Однажды брошенная крылатая мысль о том, что французов в 71-м году победил германский школьный учитель, до сих пор еще имеет огромную власть над миром. До сих пор еще убеждение, что так называемое народное просвещение может служить огромным самостоятельным фактором культуры, национальной или социальной победы данного государственного организма, это убеждение господствует. Из предыдущего, я думаю, уже видно, что едва ли современная школьная практика с ее застывшими формами, с ее рутиной, с ее неприспособленным людским материалом может быть названа фактором культуры. По нашему мнению, настоящим агентом культуры, именно новой культуры, могут быть как раз те быстрые операторы хозяйственно-инициативных и организационных учреждений, которые отличаются теми качествами, о которых мы говорили выше. Военные разведчики с их утонченной наблюдательностью, с их способностью к фиксажу, с их прекрасной жизненной лабораторией, где время измеряется с точностью до секунды, – должны быть причислены к шеренге агентов культуры и возвеличены как никогда. Саперы и военные монтеры, которые составили инструкционные, точно разработанные карточки монтажа еще раньше всяких Тэйлоров, должны быть также причислены к творцам новой культуры. Организации юных пионеров, которые претворили в действительность лучшие авантюрные сказки и в то же время сказки победы. Они-то, может быть, лучше всяких школ сделают прорыв в сторону новой культуры. Милиционер, который регулирует уличное движение, в руках которого находится семафорная палочка, указывающая на путь пешеходам, лошадям, автомобилям… Палочка, которая учит движению каждого вновь приходящего из деревни и дает ему стиль и городскую выправку. Этот милиционер является не только прекрасным монтером, но и организатором. Пожарные, которые бьются над изобретением упряжи, которая может быть смонтирована на лошади в течение полминуты, – эти люди настоящие культуртрегеры той новой жизни, которая требуется нам. Это – люди двигательной культуры, люди наблюдательности, сигнала и быстрого волевого действия. Сыщики уголовного розыска, у которых постепенно накапливается неисчерпаемый материал наблюдений, сопоставлений, комбинаций и анализа, – они настоящие психологи, знающие психологию толпы и отдельного человека гораздо лучше, чем следователи, получившие высшее образование, и лаборанты психологических институтов. Сотрудник РОСТА, газетный хроникер, привыкший к экономии слова, к быстрой фиксации, к моментальному поспеванию на место происшествия, – это все также люди, которые встают в новую шеренгу культуры. Заводские хронометреры, привыкшие считать время по минутам и делающие массовые эксперименты с быстрыми вычислениями, сопоставлениями, техническими калькуляциями – и их необходимо взять в учет того нового движения, которое формируется на наших глазах в виде новой культурной установки.

Раз мы заговорили о заводе, то здесь есть такой прекрасный институт, как «установщики» (или «наладчики» и «настройщики»), о которых нет никакой литературы, но которые являются прекрасными монтерами станков. Они – именно те культурные техники, которые создают заводскую организацию. Именно благодаря им удалось такие заводы, как Путиловский и др., которые в мирное время имели какую-нибудь 10 000-ую нагрузку, развернуть в военное время до 50 000 человек. Установщик может своим монтажом приобщать к производству огромные неквалифицированные массы, которые благодаря растяпистой обывательщине ничего еще не знают. Главные инженеры заводов, на которых лежит функция смелого развертывания производства, точная манометрическая слежка за этим производством, затем – главный механик, привыкший сторожить станки и инсталляции, – это все те, кто создает нужную нам культурную установку. Электромонтеры по телеграфным и телефонным проводкам, привыкшие обследовать огромные пространства и быстро покрывать их проводами и изоляциями, дежурные на электрической станции, неотступно следящие за распределительной доской, – это прекрасные наблюдатели и стражи современной развертывающейся культуры. Начальники крупных узловых железнодорожных станций, готовые в любую минуту принять и отправить нагруженные поезда, ориентироваться в беспорядочно сложенных путях, создавать и проводить сложный железнодорожный график. Вот где нужно учиться абсциссам и ординатам. Строитель электрической станции, жел. – дор. путей, путейский подрядчик – это все люди, дающие пример хозяйственной изворотливости, искусства управлять людьми и развертывать производство. Мастера по массовым сборкам, десятники по перекладке путей, по перевозке крупных механизмов и разгрузке. Вот настоящие монтеры, у которых мы должны учиться. Руководители разведочных и научных экспедиций – у них мы должны учиться тому, как развертывать культуру в целине, как суметь построить на самом диком, необитаемом месте в несколько недель рабочий городок, завод или станцию. Бесчисленное множество различных оперативных работников, агентов на складах, в конторах, в банках, в справочных конторах и, наконец, громадные толпы старших приказчиков, которые прекрасно монтируют товар в небольших помещениях, – вот где надо учиться организации, точной укладке, прекрасной обработке. Наконец, способность быстро менять свою психо-моторную установку мы найдем у авиатора и шофера, ежесекундно перебрасывающихся от одной установки к другой: от руля к тормозу, от перемены скоростей к подаче газа, от плавного движения к тревоге. Вот где настоящая, живая, а не мертвая психология. Врач-хирург, у которого за диагнозом следует нож или ланцет, врач-ортопед, действительно монтирующий человека и приобщающий его к движению. Вот шеренга тех волевых культурных установщиков, у которых мы должны учиться и брать синтез той культуры, которая нужна нам.

