С русскими региональными фамилиями на ‑их, ‑ых перекликаются фамилии той же модели у поляков Силезии, у словаков и хорватов.
Очень важен еще не замеченный факт, что некоторые документы так именуют только женщин. В листах переписи 1897 г. нередки примеры: в д. Ананьинской Холмогорского у. фамилия главы семьи Луговой, а его жены и дочери — Луговых[89]; в д. Засульская Мезенского у. хозяину и сыновьям записана фамилия Прелой, а хозяйке и дочерям — Прелых[90], те же различия известны и в Зауралье.
В свете приведенного едва ли надо разъяснять наивность утверждения, будто в нередкой фамилии Плохих «формант ‑их добавлен, чтобы смягчить отрицательный смысл основы»[91]. Никакой оценочной, качественной функции он никогда не нес.
* * *
Кроме географии форм, образующих фамилии, важна география форм, которыми образованы их основы; их нельзя смешивать с образованием фамилий, но они таят столько ценного для истории народа и языка, что упустить такой источник непростительно. Здесь можно лишь в качестве примеров привести немногие, приоткрывающие разные грани проблемы. Понятно, что частотность их гораздо меньше, чем частотность форм самих фамилий, но все же значительна, а территориальная избирательность ярка.
‑инов(ов). Именования Костромитин(ов), Пермитин(ов) и т. п. обозначали дворянина, зачисленного на военную службу по такому-то уезду, в котором он и получал землю, становясь помещиком. Для следующих поколений эти именования становились фамилиями. Перечень городов, от названий которых образованы эти фамилии, чрезвычайно четок: Белев, Болхов, Боровск, Венев, Верея, Вязьма, Коломна, Кострома, Луховицы, Можайск, Мосальск, Москва, Пермь, Псков, Ржев, Серпухов, Тверь, Чусовой. Положенные на карту, они очерчивают границы Московского государства на исходе XV в. и датируют расцвет форманта ‑итин. Переход именования на потомка требовал дополнительно форманта ‑ов; в XVI в. накоплен некоторый запас патронимичных именований на ‑ин, поэтому слышимое наличие ‑ин в ‑итин воспринимали уже как оформленный патроним и некоторые фамилии на ‑итин обходились без дооформления. По-видимому, язык диктовал некоторые ограничения: к топониму в три слога с консонантным исходом формант ‑итин не присоединяли, пользуясь обиходным ‑ец, не несшим официального, социально-привилегированного оттенка.
‑ичев. Суффикс ‑ич — один из старейших у славян. Он издавна вошел в славянскую ономастику, образуя патроним, именование по имени отца, очень рано расширил значения, образуя этнонимы (именования племен — лютичи, радимичи, кривичи, вятичи и др.) и многочисленные топонимы. Из него возник сложный формант ‑ов(ев)+ич. В обоих видах он получил огромную силу в ономастике всех славянских народов. В фамилиях он стал монопольным образующим средством у сербов, преобладающим у хорватов, вторым по частотности у поляков, частым и у других. У русских он издавна свойствен отчествам, но лишь у социальной верхушки (князья, бояре), много столетий сохраняя строго сословную принадлежность. В XVI в., отстаивая свое право на ‑вич, бояре готовы были пойти в опалу, а то и на плаху; в XVIII в. этот формант определен сначала только немногим высшим чинам, а затем всем дворянам. Даже в конце XIX в. еще сохранялась его социальная окраска, хотя официального запрета не было. Теперь он стал монопольной формой отчества. В фамилии же он вошел не как формант, а как часть основы — в цепочке Фома—Фомичев, т. е. в качестве 2‑й степени, образуемой из отчества же. Такие фамилии можно встретить всюду (местами с редуцированным ‑и‑, так как в русском языке безударный гласный очень ослаблен, вплоть до нуля). О них писал Б.‑О. Унбегаун[92], приведя больше сотни примеров, но он не имел никаких данных об их размещении, а оно чрезвычайно показательно. Максимальное скопление их наблюдается в Верхнем Поочье, на стыке областей Тульской (особенно Белевский, Чернский и смежные районы), Орловской (Болховский, Мценской и соседние районы). Вероятно распространение этой модели со стороны Белоруссии (может быть, при неоднократном изменении государственных границ в XVI—XVII вв.). Самые встречаемые из них — Ганичев, Демичев, Ильичев, Ларичев, Фомичев. В Болховском и Белевском районах фамилии с финальным ‑ичев достигли немалой частотности, близкой к 30 человекам на тысячу жителей. По мере удаления от центра своего скопления они резко уменьшаются, и, например, на востоке Тульской обл. и юго-востоке Орловской их частотность едва достигает 1 человека на тысячу. В Мещовском у. Калужской губ. (1924 г.) ‑ичевы составляли 1%, — видимо, это западный рубеж скопления их. В среднерусской полосе есть территории с повышенной частотой этих фамилий, но нигде они не образуют крупных скоплений.
