими законами. Как видим, нормирование в машинном производстве имеет совершенно объективную, не чисто человеческую, так сказать, не биологическую основу, а именно технико-организационную.
Именно здесь уместно привести цитату из Маркса, говорящую об «эмансипации» машинного производства от «органических ограничений»:
«Таким образом количество орудий, которым одновременно действует одна и та же рабочая машина, с самого начала эмансипируется от тех органических ограничений, которым подчинено ручное орудие рабочего».
(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 365. ГИЗ. М. 1920).
Машина, принесшая в развитие орудий труда прежде всего механическую энергию, тем самым внесла в производство «эмансипацию» от «органических ограничений» человеческого (и прежде всего ручного) орудия. Человек-работник, работающий при машине уже не как двигательная сила, а как организатор и обслуживатель механической энергии машины, тем самым все более сообщает своим функциям не энергетически-двигательный характер, а двигательно-распределительный.
Но в том-то и дело, что эта двигательно-распределительная работа все время подчинена как энергетике машины, так и объективным временным величинам ее обработочных стадий. Производственное поведение работника здесь подчинено машине, раз она включена (зона энергетики в машине) и раз она установлена (установочная зона) для определенной обработки. Рабочий управляет машиной (зона управления), но управляет в рамках ее энергетической и технологической конструкции. Технологическая конструкция машины, выражающаяся в определенных скоростях обработки и определенных стадиях и промежутках смен и ходов инструмента, имеет свое объективное время работы и свои объективные законы распределения времени.
Рабочий берет эти объективные начала как данные и хотя до известной степени их может изменять и регулировать[41], но именно все же в рамках данной конструкции машины. Вот почему тут так возможны, так неизбежно появляются настроения против «рабства» человека по отношению к машине, так неизбежно появляются фразы, что «противно быть придатком машины». Этот спор и эти настроения есть выражение именно эволюции от ремесла и мануфактуры к машине. Эти настроения суть отражение развития «природы производства».
