– Да.

Лийк театральным жестом подносит изящный пальчик к изгибу губ.

– Ганс хороший, – говорит она. Утверждение повисает в воздухе, неожиданность и словно бы вызов, с которым это прозвучало, исключают какой бы то ни было ответ. Нелла раздавлена. Для Амстердама это обычная беседа? Может, подобная откровенность считается здесь светской болтовней?

– Вы уже познакомились с негром? – спрашивает Лийк. – Это что-то особенное.

Почувствовав волнение в животе, Нелла делает глоток вина.

– Вы говорите об Отто?

Лийк кивает и легким жестом отмахивается от имени.

– Рабом в прямом значении этого слова его не назовешь. И Йохан был бы против, правда, одному богу известно, что об этом думает Марин. – Она наклоняется ближе. – У еще одних моих знакомых тоже такой есть. А у нашего казначея сразу три, в том числе и девушка, играющая на виоле! Видите, сейчас можно купить все на свете. Хочется понять, как негру наша жизнь. Не мне одной интересно. Привезти его в дом – в этом весь Йохан.

Она снова подносит палец к губам, и Нелла чувствует, что от закипавшей в ней холодной ярости осталась одна усталость. Скорей бы домой. Лийк с улыбкой изучает ее, словно колоду карт.

– А Марин Брандт, – говорит она напоследок, – как поживает мисс Марин Брандт?

– Лийк, – раздается голос, и та вскидывает глаза. Нелла спешит подняться, но стоящий перед ними мужчина жестом показывает, что она может сидеть. – Пожалуйста, – он решает заверить ее и на словах, что все эти телодвижения для женщины в платье из тяжелой тафты совершенно необязательны. Он моложе Йохана, и лицо не огрубевшее от ветров и солнца, а гладкое и ухоженное, как у призовой лошади. Нижняя челюсть такая большая, думает Нелла, что с нее можно, как с тарелки, есть гребешки. А на его широченном плече она вполне могла бы свернуться клубочком. Мужчина держит в руке широкополую шляпу с такой просторной тульей, какой наверняка нет ни у кого в этом зале. Если он не будет ограничивать себя в еде, то рискует раздобреть. С учетом внушительных порций, которые здесь подают, перспектива весьма вероятная.

– Ганс, – представляет его Лийк, и на лице ее написано такое счастье, что на миг Нелле захотелось поменяться с ней местами, чтобы так же, как она, выделять слова, запросто обсуждать свою личную жизнь и делиться сплетнями. На мгновение эти двое – стоящий мужчина и сидящая рядом с ним женщина – кажутся ей идеальной парой. Не то что ее родители, да и муж куда-то сбежал. Но тут она замечает, с какой нетерпеливостью Лийк раз за разом переплетает на коленях свои проворные пальчики, вглядываясь в выражение лица супруга. «Чего она ждет? – спрашивает себя Нелла. – Что ей нужно от Ганса Меерманса?» Меж тем тот наклоняется над столом, чтобы взять до блеска начищенную ложку. На Неллу вдруг повеяло мокрой псиной и древесным дымком, перебившими аромат фруктовой помады для волос его жены.

– Вы серебряных дел мастер? – спрашивает Меерманс новую знакомую. Лийк усмехается, оценив шутку. Сегодня все вокруг только и делают, что скалят зубы. Нелла озадаченно молчит. – Есть ожерелье на продажу? – Меерманс проявляет настойчивость и, пожалуй, даже грубоватость, поощряемый очередным смешком жены, явно одобряющей его чувство юмора.

– Нет, – наконец отвечает Нелла, а он смеется и возвращает ложку на прежнее место. Ее удивил этот здоровый, искренний смех. Совместная картинка распалась. Нелла, глянув в пустой бокал, махнула им в угол комнаты, где еще недавно сидел ее супруг. – Мой муж Йохан Брандт, – говорит она, возвращая бокал.

– Да, – кивает он. – Я знаю. Мне надо поговорить с вашим мужем.

– Но… – Лийк насторожилась. – Надеюсь, не сегодня?

А Меерманс уже вертит головой, проверяя, нет ли Йохана поблизости.

– Лийк, мы должны обсудить с ним условия, – бормочет он в ответ, при этом сжимая поля шляпы, так же как она, Нелла, сжимала чашу с гребешками.

Лийк сжимает кулачки.

