Конечно, с Элдрет он почти не встречался. Когда он впервые после долгого отсутствия увидел ее за столом, девушка выглядела приветливой, но сдержанной. Макс подумал, уж не заболела ли она. Он вспомнил, что ее доставили в каюту на носилках, а потому не исключено, что ее здоровье совсем не такое крепкое, как могло показаться. Макс решил узнать об этом у корабельного врача — через кого-нибудь, разумеется.
Принесли кофе. Макс испытывал острое желание поскорее вернуться в «беспокойную дыру» и тут вспомнил, что Уолтер просил демонстрировать уверенность и спокойствие. Он посмотрел вокруг и громко заметил:
— У нас в кают-компании какая-то похоронная атмосфера. Неужели больше никто не танцует? Мистер Дюмон!
— Да, капитан?
— Распорядитесь, чтобы включили музыку. Миссис Мендоза, вы не окажете мне честь?
Миссис Мендоза хихикнула и приняла приглашение капитана. Но оказалось, что она была позором для Аргентины — у нее полностью отсутствовало чувство ритма. Макс, однако, сумел провести ее по залу без серьезных столкновений с остальными парами, подвел к креслу и поклонился. Затем он воспользовался своим званием и отнял миссис Дайглер у ее партнера. Волосы Мэгги еще были короткими, но выглядела она по-прежнему великолепно.
— Мы скучали без вас, капитан.
— Приходится много работать. В рубке управления не хватает специалистов.
— Да, я знаю. Гм… капитан, а скоро произойдет переход?
— Теперь ждать недолго. Нам понадобилось столько времени потому, что необходимо было проделать огромное количество расчетов — ведь безопасность прежде всего, правда?
— Значит, мы действительно летим домой?
Макс постарался улыбнуться как можно убедительнее.
— Разумеется. Так что не берите в корабельной библиотеке длинные романы: интендант не разрешит взять их с собой, когда вы будете покидать корабль.
— Спасибо, я уже чувствую себя лучше, — вздохнула миссис Дайглер.
Он поблагодарил ее за вальс, посмотрел по сторонам, увидел миссис Монтефиоре и решил, что его обязательства поддерживать моральный дух пассажиров уже выполнены. Элдрет одиноко сидела за столом. Макс подошел к ней.
— Ноги еще болят, Элдрет?
— Нет, капитан, все прошло. Спасибо за заботу.
— Тогда потанцуем?
Девушка широко открыла глаза.
— Вы хотите сказать, что у капитана есть для меня время?
Макс наклонился к уху Элли.
— Еще одна такая шутка, чумазая мордашка, — и я прикажу заковать тебя в кандалы.
Элли наморщила нос и хихикнула.
— Слушаюсь, капитан. Больше не буду, сэр.
Сначала они танцевали молча; Макс испытывал огромную радость от близости девушки и жалел, что не пригласил ее раньше. Наконец Элли подняла к нему лицо.
— Скажи, Макс, ты навсегда забросил трехмерные шахматы?
— Нет. Как только закончим переход, у меня будет больше времени и я брошу тебе вызов, — если дашь мне фору в два звездолета.
— Я уже жалею, что рассказала тебе об этом. Но пообещай мне — будешь заходить и беседовать с Чипси. Она спрашивала сегодня утром; «Где Макси?»
— Господи, я совсем забыл о бедняжке. Пожалуй, можно было бы взять ее в рубку управления, да боюсь, что она нажмет на кнопку — и месяц работы псу под хвост. Иди принеси ее.
— Она будет нервничать: вокруг столько людей. Давай пойдем к ней, а?
Юноша покачал головой.
— Я не могу идти к тебе в каюту.
— Почему? Не говори глупостей. Моя репутация и так подмочена, а капитан имеет право поступать так, как ему заблагорассудится.
— Это потому что ты никогда не была капитаном. Видишь, как следит за нами эта хищница? — Он указал глазами на миссис Монтефиоре. — Перестань спорить и принеси Чипси.
— Слушаюсь, капитан.
Макс пощекотал счастливую обезьянку под подбородком, дал ей кусочек сахара и заверил ее, что Чипси самая лучшая обезьянка в этой части галактики. Затем извинился и ушел.
Он чувствовал себя оживленным и бодрым. Увидев, как мистер Уолтер заходит к себе в каюту, Макс остановился в коридоре и машинально последовал за ним. Для той проблемы, которая его беспокоила, сегодняшний день ничуть не хуже завтрашнего.
