— Чтоб я так жил! — завистливо сказал Медведь.
— Да-а, — поддержал коллегу Кижуч. — Если бы молодость знала, если бы старость могла…
— Не туда смотрите, старейшины, — прервал их беседу вождь. — Похоже, дождались!
Медведь и Кижуч вслед за Бизоном задрали головы вверх — парень-дозорный на скале отчаянно жестикулировал. Бегло читать язык жестов Семен так и не научился, но в чем тут дело, понял сразу — на подходе первое стадо весенней миграции животных. Для степных охотников начинается страда…
На другой день утром Семен обнаружил на территории поселка лишь одну половозрелую особь мужского пола — старейшину Кижуча. Впрочем, в «ремесленной слободке» тоже, наверное, кто-нибудь остался, включая Головастика, ни на что, кроме художественного и технического творчества непригодного по причине близорукости. Кижуч не сидел и не стоял у Костра Совета, а почти танцевал — махал руками, поворачивался, крутил головой, приседал. Таким образом он общался с дозорным на скале, а через него — с ушедшими в степь бригадами охотников, разделочников и носильщиков. Их действия нужно было координировать и, кроме того, вести учет убитых животных, дабы не превысить возможности утилизации добытого мяса.
— Уф-ф! — сказал старейшина, вытирая трудовой пот со лба и усаживаясь на бревно. — Вроде бы дело пошло — за Черепахой уже бьют, а на Голубом озере ребята успеют вовремя. Ты чего такой хмурый?
— За парня переживаю, — честно признался Семен. — Как он там?
— Юрайдех? — удивился Кижуч. — А что ему сделается? Если только девки насмерть затрахают! Впрочем, я в его годы…
— Знаю-знаю! — прервал. Семен много раз слышанную ностальгическую похвальбу. — В его годы тебе вообще спать некогда было. Хочу зайти к нему…
— Да зайди! — глумливо ухмыльнулся Кижуч. — Вам — Первозверям — закон не писан! Думаешь, и тебе что-нибудь осталось?
Отец воина в очередной раз хотел поинтересоваться, почему сына признали этим мифическим животным, и в очередной раз не решился, а побрел к стоящему на отшибе вигваму. По дороге он с немалым удовлетворением отметил, что, похоже, все женское население поселка под руководством толстой Рюнги трудится на подготовке хранилищ к поступлению свежего мяса. «Все хорошо, все правильно, — размышлял Семен. — Откуда же у меня такое дурацкое чувство… Или предчувствие… То, что оно есть, — это факт, но зачем и почему — непонятно совершенно».
— Ты здесь?
— Да.
Семен приподнял входной клапан и нырнул в полумрак жилища. Пространство между потухшим очагом и стенами было завалено скомканными шкурами, резко пахло мужскими и женскими выделениями. Совершенно голый Юрайдех сидел, скрестив ноги, и широко раскрытыми глазами смотрел куда-то в пространство. Семен опустился на корточки, заглянул в эти невидящие глаза и содрогнулся — ужас, тоска, призыв. При этом он совершенно отчетливо почувствовал, что дело не в парне, он-то как раз в полном порядке. Просто он как бы смотрит в окно и видит там что-то тяжелое и крайне неприятное. Семен не решался прервать эту медитацию довольно долго, а потом вздрогнул — из далекого далека донесся рев мамонта.
— Тобик пришел, — улыбнулся Юрайдех. — Извините, Семен Николаевич…
— Не извиню, — буркнул Семен. — Говори!
— Да я и сам не пойму, — признался парень. — Как-то вот так затянуло, как будто я здесь и не здесь, как будто смотрю на наш Средний мир со всех сторон сразу.
— Миллионами глаз всех живых существ? Сверху и снизу, изнутри и снаружи?
— Ну, да…
— Знакомо… — кивнул отец. — Это мне знакомо.
— С вами такое было?! — удивился сын.
— Да. Один раз в жизни — там, в Пещере. Когда посвящение проходил… У тебя с головой все в порядке?
— С головой? — Юрайдех пощупал свою не слишком чистую растрепанную шевелюру. — Да вроде бы… Только повязка куда-то делась… А-а, вот она!
— Я не об этом, — сказал Семен. — Что происходит за сопкой, которая называется «Черепаха»? Вот прямо сейчас — что там творится?
