Вопросов не было.

— Тогда пошли.

Они подошли к какому-то кривому забору и бесшумно перелезли его. Во дворе, среди неряшливых, полуразвали­вшихся хозяйственных построек, сиял при луне новенький «Мерседес-600». Лейтенант удовлетворенно кивнул.

В двухэтажном, на вид нежилом доме светилось толь­ко подвальное окно. Пока милиционеры окружали дом, один из них осторожно заглянул внутрь и замер.

— Ты что? — одними губами спросил у него подошед­ший сзади Железяка.

— Вот это кино, лейтенант!..—восхищенно прошеп­тал оперативник и кивнул головой в сторону окна.

Посмотреть, действительно, стоило.

Блатной, видимо, страдал манией величия, поскольку на постели, кроме него, копошились целых три потаску­шки. Молоденькие, стройные, по последней моде с мел­кими остренькими грудками, они пытались создать хоть сколько-нибудь подходящую случаю композицию, но по­лучалось у них плохо.

Блатной, видимо, к изыскам не привык, а потому норовил поймать одну из них и примитивно трахнуть, две же другие оказывались не у дел и, наконец, махнув рукой на товарку с клиентом, увлеклись друг другом, что получилось у них довольно естественно.

Желязяка многого насмотрелся в жизни, но сейчас помимо воли увлекся, с удовольствием наблюдая, как одна из девушек целует другой грудь, отчего та закиды­вает назад голову с закрытыми глазами и вскидывает худенькие руки...

Тут за углом один из оперов наступил ногой на ведро, которое покатилось куда-то с веселым звонким лязгом. Залаяли собаки.

Блатной подскочил, как на пружинах. Казалось бы, валялся в постели, а глядишь ты: в руке у него уже был наган.

— Брось пушку и лицом к стене! — прокричал в окно Железяка, без особой надежды на успех. И действительно, блатной сразу выстрелил на голос и метнулся в глубь дома.

Оконное стекло разлетелось от выстрела, но лейтенан­та не задело.

Оперативники окружили дом, трое вломились в дверь. На некоторое время установилась тишина, потом бухнул опять выстрел из нагана, вслед за ним — два из «Ма­карова».

— Живым его, суку, брать,— крикнул лейтенант и отошел чуть подальше от дома, пытаясь определить, куда блатной будет бежать дальше.

Блатной тем временем, стараясь не шуметь, проби­рался на крышу. На чердаке было тихо, и ему уже пока­залось, что пронесло. Он подошел к слуховому окошку и, выставив вперед руку с оружием, начал вылезать.

В тот неудобный момент, когда он наполовину был на крыше, а наполовину еще на чердаке, сверху на него сел оперативник и умело вывернул руку с пистолетом.

— Приехали, браток,— сопя произнес он и стал со­вать наган за пазуху, а другой рукой попытался достать наручники.

Блатной улучил момент и, натужно застонав, выгнул спину, так что оперативник свалился с него вбок и, поте­ряв равновесие, покатился к краю крыши.

Блатной проворно выскочил наружу и побежал по коньку, громко топая по жести босыми пятками.

— Вон он! —закричал кто-то снизу.— Стой, стрелять буду!

— Не стрелять! — командным голосом закричал блатной.— Брать живым!

; -: ■ ■ ■ ■ '

— Вот мерзавец,— даже как-то уважительно пробор­мотал Железяка, наблюдая, как совершенно голый блат­ной бежит по крыше.— Стрелять можно! — прокричал лейтенант.— По яйцам ему цель, это ранение не опасное.

— Ах ты, сука ментовская...

Оперы снизу наблюдали за блатным, которому, каза­лось, деваться было совершенно некуда.

— Ладно, побегал и хватит! —крикнул Железяка. —А то правда стрелять будем.

— Ты попади сначала,— ответил блатной.

— Ну, черт с тобой! Мне даже больше нравится, когда на допросе тоненьким голоском...

Но тут блатной выкинул фортель. Он неожиданно разбежался и прыгнул с крыши. За счет высоты он проле­тел довольно далеко и угодил в какое-то дерево, что росло на соседнем участке. Раздался звук ломающихся ветвей, мат и блатной исчез.

 —На поле бегите слева!— крикнул Железяка двум оперативникам.— А вы за машиной, подгони с фа­рами к перелеску!.. Да девчонок кто-нибудь задержите!