Зато автору посчастливилось неожиданно обнаружить их мощный ареал на Севере. В фондах Вологодского архива севернее, северо-западнее, северо-восточнее Белого озера, в бывшем Шольском р‑не и соседних с ним, фамилии на ‑ичев часты, как нигде (подробнее в главе о вологодских фамилиях)[93]. Даже в Усть-Кубенском р‑не (на восточном берегу Кубенского озера) носители фамилии на ‑ичев составляют около 80 человек на тысячу жителей; восточнее Вологды они гораздо реже.
‑ичкин, ‑очкин. Центр сгущения фамилий этого типа (впервые его указала М. Н. Морозова) почти совпадает с фамилиями на ‑ичев, максимальна частота в тех же районах Калужской, Тульской и Орловской областей (1952—1958 гг.) — 31 человек на 1 тыс. жителей[94]. В окружающих районах частота их гораздо ниже, размеры ареала скромнее, чем у фамилий на ‑ичев; в бывшем Мещовском у. Калужской губ. 1924 г. — все еще 17 человек на 1 тыс. жителей[95], а к востоку, наоборот, они резко исчезают. По происхождению эти фамилии — отчества от иронично-ласкательных имен, чаще — от канонических (Афоничкин, Борисочкин, Савочкин, Фомочкин), реже — от неканонических (Звездочкин, Ниточкин). Явно, что именования в форме Афоничка, Ниточка на этой территории были излюбленными, но почему — неизвестно. Вероятно, они поздние, но датировка загадочна, как и причина. На других территориях они редки.
‑сков (Земсков, Городсков, Донсков, Шатсков, Сотсков и др.). Все фамилии образованы от наличных именований на ‑ский(‑ской). О них Б.‑О. Унбегаун заметил: «нередки у донских казаков»[96]; позже донские примеры фамилий собрал Л. М. Щетинин[97], у яицких (уральских) казаков их нашел Н. М. Малеча, ценные исследования которого ждут публикации. Эта модель характерна для пограничных областей, например по «засечной черте» XVII в.: Симбирск—Шацк—Белгород. Возможен прямой перенос из этих районов на Дон, на Яик: Петр I в 1695 и 1708 гг. переводил из-под Симбирска казаков в Азов и на Медведицу, формируя донское казачество[98]. Фамилия Гребенсков указывает на гребенское казачество, которое в XIX в. переселилось с Дона на Кубань и Терек.
‑ицын. Всюду можно встретить фамилии Лисицын, Курицын, но суффикс ‑ица, некогда очень продуктивный, ныне архаичен. А на Севере фамилии от основ, образованных им, в 10 раз чаще, чем где-либо, так как мужские нецерковные имена с этим формантом там нередки и в XVII в. От них — Губницын, Доильницын, Дряхлицын, Коробицын, Наговицын, Репницын, Телицын, Чицын, Шипицын и др. В Шенкурском у. в 1897 г. зафиксировано 1556 носителей фамилии, образованной по этой модели[99].
