Семен (сокрушенно):
— Да, обещал! Хотел я и правда соль вам раздать, но передумал.
Народ (возмущенно):
— А в рыло?! А на рогатину?! Почему передумал-то?
Семен (грустно):
— Потому что не по справедливости живете! Старину не чтите, дедов не уважаете. У одних всего навалом, а у других, кроме вшей да детей, и нет ничего! Разве правильно это? Справедливо разве?
Народ:
— Га-а! Ты чо-о?! Да я!! Да мы!! — начинает разноголосо спорить между собой. Среди толпы мелькают Филя, Миля и Киля. Никакого сочувствия к поселянам они не испытывают и развлекаются от души, подзуживая спорящих. В конце концов в дело вступает третья сила.
Дедовы ближние (кричат):
— А ну, тихо! Хватит орать!! Ща по мордам огребете — вот ты и ты! И ты с ними до кучи — как в тот раз! Слушайте, что Семхон говорит!
Семен:
— Особо мне хуторяне ваши не нравятся. Живут, понимаешь, на отшибе — себе на уме, значит. Зерна у них навалом — на новых делянах, поди, сам-сто собирают, а…
Народ разделяется: примерно половина молчит, а другая ревет возмущенно:
— Врешь, гургул проклятый!
Дедовы ближние (кричат дружно):
— Верно говорит Семхон!!!
Семен (дождавшись относительной тишины):
— Сам-сто они там, значит, собирают, а деду что приносят? Это ж птицам на смех! Это ж лешему на закуску!
Народ разражается криками — в том числе и одобрительными.
Дедовы ближние (хором):
— Верно говорит Семхон!!!
Семен:
— А теперь ваши хуторяне что удумали?! Они там — по норам своим — самогон гнать приладились! Им теперь и дедова пива не нужно! У них и посуды глиняной полно!
Народ — взрывается гневными воплями. Против оратора направлены далеко не все.
Дедовы ближние (перекрывая щум):
— Верно говорит Семхон!!!
Семен (дождавшись затишья):
— Они, значит, самогон там попивают, да в зерне купаются, а, скажем, Мурдыкины? Детей полон дом, а собрали полмешка, да и то с мусором!
Голос из народа:
— Они ж по пятому разу старую деляну засеяли! Им новую готовить лень!
Народ (кричит):
— Врешь! Верно!! Врешь!!!
Дедовы ближние (вместе с Мурдыкиными):
— Верно говорит Семхон!!!
Семен:
— Долго я думал, люди добрые, почему живете вы так. И понял: не любите вы руку отеческую, догляд мудрый не терпите. Неслухи вы!
Народ:
— Верна-а!! Врешь!! Говори, да не заговаривайся! Верна-а!! Врешь!! Бей гада!!!
Семен (с надрывом):
— А потому решил я соль не вам, а деду отдать! Пускай он и делит ее — по справедливости!
Дед (злобно):
— Уж я разделю!
Дедовы ближние (перекрывая шум):
— Верно говорит Семхон!!!
Народ:
— Бей гургулов!! Верна!!! Кровопивцы!! Верна!! Деда не трожь!!! Бей!!!
Дедовы ближние (еще громче):
— Верно говорит Семхон!!! Кто зерно от общины прячет — тому фиг в нос!!! А кто честно ссыпает — тому от пуза! И соли! И пива!! И самогона!!!
Голос из народа (ревет, заглушая всех):
— Кто ж проверять-то будет? Ты, что ли?!
Семен (воспользовавшись паузой в криках):
— Зачем же мне этим заниматься? Разве мало среди вас людей честных, нежадных? Которые под себя все не гребут? Вот, скажем, Мурдыкины…
Народ разделяется. Одни кричат:
— Верно!!
Другие орут:
— Пьянь! Лентяи!! Гнать их в шею!!!
Дед (пристукнув клюкой):
— Цыц, окаянные!
Дедовы ближние и Мурдыкины:
— Верно говорит Семхон!!!
Семен (передавая мешок с солью):
— Вот тебе, дедушка, — владей! Хорошим людям не жалей, а плохим… сам знаешь. А чтоб не обманули тебя, пошли ребятишек верных — пусть посмотрят, у кого деляны какие, сколько взрослых в дому. Не поленись, зарубочки сделай: у кого работников сколько, да сколько притом зерна ссыпали. А то, может, сам и укажешь, где кому жить, да какие деляны готовить — чтоб на виду все, чтоб без обману!
