«А что если все это — шутки моих приятелей?» — подумал он.

И без малейшего стеснения объявил, что хочет пощупать Иисуса руками.

И вот он щупает.

Он тычет пальцем в раны своего спасителя и, только убедившись, что все это ему не снится, бросается перед сыном голубя на колени и восклицает:

— Теперь я не сомневаюсь, это действительно Иисус, мой спаситель! Теперь все в порядке! Иисус помогает ему встать.

— Ах, Фома, Фома, — бормочет он укоризненно. — Ты не верил, пока не вложил перста. Блаженны верующие и не проверяющие!

(Смотри евангелия от Марка, глава. 16, ст. 12-14; Луки, глава. 24, ст. 13-43; Иоанна, глава. 20, ст. 19-31.)

И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью.

Лука, глава. 24, ст. 50-52.

На сей раз апостолы единодушно признали, что Христос ожил.

К тому же сам Иисус засвидетельствовал о своем воскресении многочисленными чудесами. Однако чувство справедливости заставляет меня выразить сожаление, что он не сотворил все эти чудеса лично и всенародно, под носом у Пилата, Ирода и Каиафы.

Никогда и никто, за исключением апостолов, даже не слышал об этих чудесах

— обстоятельство поистине достойное сожаления! Ведь грешные скептики могут сказать, что сын голубя и не собирался воскресать и что просто апостолы сочинили очередную басню.

Правда, скептики могут пойти еще дальше: объявить, что Иисуса вообще не было и что легенду о нем сфабриковали основатели христианской религии не ранее начала третьего века. Но на то они и скептики.

В самом деле, если ни один историк не сообщает о чудесном воскресении некоего Иисуса, прибитого к кресту, это бы еще с полбеды, но, с другой стороны, ни один историк и ни один подлинный документ того времени не подтверждают даже факта существования вышеупомянутого индивидуума, а это уже гораздо хуже.

Различные авторы той эпохи — а их немало, ибо культура Римской империи была тогда в полном расцвете — часто упоминают о тетрархе Ироде, о правителе Иудеи Понтии Пилате, о первосвященнике Каиафе, однако нигде, кроме евангелия, не сказано, что хотя бы один из этих исторических персонажей когда-либо имел дело с каким-нибудь человеком по имени Иисус. Даже смерть его, которая неминуемо должна была вызвать какой-то отклик благодаря сопутствовавшим ей необычным обстоятельствам, не отмечена ни в одном из трудов современников императора Тиберия.

Таким образом, грешные скептики могут вволю иронизировать над евангелием, россказни которого не только не подтверждаются ни одним из заслуживающих доверия авторов, но, кроме того, буквально кишат нелепейшими противоречиями.

Сделав эту оговорку, я без труда могу теперь принять точку зрения богословов.

— Иисус, — говорят они, — вышел из гроба.

— Ну разумеется, превосходно придумано!

— Он явился апостолам.

— Еще бы, черт возьми!

— Он повторил всю серию чудес, совершенных до казни.

— Согласен, валяйте дальше!

Для начала, в один прекрасный день, Симон-Петр отправился с другими на рыбную ловлю и не поймал ни одного бычка. Сын голубя, по своей милой привычке, явился к ним в тот критический момент, когда апостолы возвращались, повесив носы, с пустыми руками.

— Дети, есть ли у вас какая пища? — спросил Иисус.

— Нет.

— Ну, ничего! Закиньте сеть по правую сторону от лодки и поймаете.

Петр и его коллеги повиновались. Через несколько мгновений сеть затрещала, переполненная рыбой, а лодка едва не опрокинулась.

Когда рыбаки добрались до берега, Петр сосчитал добычу и увидел, что поймал сто пятьдесят три здоровенные рыбы. Не больше и не меньше — так утверждает евангелие.

— Придите и обедайте, — сказал Иисус.

Апостолы принялись за дело. Но чем усерднее они лопали, тем больше становилось крупных рыб.

Какая жалость, что бедняки не обладают сверхъестественным могуществом Иисуса! Оно бы им весьма пригодилось для прокормления своих голодных семей.

