— Простите, — обратился к Иисусу один из них, — уж не собираетесь ли вы лечить этого человека?

— Что вы сказали? — сварливо проговорил Иисус, делая вид, что не расслышал вопроса.

— Я сказал: не собираетесь ли вы продемонстрировать свои таланты исцелителя на этом человеке с высохшей рукой?

— А почему вы меня об этом спрашиваете, сударь?

— А потому, сударь, что сегодня суббота.

— Я это знаю, сударь!

— Так вот, сударь, заниматься врачебной деятельностью в субботу строго запрещено.

— Возможно, сударь, но моя врачебная деятельность не имеет ничего общего с медициной.

— Тысяча извинений, сударь, однако позволю себе заметить, что, если вы каким бы то ни было способом все-таки исцелите этого сухорукого, вы тем самым нарушите предписания саббата. Вы меня хорошо поняли, сударь?

Все верующие, собравшиеся в синагоге, с живейшим вниманием следили за этим обменом вежливыми фразами, полными скрытого ехидства. Кто возьмет верх — пока трудно было решить. Но тут ходячее Слово, умевшее завоевывать симпатии толпы, ответило следующим ловким сравнением:

— Хотел бы я знать, если у вас в субботу свалится в яму единственная ваша овца, найдется ли среди вас хоть один человек, который не спустится в яму и не вытащит свою овечку?

Удар попал в цель. Довод миропомазанного был встречен одобрительным гулом. Тогда, почувствовав, что большинство на его стороне, он добавил:

— А разве здоровье человека не дороже барана? Дороже! Значит, исцелять людей не только можно, но и должно, даже в день саббат.

Затем, приблизившись к сухорукому каменщику, он приказал:

— Покажи свою руку!

Тот повиновался. Иисус внимательно осмотрел скрюченную конечность.

— Дамы и господа! — обратился он к присутствующим. — Дабы злые языки не говорили потом, будто я вас дурачу и этот человек — мой сообщник, действующий со мной по предварительному сговору, прошу всех осмотреть его правую руку и убедиться, что она действительно высохла.

И, повернувшись к каменщику, добавил:

— А ну, приятель, пройдись по кругу и покажи свою руку всем этим дамам и господам.

Каменщик сделал так, как ему было сказано.

Недоверчивые зрители изо всех сил щипали его руку, чтобы узнать, не симулянт ли он, но рука действительно была сухой и каменщик ни разу не охнул. Какой-то фарисей даже воткнул в неподвижную конечность булавку, однако и на сей раз калека не почувствовал боли.

Когда наш маг и волшебник убедился, что толпа ему поверила, он засучил рукава и громким голосом продолжал:

— Дамы и господа, прошу убедиться: в руках ничего, в карманах тоже!.. Единственно усилием воли я сейчас восстановлю кровообращение в иссохшей руке этого несчастного. А ну, приятель, давай сюда твою правую лапу. Превосходно… Внимание! Раз, два, три ~ ты здоров!

При этих словах каменщик радостно вскрикнул и принялся шевелить вдруг ожившими пальцами исцеленной руки.

— Браво! Бис! Браво! — кричала толпа.

Фарисеи, цитирую буквально, пришли в бешенство. Однако, сообразив, что в данном случае симпатии народа целиком на стороне Иисуса, они удалились, бормоча сквозь зубы угрозы и перешептываясь между собой:

— Вот наглец!

— Опять он нас провел!

— Ну ничего, будет и на нашей улице праздник!

(Смотри об этом евангелия от Матфея, глава 12, стихи 9-21; от Марка, глава 3, стихи 1-6; от Луки, глава 6, стихи 6-11.)

Сын голубя торжествовал. Тем не менее, видя, что фарисеи расставляют ему всевозможные ловушки и ждут первого его неосторожного шага, чтобы свести с ним счеты, миропомазанный начал заблаговременно отступать. Рано или поздно фарисеи сумели бы обмануть и натравить на него толпу, и тогда с ним было бы покончено. Однако «…его час еще не пришел».

«Еще не пришел его час», «его время еще не пришло», — повторяют служители христианской церкви, объясняя этой фразой все проделки господина Иисуса до того момента, когда его наконец подвесили к кресту.

