По внушению святого духа, во имя общего блага церкви, мы подтверждаем решение, вынесенное нашими предшественниками Пием пятым и Григорием тринадцатого против новой Иезавели. Мы лишаем ее королевского звания, всех прав и привилегий. Мы освобождаем всех подданных от клятвы верности и запрещаем оказывать презренной еретичке какие-либо услуги. Пусть ни одна рука не протянется ей на помощь! Пусть она будет одинока и гонима, как одержимая бесом! Клеймите и преследуйте всех ее приверженцев, живых и мертвых, и пусть их судит трибунал инквизиции! Мы обещаем вознаградить не только в вечной жизни, но и в этом мире всех, кто выполнит свой долг перед святою церковью. Мы даем отпущение грехов всем, кто, взявшись за оружие, под предводительством дорогого нашего сына Филиппа второго пойдет сражаться с нечестивой Елизаветой. Мы отдаем Британские острова в полное владение монарха в награду за ревностное служение святому престолу и за проявленную им любовь к благочестивым католикам Нидерландов".

Отлучение было обнародовано во всех христианских церквах под колокольный звон, при свете тысяч свечей.

В Мадриде, в часовне Эскуриала, затянутой трауром, испанский король весь в черном, в окружении высших чиновников повелел нунцию огласить грозную анафему против «презренной Елизаветы».

Похоже было на то, что Сикст пятый и в самом деле вознамерился принять сторону Филиппа второго и обеспечить ему английскую корону. Молодой английский посол, убедившись, что был обманут римской курией, уже собирался покинуть вечный город, когда его пригласил к себе первосвященник.

Сикст долго беседовал с ним «о тяжкой доле властителей, о необходимости скрывать свои мысли и действовать против своих чувств»; он снова заверил посла в глубоком уважении и в искренних дружеских чувствах к Елизавете и даже попросил его немедленно написать королеве предостережение против Филиппа второго, указав, что,

«возбудив против себя гнев испанца убийством распутной шотландки, Елизавета подвергает себя риску быть убитой его агентами». Он дошел до того, что заявил: «…титул папы вынуждает его выступать на стороне ненавистного Филиппа, с которым он охотно бы расправился так же, как Елизавета с Марией Стюарт». Наконец, папа поклялся, что обещанная им Филиппу помощь является иллюзорной, поскольку она сводится к пурпурной шапке для дурака Алана и к смехотворному отлучению Елизаветы, что обещанный им Филиппу миллион экю он обязался уплатить лишь через шесть месяцев, после того как испанские войска завладеют частью английской территории, чего, несомненно, королева не допустит. Сикст передал послу Елизаветы подробное письмо короля Испании о состоянии его армии, военачальниках и о плане его похода. Словом, Сикст пятый предал Филиппа!

Получив эти сведения и услышав комментарии посла, Елизавета разыграла такую же комедию, как и ватиканский Юпитер; как глава англиканской церкви, она опубликовала анафему против святого отца и его священной клики, против всех, кто поставил свою подпись в булле отлучения.

Борьба между Англией и Испанией закончилась поражением Филиппа второго. Весть об этом вызвала бурную радость Сикста пятого. Когда английский посол читал Сиксту депеши о победе Елизаветы, вошел племянник папы кардинал Монтальто, и Сикст пятый не мог удержаться от восклицания: «Радуйся, племянник, Филипп второй побежден, королевство Неаполитанское теперь в наших руках!»

Стравив Англию и Испанию, Сикст пятый обратил свой взор к Германии и предложил епископам и католическим орденам не подчиняться императору Рудольфу второму.

Германский посол при римском дворе выразил энергичный протест от имени императора. Ему, однако, ответили, что жалобы его не могут быть приняты во внимание, что ему должно быть известно, как официальному представителю императора, сколь многим обязаны германские императоры папам, что папы давали корону императорам для защиты интересов святого престола, что наместники Христа подчиняются только богу и не позволят светским владыкам назначать служителей алтаря.

Императорский посол ловко отпарировал доводы папы, указав, что «если несправедливо вмешательство светских владык в церковные дела, то не менее несправедливо вмешательство его святейшества в дела светские».

И посол настаивал на праве императора назначать префекта Рима.

Тогда взбешенный Сикст пятый заявил: «Ваш господин является королем римлян в Германии — это верно; но он не имеет никакой власти над Римом, ибо я являюсь здесь единственным законным владыкой! Некогда папы испрашивали разрешения императоров на назначение римских префектов. Больше этого не будет. Я император Рима! Город принадлежит мне, и я решил защищать мое право против всех, кто вздумает вмешиваться в дела моего государства! Евангелие предписывает отдать кесарю кесарево и богу божье, но мир принадлежит богу и его наместникам, значит, кесарь имеет право лишь на то, что папе угодно! Короли и императоры являются нашими подданными».

И это говорил наместник Христа, провозглашавшего:

«Царство мое не от мира сего»!

После англо-испанской войны отношения между Сикстом пятым и Филиппом вторым окончательно испортились. Королевства неаполитанского папа не получил и продолжал интриговать против испанского короля, подстрекая теперь Елизавету напасть на Филиппа второго и разделаться с ним.

Елизавета послушалась советов Сикста и попыталась захватить Португалию. Попытка окончилась неудачей, и святой отец был чрезвычайно раздражен. Он сообщил ей, что «она вела себя в Португалии как женщина, а не как королева» и что «Филипп второй победит, если она будет так же мешкать во Франции». Убедившись, что Лига находится при последнем издыхании, а иезуиты продались Испании, Сикст пятый стал открыто поддерживать Генриха четвертого, осаждавшего Париж.

Когда во французской столице начался голод, черные мужи, чтобы поднять боевой дух населения, организовали пышную процессию.

Автор одной хроники рассказывает: "Папский легат и епископ Санлис присутствовали на этой церемонии, возглавляя процессию с крестом в правой руке и алебардой в левой. За ними следовали тысяча двести монахов, одетых в кирасы поверх сутаны и с касками поверх капюшона. Шестьсот иезуитов и двести священников, вооруженных старыми мушкетами, пиками и саблями, составляли центр кортежа. Но больше всего привлекал к себе внимание хромой монах, шарлатан, именуемый отцом Бернардом.

Время от времени перебегая с необычайной легкостью то на ногах, то на руках от головы процессии к ее хвосту, он делал короткие остановки, схватывал огромную саблю и с ловкостью настоящего фокусника глотал ее".

Эта затея вызвала бурный гнев папы против организаторов празднества, и он решил принять суровые меры. Сикст приказал генералу ордена запретить членам своего общества пребывание при дворах принцев и князей в роли духовников. Он потребовал также отозвать всех иезуитов — миссионеров в Шотландии, Нидерландах, Ирландии и Англии — как организаторов всех смут и беспорядков. Наконец, святой отец объявил, что считать орден иезуитов монашеским — кощунство и что в дальнейшем ученики Игнатия Лойолы должны называться не иезуитами — по имени Иисуса, а игнатианами.

Кроме того, папа сказал, что терпение его истощилось и что преступления, предательства и ненасытное честолюбие членов этого общества побуждают его думать о радикальной реформе и о полном искоренении зла.

На следующий день после этого выступления на цоколе одной из статуй в Риме приклеили объявление: «Папа Сикст устал жить».

И в самом деле, через несколько дней его святейшество умер от яда.

Как мы видим, Сикст совершил большую ошибку — он выступил против тех, кто был сильнее его.