Обед удался на славу, рыбы были самых лучших сортов, какие только водились в тех местах, однако не хватало десерта. На сладкое Иисус угостил апостолов небольшой речью.

— Петр, ты меня любишь? — обратился он к Симону Камню.

— Да, господи, люблю.

— Тогда я тебя сделаю пастырем агнцев моих. Минут через пять Иисус повторил свой вопрос:

— Петр, ты меня любишь? Симон-Камень ответил, как и в первый раз. На это ходячее Слово, обожавшее повторения, снова изрекло:

— Тогда паси овец моих.

Еще через пять минут глубокомысленный диалог сей повторился почти дословно. Именно на этом основании церковь утверждает, что Петр был первым римским папой.

Иисус еще не раз являлся своим апостолам.

Однажды утром в довольно ранний час он повел их на гору.

По дороге апостолы спрашивали себя, что бы это могло означать.

— Может, он собирается снова подбивать нас на бунт? Мало ему, что его один раз уже распяли? Кое-кто всерьез забеспокоился:

— А что, если пришел наш черед пострадать? Перспектива быть прибитым и подвешенным к кресту никому не улыбалась.

Когда они достигли вершины холма, ходячее Слово обратилось к ним так:

— Комедия окончена, пора опускать занавес. Моя миссия завершена: в этой юдоли слез мне больше нечего делать. Посему я возвращаюсь к отцу моему Яхве. Обнимемся и — до свидания в лучшем мире!

Апостолы остолбенели.

— Как так? Ты нас покидаешь?

— Ничего не поделаешь, надо. Так записано в книге судеб.

— Но что станет с нами, если ты нас оставишь? Кто будет вдохновлять нас личным примером?

— Не бойтесь, я о вас позабочусь. Я уже дунул на вас, а скоро мой отец номер два, то бишь дух святой, слетит с небеси, дабы вручить вам обещанные мною драгоценные качества. Ну же, чмокнемся последний раз! А то скоро третий звонок.

Апостолы полезли целоваться с учителем.

Затем, обняв на прощание Магдалину, Иисус влез на камень, присел, оттолкнулся посильнее и прянул вверх.

У Фомы тут мелькнула мысль, что сейчас он свалится обратно. Ничего похожего.

Сын голубя превосходно держался в воздухе и возносился довольно быстро. Он летел все выше и выше, пока апостолы не заметили, что больше ничего не могут разглядеть.

Тогда рядом с ними появились два ангела и пропели мелодичными голосами:

— Добрые галилеяне, полно вам таращиться на свод небесный! Иисус вознесся, и вознесся надолго. Он вернется только к концу света, чтобы судить живых и мертвых.

С этим и вернулись апостолы в трапезную. Шли они молча, повесив носы, ибо хорошо понимали, что отныне путь их будет усыпан отнюдь не розами. (Об этом заключительном акте христианской комедии смотри евангелия от Матфея, глава. 28, ст. 16-20; от Марка, глава. 16, ст. 15-20; от Луки, глава. 24, ст. 44-53; от Иоанна, глава. 21, ст. 1-25.)

Занавес.

Через несколько дней после вознесения Христа на небеса голубь, третий член святой троицы, перевоплотился в огненные языки, которые начали щекотать и обжигать затылки апостолов и их учеников, собравшихся в том же пиршественном зале.

В память об этом событии церковь установила праздник, названный троицын день, или пятидесятница, от греческого слова «пентекосте», что означает пятидесятый день. Согласно легенде явление голубя, превратившегося в огненные языки, было приурочено точно к пятидесятому дню после воскресения Христа, которое, как нам известно, произошло в пасхальное воскресенье.

В действительности же христианская церковь, вписав в свой календарь пятидесятницу, просто-напросто заимствовала этот праздник у иудеев. Причем даже такой откровенный плагиат она не сумела совершить как следует. Ведь у евреев был и есть свой праздник пятидесятого дня по случаю того, что расщедрившийся Яхве на горе Синай вручил своему великому магу Моисею десять заповедей. Произошло это, если верить Библии, точно на пятидесятый день после исхода евреев из Египта, а еврейская пасха как раз и отмечает это знаменательное событие.