Мы едва ли можем перечислить весь этот огромный раскиданный мир острых наблюдателей, точной изобразительности, выработанных режимников, портативных монтеров, организаторов, изворотливых людей, социальных установщиков. Мы выдвигаем эту шеренгу, как иллюстрацию, и хотим сказать, что, очевидно, надо будет культурное воспитание сделать более оперативным, более жизненным, а не таким идеологическим и стилизованно трудовым, как его дает современная школа.

Несмотря на то что современная школа предрешает целый ряд очень будничных идеологических воздействий, она, конечно, не справится с тем напором реальной культуры, которая шумит около нее. Она лишена и будет долго еще лишена органической связи с хозяйственной культурой, которая одна только может ее воскресить. Сколько бы лет усиленно мы ни работали, мы, очевидно, добьемся только формального соприкосновения населения со школой. Население будет смотреть на эту школу, как на повинность, а не как на хозяйственно-инициативную мастерскую. Все современные школьные реформы в виде введения в нее трудовых процессов, лабораторных методов преподавания, связи с сельским хозяйством, несомненно, будут оранжерейными до тех пор, пока в школу не будет введено серьезное настроение той шеренги, которая указана выше, – до тех пор школа будет беспомощна и кроме той рутинной грамотности, которую давала и прошлая школа, она дать ничего не может. Современные педагоги могут расхохотаться, если предложить им искать лучших психологов у сыщиков, лучших монтеров у саперов и пожарных, лучших организаторов – среди начальников железнодорожных узловых станций, учителей воли – среди врачей-хирургов и тренеров, распорядителей – среди мастеров и подручных. Несмотря на то, что мы живем в чрезвычайно «трудовое» время, все эти указания о школе могут быть сочтены за сплошное чудачество. – Не только у нас в России учителя получают жалкие гроши, но даже в культурных странах Запада, как, например, Франции, сельский учитель должен делать приработок в виде сапожного ремесла. В современную школу, в силу экономических условий и в силу той поразительной скуки, которая царит в этой школе, могут идти только особенно бесталанные элементы, которым деваться больше некуда. Мы не говорим, конечно, об отдельных лицах. Среди учителей и профессоров могут быть прекрасные, талантливые и гениальные люди. Но это, конечно, исключительные герои, сидящие в одиночных камерах той тюрьмы, которая называется школой. В массе же учителя, несомненно, это все то, что осталось неприбранным в нашем инициативно-хозяйственном строе. Всякий, кто потерпел неудачу в жизненной борьбе, кто не успел пробить пласты жизни тонкой наблюдательностью, ясной изобразительностью, упорядоченной волей, режимом, настоящим, а не оранжерейным политехнизмом, прекрасной организацией, дьявольской изобретательностью, социальной установкой, всякий, кто потерпел поражение в этой области, будет устремляться в такие жизненные углы, какими является наша школа.