Схема 3. Психосексуальная дифференциация и ее основные детерминанты.

Требования к маскулинности мальчиков в целом жестче, чем к фемининности девочек, и мальчики в ходе половой социализации испытывают большее средовое давление. В последние десятилетия жесткость маскулинных экспектаций и количество социальных барьеров на путях воспитания маскулинности возрастают почти параллельно. Достаточно вспомнить, что мальчик в ходе воспитания переходит из одних женских рук в другие: мать — воспитательницы в дошкольных учреждениях — учительницы в школе, а следовательно, вне зависимости от декларируемых воспитателями задач, он воспитывается как «удобный для обращения» с женской точки зрения. Эти контрасты нельзя не учитывать при обсуждении проблемы так называемой феминизации мужчин. Феминизация мужчин как фактор культуры нуждается, на наш взгляд, в специальном — более корректном и менее конфликтном, чем это делается в печати последнего времени, рассмотрении.

Во-первых, хотя Е. Maccoby, J.Jacklin (1974) считали неподтвержденными определяющие влияния на развитие мальчиков наследственности, а девочек — среды, более новые исследования, в частности на близнецах [Row. О., 1982], показывают, что это не так. Обоснования этому находим также в сформулированной в 1965 г. В. А. Геодакяном теории, согласно которой «наследственная норма реакции женского пола шире, чем мужского. (Норма реакции — способность генотипа реагировать на изменение среды — характеризует долю участия среды в формировании признака. Чем шире норма реакции, тем больше влияние среды и меньше влияние генотипа, и наоборот)»[32]. Следует поэтому полагать, что свойственная современной культуре демократизация социальных половых ролей не только не должна прямолинейно распространяться на весь набор возможных половых различий, но и неодинаково влияет на формирование маскулинности и фемининности: на девочек и женщин она должна влиять больше, чем на мальчиков и мужчин.

Во-вторых, создается соответствующее вышесказанному и все более сильное впечатление, что феминизация мужчин — не столько реальное явление, сколько артефакт изменившейся системы социальных отношений полов. Демократизация половых стандартов и эмансипация женщин — процесс неоднозначный. Оборотной стороной его прогрессивности является противопоставляемый традиционному (заметим — практически исчезающему) двойному стандарту так называемый эмансипационный экстремизм; происходит вполне согласующаяся с теоретическими посылками В. А. Геодакяна средовая маскулинизация женского поведения и самовосприятия, которая, как показано нами ранее [Каган В. Е., 1984], значительно превосходит феминизацию мужчин. В итоге поведение мужчин воспринимается как фемининное тем больше, чем более маскулинизировано поведение женщин. Надо надеяться, что эта тенденция не беспредельна, а связанная с субъективными трудностями освоения новых демократических стереотипов и порождающая крайние формы поведения ролевая растерянность будет преодолена. Сегодня, однако, она требует воспитательной компенсации. Риск феминизации мужчин существует, но он значительно меньше риска маскулинизации женщин. Дело поэтому не во фронтальной атаке на феминизацию мужчин (такая атака, благодаря сверхмаскулинным экспектациям, чревата невротизацией и психозащитной инфантилизацией, принимаемой за феминизацию), а в гармонизации стереотипов маскулинности и фемининности в массовом сознании и культуре, определяющих ключевые влияния среды как детерминанты психосексуальной дифференциации.

Половая роль/идентичность. Формирование половых ролей/идентичностей в нашей модели обозначено как Р_1–3. Половая роль — это модель поведения, определяемая системой предписаний и экспектаций, которую индивид должен усвоить и соответствовать ей, чтобы его признавали представителем мужского или женского пола. Половая идентичность — единство самосознания и поведения индивида, относящего себя к одному или другому полу и ориентирующегося на требования соответствующей половой роли. Разделение роли и идентичности довольно условно (по крайней мере — при гармоничном течении половой дифференциации): идентичность — субъективное переживание роли, а роль — проявление идентичности в поведении. Культурные стереотипы половых ролей чрезвычайно вариативны [Basow S., 1984].