— Голландец! Вы не заняты?
Первый офицер повернулся.
— А-а, это вы, капитан. Нет, сэр. Заходите.
Макс подождал, пока Уолтер нальет по чашке извечного кофе, и заговорил:
— Меня не оставляет одна мысль, мистер Уолтер, — это личный вопрос.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вряд ли. Но у вас гораздо больше опыта в таких делах, и потому мне хотелось бы рассказать об этом.
— Если таково желание капитана…
— Послушайте, Голландец, это проблема Макса, а не капитана.
Уолтер улыбнулся.
— Ну хорошо. Только не требуйте, чтобы я обращался к вам по-другому. Это может стать плохой привычкой.
— Хорошо, хорошо.
Макс собирался выведать у Уолтера, что знает первый офицер о поддельных документах, с которыми Макс прибыл на корабль: сообщил ему об этом доктор Гендрикс или нет?
Однако Макс тут же понял, что не может вести подобные расспросы: положение капитана обязывало.
— Я хочу рассказать вам, как оказался на «Асгарде».
И юноша поведал первому офицеру все, не скрывая от него даже роль Сэма, потому что откровенность уже не могла повредить другу. Уолтер слушал с серьезным выражением на лице.
— Я ждал, что вы расскажете об этом, капитан, — сказал он наконец. — Доктор Гендрикс поделился со мной своими сомнениями, хотя он не знал всех подробностей, когда намеревался назначить вас на должность ученика астрогатора. Мы решили, что этот вопрос не будет подниматься на корабле.
— Меня беспокоит, что произойдет после нашего возвращения. Если нам удастся вернуться.
— Когда мы вернемся. Вы обратились ко мне за советом, сэр? Или вам требуется помощь?
— Не знаю. Мне просто хотелось поделиться с вами.
— Гм… существует две возможности. Одна заключается в том, что мы решим это вопрос прямо здесь, изменив не очень важный отчет. В нем…
— Нет, Голландец. Я запрещаю подделку любых документов на «Асгарде».
— Вообще-то я почти не сомневался, что получу от вас именно такой ответ. Мое мнение совпадает с вашим, сэр, только я считал бы себя обязанным — по разным причинам — помочь вам скрыть это дело, если бы вы обратились ко мне с такой просьбой.
— Когда-то я подумывал о подделке отчета, даже считал, что такое действие оправданно. Теперь я изменил точку зрения.
— Я согласен с вами, капитан. Остается один выход: доложить о случившемся и быть готовым к неприятностям. В этом случае я приложу все усилия, чтобы уладить их; не сомневаюсь, что интендант и старший механик придерживаются такого же мнения.
Макс откинулся на спинку кресла, испытывая какое-то теплое чувство, ощущение полного благополучия.
— Спасибо, Голландец. Мне все равно, как поступят со мной… лишь бы разрешили остаться в космосе.
— Не думаю, что они пойдут на такие жесткие меры, — если вам удастся вернуть корабль на Терру. Но если их решение будет таким, мы будем добиваться справедливости. А пока постарайтесь забыть об этом.
— Попытаюсь. — Макс нахмурился. — А теперь скажите мне откровенно. Голландец, что вы думаете о фокусе, который я выкинул?
— Это сложный вопрос, капитан. Важнее то, что вы думаете о нем.
— Я? Не знаю. Припоминаю, что я чувствовал себя агрессивным и обиженным.
— Вот как?
— Я всегда объяснял — про себя, разумеется, — почему я пошел на такой шаг, считал, что виновата система, а не я. Теперь я не хочу оправдывать себя. Не то чтобы я жалел о случившемся, особенно теперь, когда я знаю, что мог бы упустить. Но я не хочу уходить от ответственности.
Уолтер кивнул.
— Это разумный подход. Видите ли, капитан, не бывает полностью справедливых законов. Человек должен руководствоваться здравым смыслом и рассудительностью, а не слепо повиноваться. Мне тоже приходилось нарушать правила; за некоторые нарушения я расплатился, другие остались незамеченными. Ошибка, которую вы совершили, могла превратить вас в формалиста, педанта, твердо решившего следовать букве закона и требовать, чтобы и все остальные поступали так же. Или вы могли стать вечным ребенком, убежденным, что правила обязаны исполнять все, кроме вас. По-видимому, вы не стали ни тем ни другим. Наоборот, это оказало на вас благотворное влияние.