– Время ушло, Ганс, – говорит она. – Его сестра наверняка не увидит в этом смысла, а так как она привыкла вмешиваться в его…

– Сестра тут ни при чем, – обрывает он ее. И вздыхает, а Лийк, фыркнув, наливает себе новый бокал вина.

Нелла поднимается.

– Я должна найти мужа.

– Он сам придет, когда освободится, – говорит Лийк с оттенком строгости, так что даже непонятно, с кем Нелла имеет дело – с ней или с ее мужем. Меерманс откашливается и рассеянным движением проводит пятерней по мощным скулам. Нелла озирается. К своему облегчению, она видит Йохана в шляпе, он идет прямиком к ним. Хороший знак. Почувствовать облегчение при виде человека – это верный признак того, что ты на верном пути к храму любви. Значит, шансы полюбить мужа быстро возрастают.

Йохан берет ее за руку.

– Ну вот, – говорит он ей и выжидающе смотрит на Меерманса.

Лийк грациозно встает, чтобы тут же присесть в глубоком реверансе. Йохану это кажется забавным, и он в ответ отвешивает поклон.

– Лийк, – произносит он по-свойски и не сказать чтобы прохладным тоном, однако его улыбка кажется натужной.

– Господин, – отвечает она и смотрит на мужа. Меерманс, явно нервничая, утыкается взглядом в скатерть. Валяющиеся ножи и вилки сродни оружию, брошенному на поле боя.

– Приходите к нам поужинать, – говорит Ганс. – Заодно обсудим… у меня появились новые картины…

– А может, вы к нам? – спрашивает Йохан. Повисает пауза. – Вам нечего бояться, – добавляет он. Нелла уловила в его голосе шутку, но ни тот ни другой мужчина даже не улыбнулись.

У Лийк затрепетали ноздри.

– Ганс не боится, – бросает она. Нелла смотрит на Меерманса, ему явно не по себе, и на лице написано раздражение.

– Приходите посмотреть на сюрприз. – Хотя голос Йохана звучит почти угодливо, у Неллы закрадывается сомнение, что он действительно будет рад гостям. – Я приготовил жене сюрприз, – продолжает он, глядя на Неллу, которая тщится скрыть свое любопытство. – Посмотрите сюрприз, а заодно поговорим о твоих, Ганс, сахарных брильянтах. О твоем, Лийк, суринамском сокровище. Что скажете?

Меерманс кивает и с облегчением отводит глаза, а Лийк, продолжая сидеть, наблюдает за тем, как ее муж, как будто немного съежившийся, решительно нахлобучивает шляпу, как бы отсекая тем самым все мысли.

– Он не боится, – повторяет Лийк. – Ни он, ни я. – Она с улыбкой протягивает руку новой знакомой. Пальцы у нее сделались влажными, как лапки у лягушки, а кольца на ощупь холодные. А когда сверху ложится еще и ладонь, драгоценные камни впиваются в Неллину руку.

– Скоро мы увидимся, – говорит Лийк. – В этом я не сомневаюсь.

На обратном пути Йохан лежит на затянутой шелком скамье, как тюлень на песке, он съел столько, что не в силах пошевелиться. После ухода Меерманса они пробыли в гильдии еще час, и все это время он места себе не находил. Взгляд рассеянный, весь в своих мыслях, а жены будто и нет. Сейчас он впал в забытье, а Нелле так хочется задать ему разные вопросы. Почему все беспрестанно улыбались, хотя производили впечатление довольно несчастных? В животе, под кружевной нижней юбкой, у нее урчит от голода. Следовало, конечно, поесть, но она почему-то была уверена, что стоит ей положить в рот хоть одну виноградинку, как все эти горы мяса и фруктов разом рухнут.

Из пищевода вдруг пополз вверх пузырек воздуха, но она успевает более или менее незаметно выпустить его через нос. Йохан, похоже, ничего не услышал. Он лежит на спине. Прикрытые веки и прижатый к груди подбородок выдают его возраст. Ему тридцать девять, но выдубленная солнцем кожа делает его старше. Она думает о его уходах в себя, о солнечных минутах, сменяющихся мрачной рассеянностью, о непринужденной болтливости, за которой следует понурость. Интересно, хочется ли ему выглядеть не таким старым? Рано или поздно он проснется, введет ее в дом… и тогда все случится? Она станет полноценной женой? О каком сюрпризе он толковал?

Она закрывает глаза и кладет руку на плоский живот. Все-таки интересно, седые волосы у него только на голове или по всему телу?