Я опускаю взгляд на тающий мешочек льда с розовым оттенком моей регидратированной крови. Пункт номер один: идти домой и принять душ и постараться удержать мать от бесконтрольного использования в большом количестве масла розмарина. Затем вернуться в школу и разорвать связь между Кармел и Троянской Армией. Они, вероятно, не заметили, как Томас вытащил меня из дому; видимо, они думают, что я мертв, и организуют драматическое собрание, на котором будет рассматриваться вопрос обо мне и Майке, и как все это им в дальнейшем объяснить. Без сомнения, Уилл внесет много предложений. После этого я вернусь в дом. Потому что я видел, как Анна убивала. Я должен остановить ее.

Мне повезло с матерью. Ее не было дома, когда я вернулся, на кухонном столе лежала записка, в которой сообщалось, что обед в пакете в холодильнике. Она не нарисовала в конце записки сердечка или что-то в этом роде, поэтому догадываюсь, что она раздражена тем фактом, что меня не было целую ночь, и к тому же я не позвонил ей. Позже я что-нибудь придумаю, как сказать ей о том, что лежал окровавленный и без сознания. Зато не повезло мне с Томасом, который подвез меня домой, а затем последовал к самому крыльцу. Когда я выхожу из душа, голова все еще пульсирует так, будто мое сердце сменило местожительство и переехало за глазные яблоки, а Томас тем временем уже сидит на кухонном табурете, переглядываясь с Тибальтом.

— Это необычный кот, — говорит он сквозь зубы. Он смотрит, не мигая, в зеленые глаза Тибальта — зеленые глаза, которые мерцают взглядом в мою сторону, и, кажется, говорят «этот подросток — шишка». Его кончик хвоста дергается, будто рыболовная наживка.

— Конечно же, нет. — я роюсь в шкафчике в поисках аспирина, такую привычку я взял после прочтения Стивена Кинга «Сияющий». — Он кот ведьмы.

Томас разрывает зрительный контакт с котом и смотрит на меня. Он знает, когда над ним смеются. Я улыбаюсь и бросаю ему банку содовой. Он открывает ее, находясь слишком близко к Тибальту, поэтому тот шипит и спрыгивает со стола, раздраженно ворчит и проходит мимо меня. Я тянусь вниз почесать себе спину, а кот тем временем бьет меня хвостом, как бы показывая свое желание немедленного ухода сей нечесаной личности.

— Что ты собираешься делать с Майком? — глаза Тома расширены и сосредоточены на кромке кока-колы.

— Устранять ошибки, — отвечаю я, потому что это все, что я могу сделать. У меня было бы больше возможностей, не проваляйся бы я без сознания прошлую ночь, но дело сделано. Мне нужно найти Кармел. Нужно поговорить с Уиллом. Мне нужно закрыть им рты обоим.

— Итак, вероятно, тебе придется отправиться со мной в школу. — он поднимает брови от удивления, предполагая, что я перестал пытаться его угробить. — А что ты ожидал? — спрашиваю я. — Ты теперь в этом деле. Ты хотел вляпаться в это, ну, что ж, поздравляю. Нет времени на долгие размышления.

Томас сглатывает. К его чести, он молчит.

Когда мы приехали в школу, коридор пуст. На секунду у меня пролетает мысль, что мы ошиблись зданием, мы зажаты в тиски, что за каждой дверью слышится заупокойная молитва для Майка при зажженных свечах. Затем я осознаю себя идиотом. Коридоры пусты, потому что мы пришли во время третьего урока.

Мы останавливаемся возле шкафчиков и уклоняемся от вопросов факультативного отделения. Я не собираюсь идти в класс. Мы рассчитываем дождаться ланча, находясь возле шкафчика Кармел в надежде, что она окажется здесь, не бледная, не больная и не находящаяся в постели. Но даже если так, Томас знает, где она живет. Мы можем пойти к ней чуть позже. Если удача на моей стороне, то она еще не разговаривала с родителями.

Когда звенит звонок, для меня это равносильно встряске. Он не помогает моей головной боли, но я тяжело моргаю и смотрю через толпу, бесконечный поток одинаково одетых учеников, шагающих по коридорам. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу Кармел. Она выглядит немного бледной, будто бы плакала или ее бросили, но зато все еще хорошо одета, с книгами в руках. Не слишком потрепанная.