Дед (радостно):
— Благодарствуем! За людишками-то сыны мои присмотрят, да и племяш вот толковый вырос — уважает дедушку. А которые от своих отделяются, которые по ямам зерно прячут, попляшут у нас теперь! Трундыкины особенно! Со своей же родней делиться не хотят! Ничо, теперь поделятся — вот она, сольца-то!
Голос из народа:
— Не дождешься, старый хрыч! Соли давай!! А то мы и сами сходим — места знакомые!
Дед (кричит фальцетом, обнимая мешок):
— Да кто ж с тобой пойдет-та?! На смерть-та верную?!
Филя, Миля и Киля (вопят из толпы):
— Нету за солью хода! Нету-у!! Еле ноги унесли! Тибидахи там сплошные! Сами чуть не сгинули!! Добрый человек выручил!
А им в ответ:
— Врете вы все!!!
В общем, в тот — самый первый — раз все обошлось благополучно. Даже массовой драки не случилось. Большинство участников были трезвыми и довольно быстро сообразили, что выражение недовольства им дорого обойдется — магазинов в лесу нет. Ободренный успехом, Семен двинул свой караван в путь, благо проводники у него имелись.
Общины лесных земледельцев находились на разных стадиях зрелости — одни недавно отпочковались и были «социально» молоды, другие наоборот — еле держались от старости и готовы были распасться на несколько самостоятельных семей. Семен никого не свергал, не устраивал заговоров — он раздавал соль и требовал за это жить «по справедливости», требовал, чтобы «богатые» делились с бедными, здоровые с больными, сильные со слабыми. А для этого, естественно, нужна власть, которая будет за всем следить и делить продукт. Правда, сначала его нужно этой власти отдать…
«Иерархическая пирамида, — размышлял Семен, — универсальна. Наверное, она заложена у людей в генах. И не важно, кто стоит на вершине — вождь, старейшина или три-четыре крепких мужичка, которые договорились вести дела сообща. Они и промеж себя пирамиду построят. Всегда найдутся обиженные, всегда бедные хотят, чтобы не было богатых…»
В конце осени эпопея закончилась — вместе с солью. Остатками Семен щедро расплатился с Филей, Милей и Килей и отправил их по домам. Тащить с собой вновь завшивевшую Нилок Семену отчаянно не хотелось, и он был только рад, когда она изъявила желание идти с Филей — если, конечно, Семен и ее не обделит. Он не обделил — горько вздохнул и отдал мешочек, припасенный для себя самого: «Опять даже икру посолить будет нечем. Но, может быть, оно и к лучшему — привыкнуть недолго, а вот отвыкать потом…»
От своих спутников Семен не скрыл, чем теперь придется расплачиваться со скотоводами за право доступа к соляному месторождению. И конечно, не забыл напомнить, что Нилок прекрасно умеет заготавливать «счастливый дым».
Глава 10. Поход
Рыжий бродил по степи, рвал траву и кустарник, жевал и рвал снова. Он часто теперь бывал сытым. В такие моменты мамонт любил подолгу стоять на вершинах холмов и нюхать ветер, узнавая запахи «своих» и чужих. Ему было о чем подумать, ведь он пережил столько событий — непонятных и страшных. Время шло, пережитые радость и страх как бы отдалялись. Теперь можно было вспомнить и увидеть конец и начало сразу. Вожак разведал, освоил огромную территорию в изменившемся после катастрофы мире. Только этого было мало — пришлось долго водить «своих», заставляя их запоминать маршруты между летними и зимними местами кормежек. Двуногие стали готовить удобную еду для молодняка и кормящих самок. Мамонты привыкли к этому, но настало время, когда Рыжему показалось, что мир вновь начал меняться — двуногие попытались нанести ущерб «своим». Знакомый человечек утверждал, что это другие двуногие. Наверное, так оно и было: Рыжий видел, как они убивали друг друга. Животные так не поступают… А потом все перепуталось — в теплый период Рыжий стал встречать семейные группы «своих», в которых почему-то присутствовали молодые двуногие. Самки относились к ним как к собственным детям. Это было странно, это было, наверное, неправильно, но Рыжий не возражал — такие изменения не казались опасными. В последние годы его беспокоило другое.