И сам бросился вдогонку за блатным.

Он настолько долго уже изучал эту породу людей, что удивить его практически никому не удавалось. Он напе­ред знал, что они выкинут, как себя поведут.

Вот и сейчас, перемахнув через забор, он совершенно точно знал, куда блатной побежал. Вот туда — в темноту, через кусты, к лесу. Он выровнял дыхание и побежал следом.

Не прошло и нескольких минут, как он заметил впере­ди мерцающее белым голое тело. Беглец явно начал уставать.

— Эй! — крикнул' Железяка.—У тебя задница как путеводная звезда! Так и светится!

Блатной наддал, но хватило его не надолго, и через минуту расстояние опять стало сокращаться.

«Сейчас он попытается спрятаться в кустах и напасть сбоку»,— машинально подумал Железяка. И действи­тельно, тот метнулся вправо и пропал. Железяка пробе­жал еще несколько шагов и пошел шагом:

— Ну, выходи, родной, выходи. Некуда тебе девать­ся...

Говоря, Железяка на всякий случай поставил пистолет на предохранитель. Мало ли что, вырвет и сразу стрелять захочет, а тут какая-никакая, а оттяжка. Может в полсекунды, а есть. Сам он стрелять не собирался. В голого, безоружного — даже как-то неудобно.

Он прошел еще несколько шагов и почувствовал, что блатной в ближайших кустах.

Железяка покрепче взял пистолет и нарочно повернул­ся к нему спиной.

«Вот сейчас прыгнет»,— подумал он. Блатной и прыг­нул. Еще в полете, хищно выставив вперед руки, он удивился, что милиционер уже стоит к нему лицом и даже не замахивается, а просто-таки уже бьет его рукояткой пистолета чуть выше удобно подставлен­ного уха.

Удар получился полновесный и пришелся строго над ухом. Блатной тяжко осел на лесной тропинке, и Железя­ка деловито надел на него наручники.

— Ну, вставай, сатир,—благожелательно подпихнул его ногой лейтенант.

Блатной сел, мыча, покачиваясь из стороны в сторону и пытаясь утереть с лица кровь. Но руки уже были скованы за спиной.

— Слушай, лейтенант,— проникновенно заговорил он, снизу заглядывая милиционеру в глаза.— Нельзя мне в тюрьму, ну никак нельзя....

Железяка смотрел на него молча, без злобы, даже как-то снисходительно. Блатной приободрился:

— Слушай, отпусти ты меня, ну чего тебе? Одним делом меньше, одним больше... А у меня жена, ребено­чек, мамочка старенькая, не переживет она...

И блатной деланно зашмыгал носом, стараясь выда­вить слезу, но это ему не удалось.

— Мамочка в Туле? — спросил Железяка.

— Нет, в Воронеже...

— Ну, жену твою я в окно видел. Остальные дочки? — Что ты меня мучишь?—Блатной сделал вид, что вся его душа переворачивается от циничности милици­онера, от черствости его души, в которой нет совершенно ничего святого.

— А чего ж ты не дома? Ладно, вставай.

И помог голому уголовнику подняться на ноги. Тот повел скованными за длиной руками и тоскливо посмот­рел на луну в темном небе.

— Пошли, погуляем,—предложил лейтенант и под­толкнул задержанного в сторону поселка. Тот нехотя сделал шаг, другой, но снова остановился. 

— Ну ладно, ну, давай договоримся — опять заныл он.— Ну чего ты молчишь?..

Железяка чуть отошел и стал рассматривать блатно­го, сунув руки в карманы: 

— Да вот, любопытно мне, откуда ты деньги доста­вать будешь.

— Ай, — приподнятым голосом заверещал блатной.— Зачем деньги! Деньги грязь, во гляди, от сердца отрываю, красавец!

И он пошел к милиционеру, выпятив грудь. В темноте Железяка не совсем его понял и удивленно попятился:

— Елду что ль предлагаешь? — несколько ошарашенно спросил милиционер. Такого предложения он уж сов­сем не ожидал.

— Мент, да ты в окно насмотрелся и фурагой поехал? — Блатной рассмеялся вполне искренне.— Елду, скажешь тоже. Вот, смотри, да фонарь вклю­чи...

Железяка включил подсевший фонарик и осветил блатного. У того на голой груди блеснула толстая золо­тая цепь с кулоном, в середине которого переливался большой драгоценный камень.