– Право на мою жизнь?! – Виктора даже подбросило в кресле.

– Поправка к законам штата под номером Джи-2457. Вряд ли ты о ней слышал, но, поверь мне, она существует. Ты порвал свое индивидуальное право, когда проглотил те чертовы таблетки. Еще немного, и тебя бы пришлось кремировать. Тоже, кстати, за счет государства! Но мы вмешались и спасли тебя.

– Да кто вас просил вмешиваться? Это было частным делом, касающимся только меня и никого больше! Ешкин кот! Чьи-то права на мою жизнь… Подумать только! Да пошли вы к дьяволу со всеми своими предложениями!

– Прекрасно тебя понимаю, парень, – Рупперт благодушно махнул рукой. – Но поверь, я знаю и другое: жизнь – штука переменчивая. Сегодня тебе плохо, а завтра, может статься, ты ужаснешься содеянному в прошлом и начнешь все сызнова – как говорят, с чистого листа. Так что искомое «завтра» сейчас полностью в твоих руках. Как решишь, так и будет. Откажешься сотрудничать с нами – пожалуйста. Возвращайся в свою конуру и ломай голову над тем, как расплачиваться с кредиторами. Или доводи свое маленькое предприятие до конца. На этот раз никто тебе мешать не будет, даю слово. И даже таблетки вернут. Их там, по-моему, много еще осталось – как раз хватит. Я уже сказал: выбор за тобой.

Виктору показалось, что Рупперт улыбается. Мавр сделал свое дело, и мавр самодовольно ждал сдачи позиций. Наверняка, подразумевался вопрос: «А что можете предложить мне вы, мистер Рупперт?» Виктор упрямо сжал челюсти. Надо будет – объяснят и без его заискивающих просьб…

Некоторое время Рупперт, в самом деле, молчал. В конце концов, шевельнул крупными плечами, одобрительно заметил:

– А вы мне нравитесь, Вилли. Ей-богу, мы можем сработаться.

Впервые он назвал Виктора по имени и обратился к нему на «вы».

– Так вот, Вилли, взамен мы хотели бы предложить вам работу. Работу весьма необычную, сопряженную с определенным риском. Скажу прямо: возможно, мы даже предлагаем вам смерть, поскольку никто не гарантирует счастливого исхода. Но многое будет зависеть от вас. Повторяю: летального исхода никто не исключает. Однако даже в этом случае подобная гибель не будет похожа на то постыдное мероприятие, что затевалось в гостиничном номере с горсткой зажатых в ладони дамских транквилизаторов.

При этих словах Виктор невольно покраснел. Рупперт же продолжал как ни в чем не бывало:

– В нашем деле смерть носит по-настоящему мужской характер. Зачастую это смерть героическая, а главное, далеко не бессмысленная. Наши волонтеры погибают на боевом посту, как погибает солдат, защищающий свою родину. Они помогают родному городу и делают этот мир чуть чище и светлее. Кроме того, смерть вовсе не обязательна. Семьдесят процентов сотрудничающих с ОПП, как правило, остаются целы и невредимы. В случае ранений мы, разумеется, предоставляем экстренную медицинскую помощь. А в квалификации наших врачей, думаю, вы успели убедиться. Или я не прав?

Виктор скупо кивнул.

– Вот и замечательно, что вы не возражаете. Мы сами заинтересованы в успешном исходе. Вы же, выполнив предписанную контрактом работу, станете обладателем кругленькой суммы в сто тысяч долларов.

– Сто кусков?

– Именно!

– Но вы до сих пор не разъяснили мне сути работы.

Рупперт грузно отошел от окна и опустился в кресло напротив. Лицо у него оказалось гладким, неприятного желтоватого оттенка. Глаза ничего примечательного собой не представляли. Главной деталью внешности Рупперта оставался его хищный ястребиный нос.

– Мы называем это «работать донором», Вилли.

– Донором?

– Именно так. Ибо по сути своей – это ни что иное, как чистой воды донорство. Нет, нет!.. Вы снова меня неверно поняли. Речь идет не о переливании крови и каких-либо трансплантациях. Вы делитесь с человечеством не кусочками кожи и не глазной роговицей, вы делитесь с ним спокойствием и счастьем.

– Не понял?