Если им верить, кротчайший сын божий был зачат его коллегой — голубем специально для того, чтобы искупить первородный и все прочие грехи человечества. Господь бог, единый в трех лицах, несколько тысяч лет сидел на небесах и с досадой взирал, как люди рождаются с большим темным пятном первородного греха на совести, несмываемым пятном, которое оставили им в наследство дерзкие любители яблочек земного рая. Не меньшее огорчение доставляло ему и то, что, родившись, грешные смертные за свою недолгую жизнь ухитрялись еще совершать бесчисленное количество грехов, и под конец их души становились чернее давно не чищенного дымохода.

Необходимо было что-то предпринять. Но что именно?

Три члена троицы посовещались.

Яхве, или Иегова, самый мстительный и злопамятный из всех трех, сказал:

— Поскольку люди грешили, грешат и будут грешить — можете сами в этом убедиться! — пусть они горят в аду вечным огнем!

Однако Иисус, воплощение доброты, возразил:

— Нет, нет, мы должны быть выше мелочного злопамятства!

— Так что же, ты хочешь, чтобы эти негодяи пользовались всеми удобствами и блаженствами царства небесного?

— А почему бы и нет?

— Но как же они искупят миллионы, миллиарды и триллионы совершенных ими грехов?

— Вопросом искупления я готов заняться сам. Я воплощусь в человека, так сказать влезу в человеческую шкуру, и в определенный час позволю себя распять. Таким образом я стану жертвой и рассчитаюсь собой за всю посуду, разбитую людьми в их земном кабаке.

Голубь не говорил ничего, однако у него давно уже зрел свой план. Сейчас он решил, что настал благоприятный момент высказаться.

— Я согласен с предложением Иисуса, — проворковал он. — В Назарете, в Иудее, есть одна девица, за которой я бы с удовольствием приволокнулся.

Пускай кто-нибудь из наших архангелов слетает к ней, возвестит обо мне и обработает ее в соответствующем святом духе. Остальное я беру на себя.

Когда пройдет положенный срок, Иисус воплотится в младенца.

— Превосходно! — поддержал его Иисус. — Мы назовем это тайной непорочного зачатия. А когда я окажусь среди людей, я уж постараюсь, чтобы мои новые сородичи приговорили меня к смерти и распяли на кресте в возрасте тридцати трех лет, ни раньше, ни позже!

— Если такая перспектива тебя радует, милейший, — проворчал Иегова, — я возражать не стану. Это — твое личное дело. Но я настаиваю, чтобы после твоего торжественного искупления ад не был окончательно упразднен. Ты заплатишь за все грехи оптом, но грешники должны ответить каждый за себя, в розницу. Мы даже создадим для них новую кухню, под названием «чистилище», а то всех сразу не поджаришь.

Таковы были основные условия договора, заключенного между тремя членами троицы.

Договор вступил в силу.

Иисус, как мы знаем из первых глав этой книги, воплотился в сына человеческого и в возрасте тридцати трех лет, как мы увидим дальше, действительно позволил фарисеям и высшему иудейскому духовенству арестовать себя и подвесить к кресту.

Точно так же мы знаем, что, несмотря на благоволение Иисуса к людям, несмотря на то что он искупил все прошлые и будущие грехи рода человеческого, Иегова, согласно договору, продолжает мстить бедным грешникам, поджаривая их либо в чистилище, либо в аду.

Как бы там ни было, Иисус не мог позволить фарисеям сцапать себя, «пока не пришел его час».

Именно поэтому, видя, что исцеление сухорукого каменщика довело фарисеев до бешенства, он и на сей раз взял ноги в руки и поспешил убраться подальше, на северный берег Тивериадского озера.

Увидев народ, он взошел на гору; и, когда сел, приступили к нему ученики его.

И он, отверзши уста свои, учил их…

Матфей, глава 5, стихи 1-2

Отход мессира Иисуса на запасные позиции произошел в соответствии с заранее разработанным планом. Божественный чудак со своими семью апостолами отступил в направлении страны, которой правил Филипп. Однако, как утверждает евангелие, за ним последовали целые толпы одураченных из Галилеи, Иудеи, Иерусалима, Идумеи и с берегов Иордана. Трудно себе представить крестьянина или торговца, который бы забросил все свои дела ради удовольствия лишний раз услышать ходячее Слово или увидеть еще одно чудесное исцеление. Но приходится верить, если так сказано в книгах, написанных под диктовку голубя.