В рубке управления сверили часы с машинным отделением, включили ленту автопилота, и теперь оставалось только нажать на кнопку за несколько секунд до расчетного времени, чтобы автопилот дал команду и корабль начал взлет.

Зазвонил телефон, Смит поднял трубку и посмотрел на Макса.

— Это вас, капитан.

— Капитан, — голос интенданта звучал тревожно, — извините, что я беспокою вас в рубке.

— Ничего страшного. Что случилось?

— Миссис Монтефиоре хочет, чтобы ее высадили на Афродите.

— Кто-нибудь еще не желает оставаться на корабле?

— Нет, сэр.

— Но всем объявили, что желающие должны были обратиться к вам еще вчера.

— Я объяснил ей это, сэр. Ее ответ показался мне не совсем логичным.

— Если говорить откровенно, я был бы счастлив высадить ее там и таким образом избавиться от нее. Но мы, в конце концов, несем ответственность за нее. Передайте миссис Монтефиоре, что я отказался удовлетворить ее просьбу.

— Слушаюсь, сэр. Вы позволите мне сформулировать ваш отказ в несколько иной форме?

— Да, конечно. Позаботьтесь только, чтобы она мне не мешала.

Макс положил трубку и увидел, что рядом с ним стоит Келли.

— Вот-вот наступит расчетное время, сэр. Может быть, вы возьмете на себя управление и проверите готовность к взлету?

— Нет, шеф. Командуйте взлетом. Это ваша вахта.

— Слушаюсь, капитан.

Келли сел у консоли, Макс опустился в кресло капитана, чувствуя себя как-то неловко. Жаль, что я не курю трубку, промелькнуло в голове Макса. Ему казалось, что капитану следует сидеть спокойно и непринужденно, курить трубку и следить, как его подчиненные осуществляют маневры.

Макс почувствовал, что его тело вдавилось в подушку кресла: «Асгард» снова оказался в коконе собственной силы тяжести, и теперь ускорение не будет влиять на тех, кто находится внутри него. Через несколько мгновений корабль взлетел, но заметить это можно было лишь при взгляде в иллюминатор — голубое небо постепенно уступило место черному космическому пространству, усеянному звездами.

Юноша встал, заметил, что все еще держит в руке воображаемую трубку, и поспешно разжал пальцы.

— Я буду у себя в каюте, шеф. Вызовите меня, когда будете готовы к расчетам взятых после взлета пеленгов. Между прочим, кто будет нести вахты?

Келли встал и подошел к Максу.

— Я решил, капитан, что Ковак и я будем сменять друг друга, а парни поделят вахты между собой. Затем, во время перехода, мы оба будем в рубке.

Макс покачал головой.

— Нет. Вахты будут нести все — вы, Ковак и я. И так будет продолжаться столько, сколько нужно. Неизвестно, сколько времени понадобится на подготовку перед решающим броском.

— Вы позволите мне высказать свою точку зрения, капитан? — тихо спросил Келли.

— Вы ведь понимаете, Келли, если между нами не будет прямоты и откровенности, я не сумею осуществить переход.

— Спасибо, капитан. Вам нельзя уставать. Когда наступит решающий момент, вся тяжесть вахты ляжет на вас. — Помолчав, Келли добавил: — Безопасность корабля более важна, чем… ну, назовем это гордостью.

Макс задумался. Он учился тому — без посторонней помощи, — что капитан корабля не должен допускать ошибок, простительных любому другому, он обладал огромной властью, которой был наделен, как самая конечная инстанция. Его привилегии, такие, как возможность избавиться от неприятной для него женщины, сидящей за капитанским столом, были велики, тогда как последствия ошибок, связанных с выполнением нечеловечески трудных обязанностей, часто являлись непредсказуемыми.

— Послушайте, шеф, — медленно, словно все еще размышляя, произнес он, — как вы думаете, можно установить кофеварку вон там, за компьютером?

Келли повернулся и смерил расстояние взглядом.

— Да, сэр. А зачем это вам?

— Мне кажется, что тогда здесь поместится раскладная койка.

— Вы собираетесь спать в рубке управления, сэр?