У детей половые роли и идентичности существуют не в свойственном взрослым амальгамном виде, а формируются в динамике развития и социализации. Уже к 1,5–2 годам, а иногда и раньше, задолго до осознания своего «я» ребенок, как правило, знает, что он — мальчик или девочка. Он еще не знает — почему это так, еще не умеет на основании достоверных признаков отличать мужчин от женщин (например, не может различить на картинке обнаженных мужчину и женщину потому, что они «не одеты»), но уже ориентируется на требования соответствующей половой роли, формируя в ходе ее интернализации половую идентичность. Этот процесс завершается к 5–6 годам. Если до этого возраста воспитывать ребенка как представителя противоположного пола, то результаты такого воспитания впоследствии оказываются крайне трудно обратимыми или даже необратимыми [Seidel K., Szewezyk H., 1977]. Опасность этого тем больше, чем больше во врожденных программах представлены свойственные противоположному полу черты. Если исходить из закона нормального распределения, то лишь незначительное число детей изначально обладают крайними врожденными программами, индифферентными к средовым влияниям. Для подавляющего же большинства детей средовые детерминанты оказываются более или менее значимыми. После 5–6 лет в ходе дальнейшего развития и социализации происходят обогащение полоролевого репертуара личности, закрепление и нюансировка половой идентичности.

Представления о формировании половых ролей и идентичностей сформулированы в ряде теорий. Теория моделирования восходит к теории идентификации 3. Фрейда, утверждавшей подкрепляемое на неосознаваемом уровне отождествление ребенком себя с одним из родителей, место которого в отношениях с другим родителем он, якобы, стремится занять (комплекс Эдипа у мальчиков и комплекс Электры у девочек). Позже моделирование связывалось с имитацией, имеющей в виду идентификацию не только с родителем своего пола, но и с людьми своего пола вообще. Обоснования теории моделирования довольно тавтологичны — дети чаще выбирают модель своего пола, так как предпочитают сходную с собой модель; однако само предположение о предпочтении базируется на частоте выбора. Самый сильный довод в пользу этой теории состоит в том, что, игнорируя имитацию, невозможно понять другие механизмы половой дифференциации. Но и этот довод не в состоянии скрыть неясности того, почему все-таки ребенок предпочитает модель своего пола.

Теория социального научения [Mischel W., 1966] придает решающее значение механизмам поощрения-порицания: мальчики поощряются за маскулинное и порицаются за фемининное поведение, а девочки — наоборот. Слабое место этой теории состоит в том, что многие половые различия не являются результатом обучения и — более того — нередко формируются вопреки ему.

Когнитивная (познавательная) теория [Kohlberg L., 1966] утверждает, что ребенок сначала воспринимает себя как девочку или мальчика, а затем, в зависимости от этого, старается вести себя соответствующим образом. Как слабое место этой теории, отмечают обычно то, что она исходит из половой идентичности, которая является результатом интернализации половой роли. Каждая из этих теорий описывает тот или иной реальный аспект формирования полоролевого поведения. Но и все вместе они не отвечают на один, но ключевой вопрос: почему ребенок в своем развитии моделирует поведение именно своего пола, что является первичным толчком в этом движении?

В известной мере на этот вопрос отвечает языковая теория [Pleck J., 1975]. Она исходит из лингвистической теории порождающих грамматик Н. Хомского: говоря или понимая речь, человек производит действие, соответствующее речевой модели (как заметил один из писателей, многие вещи не возникли из-за невозможности их назвать). Согласно этой теории, так или иначе обращенная к ребенку и воспринимаемая им информация (информация в широком смысле — не только содержательная речь, но и тон, тембр голоса, речевая ритмика, язык прикосновений и жестов и проч.) сигнализирует ему о половой принадлежности и влияет на выбор моделей для идентификации и имитации. Принимая во внимание, что на ранних этапах постнатального онтогенеза ведущую, доминирующую роль играет правое полушарие мозга, обеспечивающее целостное и неосознаваемое восприятие информации, степень правдоподобия языковой теории надо признать достаточно высокой, а если учесть диалектику непрерывности и дискретности в мышлении и языке [Налимов В. В., 1979; Налимов В. В., Дрогалина Ж. А., 1984), то эту теорию придется признать вариантом когнитивной теории. Языковая теория, безусловно, нуждается в более систематических доказательствах, но в ряде случаев, приподнимающих завесу над внутренней жизнью детей, можно убедиться в ее небезосновательности.