— Наши бизонов бьют, — не задумываясь ответил парень. — Первое стадо пошло на дарпир — одни самцы. А на Голубом озере зимой мамонты половину забора развалили, и ребята сейчас чинят, потому что и там стадо на подходе…
Юрайдех говорил спокойно и как бы незаинтересованно. Информация, которой Семен владел, совпадала с сообщенной полностью. В голове его лихорадочно крутились предположения, откуда сын мог все узнать. Так и так выходило, что ниоткуда. При всем при том парень явно что-то скрывал, что-то недоговаривал.
— Семен Николаевич, можно я… Можно мне…
— Нельзя! — отрезал отец. — Без тебя обойдутся! Будут еще на твоем веку охоты.
— Я не об этом… Мне в форт нужно. В школу…
— Что-то?! — вытаращил глаза Семен. — Зачем?!
— Ну-у…
— Короче! Не тяни резину — выкладывай все как есть!
— Н-не могу… Сам не понимаю!
— Тогда так, — принял решение Семен. — Давай глаза в глаза — молча. Я же учил тебя, ты умеешь!
— Да, — сказал Юрайдех, — давайте!
Минут пять отец и сын сидели неподвижно, а потом Семен вздохнул и вытер со лба выступивший пот:
— Черт знает что! Может, это твои глюки? «Крыша поехала», а?
— Не знаю… — честно признался сын.
Семен оказался в полном смятении: каскад полученных «мыслеобразов» однозначно свидетельствовал, что над его фортом и школой, а может быть, и всем народом Мамонта нависла смертельная опасность. Нужно немедленно начинать всеобщую мобилизацию, собирать людей, вести их… Но на каком основании?! На основании неких видений в мозгу парнишки, совсем недавно пережившего сильнейшее душевное потрясение, а может быть, и клиническую смерть? «Основной смысл трехдневного „карантина“ после посвящения, — вспомнил Семен, — в том и заключается, чтобы выяснить, остался ли человек вменяемым. Если нет, то его просто убьют — это жестоко, но, увы, правильно. Сейчас время большой охоты, время заготовки мяса на ближайшие несколько месяцев — людям и спать-то будет некогда… Да, моей власти, моего авторитета, наверное, хватит собрать их и повести на войну с… непонятно кем. А что будет потом? Проблемы с питанием, конечно, возникнут, но настоящий голод вряд ли наступит… Но ритм жизни — далеко не легкой — будет нарушен. И все это из-за „глюков“ моего сына?! Нет, надо разбираться! Спокойно, Сема, спокойно…»
— Сколько девушек у тебя было сегодня ночью?
— Пять.
— И ты каждую…
— Угу, — кивнул Юрайдех. — А Люнку и Найгу по два раза.
— Молодец! Весь, как говорится, в отца… Скажи честно, бардак творится в Среднем мире или у тебя в башке?
— Честно? Не знаю!
— Верю! — вздохнул Семен. — Ты понимаешь то, что видишь? Можешь как-то рационально объяснить?
— Н-ну, вроде бы…
— Тогда объясняй! Я специально не полезу больше в твое сознание — говори словами, доказывай, что ты не псих!
— Иначе меня убьют?
— Нет, в психушку посадят, — грубо пошутил Семен. — Ты передал мне «мыслеобраз», в котором с верховьев нашей реки движется целая армада лодок-долбленок с вооруженными людьми. Это кто угодно, только не переселяющееся племя — кочевье выглядит не так. Тогда зачем они плывут? За вражьими головами? За скальпами? За всем этим такой толпой в такую даль не отправляются! А они издалека, потому что я сам недавно с верховьев — там тигдебы с быками шарахаются. Никаких водоплавающих народов там нет — о них даже никто и не слышал! Объясни, хотя бы теоретически, откуда они могли взяться?
— Ну, я думаю… — замялся Юрайдех. И вдруг заговорил довольно уверенно: — Понимаете, Семен Николаевич, у нашей реки несколько истоков. Один из них начинается в большой низменности. Там сплошные леса, озера и болота. Наверное, эти люди оттуда, потому что на лодках хорошо плавают.
— В таких условиях много народу не бывает, — усомнился Семен. — На озере или в лесу многим не прокормиться!
— А их раньше много и не было, — не смутился Юрайдех. — Это как бы саморегуляция популяции…
— Что-о?! — опешил Семен.
— Ну, когда появляются признаки перенаселенности, может родиться целое поколение особей, не привязанное к родным местам и с ослабленным инстинктом самосохранения. Оно — это поколение — когда становится взрослым, легко скучивается, сбивается в стаю и куда-нибудь отправляется. Типа нашествия саранчи, массовых походов мышей или леммингов. Обычно они попадают в непригодные для жизни условия и погибают. А численность исходной популяции из-за этого резко снижается. Я правильно говорю?