— Иногда. Мне пришла в голову мысль, что на койке мог бы отдыхать любой из нас. Вот вы, например, проводите в рубке половину суток. В течение нескольких недель присутствие вахтенного офицера вообще-то не потребуется, так что, находясь на вахте, можно будет и подремать. Как вы считаете?

— Это противоречит правилам, сэр. И станет плохим прецедентом… и плохим примером. — Он посмотрел на Ногучи и Смита.

— Занесите в вахтенный журнал соответствующую запись со ссылкой на существующие правила и укажите, что это сделано ввиду чрезвычайной ситуации и для безопасности корабля. Я подпишу.

— Если вы считаете это необходимым, сэр.

— В вашем голосе звучит сомнение, так что я не исключаю, что ошибся. Подумайте и сообщите мне свое мнение.

Раскладная койка была установлена в рубке, и соответствующая запись внесена в вахтенный журнал, но ни Келли, ни Ковак ни разу не отдыхали на ней. Что же касалось Макса, то он тоже не воспользовался ею — он знал, что все равно не уснет.

Теперь Макс ел тоже в рубке. Хотя особой необходимости в его присутствии не было, так как требовалось только брать пеленги звезд, чтобы определить место рандеву с пустотой в окружающем корабль космическом пространстве, Макс заметил, что, если он не занимался вычислениями, его не оставляло беспокойство, и он стремился поделиться своими тревогами с Келли.

Каким образом разведывательный корабль возвращался в собственную Галактику через только что рассчитанную новую конгруэнтность? И что случалось с теми, кто не сумел вернуться? Может быть, доктор Гендрикс сумел бы вычислить характеристику противоположной стороны еще не рассчитанной конгруэнтности, пользуясь лишь теми инструментами, что находятся на борту обычного космического лайнера? Макс пришел к выводу, что доктору Гендриксу это было бы по силам — ведь покойный астрогатор был настоящим фанатиком своей профессии и обладал глубокими знаниями в области теоретической физики, выходившими далеко за пределы обычных вычислений. Макс был уверен, что доктор Гендрикс намного превосходил в знаниях большинство астрогаторов.

Молодому капитану было известно, что разведывательные корабли рассчитывают конгруэнтности с обеих сторон, применяя к гравитационному полю теоретические данные, собранные на ранее не исследованной стороне. Он сделал несколько попыток прикинуть форму подобных расчетов, затем сдался, не испытывая уверенности в точности полученных им результатов — Макс был уверен в своих прикладных способностях, но сомневался в теоретических аспектах и понимал, насколько приблизительны эти результаты. Ведь не было никакой возможности точно измерить массу звезд, особенно когда в распоряжении астрогатора были обычные инструменты грузопассажирского лайнера.

Теперь все время посвящалось попыткам рассчитать «колею» к той неизвестной точке в космическом пространстве, где, судя по имеющимся в распоряжении пленкам, они ворвались в незнакомую вселенную. Войдя в эту «колею», корабль сможет прибыть к расчетной точке на скорости, лишь немного уступающей скорости света, затем резко ее увеличить и — оставалось надеяться на благоприятный исход.

Подобный маневр был бы прост на поверхности планеты, однако совсем иное — ситуация в космосе. Пеленгуемые звезды движутся с огромной скоростью, и других ориентиров здесь нет; для того чтобы определить, какое место космического пространства соответствует тому, где корабль находился в другое время, требуется произвести сложнейшие расчеты, у которых не существует простых теоретических решений. Для каждой вычисленной конгруэнтности у астрогатора имеется таблица ранее проделанных расчетов — «Критические таблицы рассчитанных аномалий». На «Асгарде» Максу и Келли приходилось вычислять все самим.

Макс проводил в рубке управления столько времени, что первый офицер посоветовал ему время от времени показываться в гостиной, дабы повысить моральный дух пассажиров. Уолтер не счел нужным добавить, что капитану надлежит улыбаться и демонстрировать спокойную уверенность, это подразумевалось само собой. После разговора с первым офицером Макс принял решение — по мере возможности — ужинать с пассажирами и офицерами.