– Да, Вилли, я не шучу. Спокойный ток жизни – это тоже своего рода капитал, и, как всяким капиталом, им вполне можно поделиться. Вы, конечно, можете заявить, что в вашем случае никаким спокойствием не пахнет, но уверяю вас, вы попадете впросак. В том и заключается парадокс, что даже тогда, когда человек не в состоянии помочь самому себе, он может помочь окружающим. Хотите примеры – пожалуйста! Человек, неизлечимо больной, собирается с духом и отправляется устранять опасную утечку на какой-нибудь атомной станции. Ничем не ухудшая собственного безнадежного положения, он оказывает неоценимую помощь другим людям.

– Вы собираетесь предложить мне службу на урановых рудниках? Или хотите, чтобы я таскал на загривке нитроглицериновые запалы?

– Вы чересчур спешите с выводами, – Рупперт с ухмылкой поскреб поросшую темным ежиком макушку. – Не следует понимать меня столь буквально… То, чем занимается наша служба, достаточно ново и невероятно. Собственно говоря, мы эксплуатируем открытие, до сих пор как следует не изученное, но которое уже сегодня способно приносить обществу ощутимую пользу. Возможно, с точки зрения глобальной этики мы не совсем правы, но я не принадлежу к числу краснеющих по любому поводу моралистов. В конце концов, человек тысячелетиями разжигал огонь и поджаривал пищу, согревая продрогшую плоть. При этом он знать ничего не знал о плазме, ее физической природе и невероятном диапазоне возможностей. Нечто подобное происходит и сейчас. Сегодняшний огонь нашего открытия спасает правопорядок в городе, спасает конкретных граждан, а все остальное второстепенно.

– Что за скверная привычка ходить вокруг да около? – не выдержал Виктор. – Скажите прямо, чего вы от меня-то хотите?

Рупперт поморщился.

– Прямо, криво… Если бы все было так просто, мда… – он шумно вздохнул. – Все верно, в будущем мы намереваемся сажать наших потенциальных доноров перед компьютерами. Знаете, бывают такие обучающие программы – надеваете очки с наушниками, подключаетесь к компьютеру, и через считанные минуты получаете все необходимые сведения. Да, думаю, так будет значительно проще, и мы обязательно дойдем до этого уровня, но, увы, пока приходится работать по старинке. Тем более что не все и не всем можно объяснить примитивными алгоритмами. Опять же, специалистов, что станут разрабатывать подобные программы, также нужно посвящать в нюансы нашего открытия, а это связано с риском утечки информации. По достаточно веским причинам мы все еще вынуждены соблюдать режим секретности.

Глаза Рупперта изучающе взглянули на Виктора.

– Вы представляете себе, что такое фактор риска?.. Нет, не спешите с ответом! Наперед заверяю вас: ничего об этом самом факторе вы не знаете. Более того, даже мы о нем знаем немногим больше вашего, однако с помощью специальной аппаратуры мы способны изменить ваш индивидуальный фактор, увеличив до предельного уровня. Такой вот забавный парадокс… – руки Рупперта пришли в движение. – Попробую объяснить иначе. Итак, вообразите себе замкнутую систему. Скажем, десяток среднестатистических жителей города. Фактор риска одного из них искусственно увеличен. Что произойдет в таком случае?

Виктор неопределенно пожал плечами.

– А произойдет, Вилли, удивительная картинка. Все беды и несчастья девятерых автоматически перекочуют на испытуемого десятого. Так солнечный свет, равномерно рассеиваемый по поверхности, с помощью линзы фокусируется в одной крохотной точке. Всем вместе им было просто тепло, но одному станет чертовски жарко. И он молодец – этот десятый! Он замечательный парень, потому что собственной грудью закроет амбразуру, огонь из которой косил всех подряд. Еще один хороший пример – молния. Она бьет в самое уязвимое место – в какое-нибудь дерево или холм, но за счет одиночного энергетического всплеска разряжается разом целая серия туч и целая долина. И точкой удара выбирается опять же место с максимальным противоположным зарядом. Вместо тысячи хаотичных и крохотных молний, получаем одну, но в миллионы ампер.

– Не очень понимаю, к чему вы клоните?

– А я не клоню, я все уже объяснил. Мы в состоянии создавать подобную фокусировку и творить подобие таких холмов и деревьев. Да, да, Вилли! Медленно, но верно, наука добрела и до этих тайн. Человек, наделенный максимальным фактором риска превращается в своего рода молниеотвод. Он спасает своих соседей, но на какое-то время вынужден претерпевать определенные неудобства.