Одна из брюнеток с прошлой ночи — я не знаю, которая из них, но я буду называть ее Натали — подскакивает и начинает болтать не понятно о чем. Реакция Кармел достойна премии Оскара: вскидывает голову и внимательно смотрит, закатывает глаза и улыбается, все так просто и натурально. Тогда она рассказывает что-то отвлекающее, а Натали поворачивается и отскакивает в сторону. Маска Кармел снова сползает.

Она находится меньше чем в десяти фунтах от своего шкафчика, и когда она, наконец, поднимает глаза, то замечает меня, стоящего перед ней. Глаза Кармел расширяются. Перед тем, как оглянуться и подойти ближе, она громко поизносит мое имя, будто бы желая, чтобы ее кто-нибудь услышал.

— Ты…жив. — в том, как она комкает фразу, говорит о том, насколько она себя странно чувствует, чтобы сказать что-либо еще. Ее глаза пробегают по мне сверху вниз, будто бы я прячу сочившиеся раны, кровь или сломанную кость. — Как?

Я киваю Томасу, который прячется справа за моим плечом.

— Томас вытащил меня.

Кармел устремляет на него взгляд и улыбается. Она больше ничего не говорит. Она не обнимает меня, хотя я рассчитывал на другую реакцию. Дело в том, что она не пытается понравиться мне по какой-то причине.

— Где Уилл? Чейз? — интересуюсь я. Я не спрашиваю, знает ли кто-нибудь еще об этом. Это очевидно по поведению учащихся, они ходят, разговаривают как обычно, ничего не делая. Но нам все еще нужно уладить некоторые вопросы. Расставить все точки над «и».

— Не знаю. Я не видела их с ланча. Я не уверена, на скольких уроках они будут.

Она опускает взгляд. У нее возникает желание поговорить о Майке. Хотя выразить словами то, что она чувствует, что она сожалеет, сложно, или что на самом деле с ним не так все плохо, и он не заслуживает того, что с ним случилось. Она закусывает губу.

— Мы должны с ними поговорить. Все вместе. Найдем их во время обеда и скажем, что я жив. Где мы встретимся?

Она не отвечает сразу, а беспокойно оглядывается. Давай, Кармел, не разочаровывай меня.

— Я приведу их на футбольное поле. Там никого не будет.

Я киваю, и она быстро уходит, еще раз оглядываясь назад и убеждаясь, что я все еще здесь, что я настоящий, и она не сошла с ума. Я замечаю, что Томас смотрит ей в след, как очень грустный верный ей пес.

— Чувак, — говорю я, направляясь в сторону тренажерного зала, чтобы через него пройти и выйти к футбольному полю. — Сейчас не время.

Позади себя я слышу, как он бормочет, что время есть всегда. Я позволяю себе ухмыльнуться за минуту до того момента, пока не посажу Уилла и Чейза на короткий поводок.

Когда Уилл и Чейз пришли к назначенному месту, мы с Томасом кемарили на трибунах, уставившись на небо. На дворе солнечно, мягко и тепло. Матушка-природа не оплакивает Майка Андовера. На мою пульсирующую голову проливается нежный луч света.

— Боже, — говорит один из них, а затем за этим следует энное количество бранных слов, которые лучше не вспоминать. Тирада заканчивается словами: — Он действительно жив.

— Не за что, мудаки.

Я приподнимаюсь. Томас привстает тоже, но при этом сутулясь. Эти сопляки обращались с ним грубо слишком много раз.

— Эй, — рявкает Уилл. — Мы ничего с тобой не делали такого, понятно?

— Держи свой гребаный рот на замке, — добавляет Чейз, указывая пальцем на меня. На минуту я не знаю, что ответить. Я не думал, что они придут сюда только для того, чтобы заставить меня молчать. Я отчищаю джинсы на коленях. На них видна пыль, когда я прислонялся к нижней части трибуны.

— Вы, ребята, не пытались причинить мне вред, — честно отвечаю я. — Вы затащили меня в дом, только чтобы хорошенько напугать. Вы не знали, что вашего друга выпотрошат и превратят в куски мяса.

Это было жестоко. Я признаю это. Чейз становится бледным. Майк был последний, кто умел переглядываться. На секунду я смягчаюсь, но потом моя пульсирующая голова напоминает мне, что они пытались меня убить. Находясь возле них чуть ниже, Кармел обнимает себя и смотрит в сторону. Вероятно, мне не следовало быть таким агрессивным. Но что, если она водит меня за нос? Конечно, я должен это учитывать. И я не рад, что случилось с Майком. Я никогда не позволил бы этому случиться, если бы они не опустили мне доску на голову.