Ник говорил совершенно искренне и доверчиво улы­бался, прощая уходящим гостям все невольные бестакт­ности и натянутости за то, что — пусть и в самом фина­ле,— но они задали ему единственный по-настоящему важный и правильный вопрос. Вопрос, на который ему очень хотелось ответить.

* * *

Каждый должен делать только то, что у него получа­ется хорошо. И так, как ему с руки. Ник не собирался ни извещать Серегу о точном времени своего прилета, чтобы не создавать тому лишних хлопот, ни тем более тащить с собой что-либо более объемистое, нежели спор­тивная сумка. У него, собственно, другой сумки и не было, если не считать громадного армейского баула, которым его снабдили на одной из американских воен­ных баз, где пришлось ему побывать, пока утрясался вопрос с натурализацией. Тогда он еще не познакомился с Деб.

Но все пошло совершенно не так, как он предполагал. Деб, считая это вполне естественным, даже не поставив его в известность, развила бурную деятельность, и вскоре вся ближайшая округа знала, что ее муж отправляется в катастрофически грязную и неблагополучную, судя по телевизионным репортажам, Россию.

И в дом стали поступать ящики и сумки с тем, что наивные американцы считали своим вкладом в гумани­тарную помощь.

В первый момент Ник был поражен, наткнувшись на стопку незнакомых рубашек, которые Деб аккуратно па­ковала в пластиковый мешок.

— Что это?

— Это ты возьмешь с собой,— просто ответила жена, не прерывая своего занятия.

— Зачем? —все еще недооценивая серьезность проис­ходящего, удивился Ник.

— Как это зачем? —в свою очередь искренно уди­вилась Деб.— В России сейчас тяжело, весь народ борется за демократические преобразования, но людям трудно. Наши соседи хотят помочь и передают некоторые вещи, чтобы ты раздал там нуждающимся. Что-то еще не­понятно?

— Ты с ума сошла? Ты хочешь, чтобы я тащил через океан вот это барахло? —Ник не сердился, напротив, его даже несколько развеселила такая мысль.—Куда я его там дену?

Деб на секунду задумалась, удивленная реакцией му­жа. Но, как ей показалось, быстро нашла ей объяснение:

— Это не Сергею, что ты! Я планировала ехать поку­пать ему подарки в пятницу.— Если бы ты освободился пораньше, мы успели бы в Вашингтон, в какие-нибудь приличные магазины. А это просто надо раздать тем, кто нуждается. Если не хочешь заниматься сам, отдай в рай­онное отделение армии спасения.

— Знаешь, в России нет армии спасения. 

— А нуждающиеся есть?

Только тут Ник начал понимать, что все это не шутка, а проблема. И вместе с тем, глядя на свою мило беремен­ную Деб, которая старательно собирает какие-то вещи для неизвестных ей людей просто потому, что кому-то где-то плохо и, нет денег на новую рубашку, а старые сносились, он почувствовал, как его захлестывает такая волна нежности и благодарности, что чуть не прослезил­ся. Он обнял жену, вдохнул запах ее волос и уткнулся ей в шею.

— Как я тебя люблю,— сказал он, ощущая своими руками через тонкий трикотаж майки ее разогретую ра­ботой кожу.

«Черт с ней, с проблемой. Возьму все, что она собе­рет. В аэропорту брошу, кто-нибудь подберет».

Деб откинулась на его руки и нашла своими губами его.. Ник с удовольствием отдался поцелую, отчего-то возбуждаемый запахом стираных рубашек, что горой лежали на столе.

* * *

День отъезда приближался и, когда билет уже был заказан, Ник узнал, что Деб отправила Сергею в Москву телеграмму с номером рейса и текстом специально для этого случая переведенным на русский язык, но написан­ным латинскими буквами.

Впрочем, на этот раз он не расстроился, понимая, что объяснить Деб всю бесцельность ее действий невозмож­но. Телеграмма непременно потеряется, да и утруждать друга встречей в аэропорту не хотелось. Но, если она считает, что так правильно, значит, пусть так и будет. Не привыкший к вниманию, Ник грелся в заботе жены, как в лучах весеннего солнца и, если бы был человеком более романтического склада, непременно отметил бы, что чувствует, как из него пробиваются наружу зеленые ли­стики.

Он по-прежнему ходил на работу, привычно трениро­вал американцев, но внутренне уже как бы был в пути. Вся эта поездка постепенно наполнялась дополнитель­ным смыслом: он не нашел бы нужных слов, но ясно чувствовал, что только после нее сможет вернуться в Америку уже совершенно. И хотя он сам себе не призна­вался в этом, ехал он еще и для того, чтобы убедиться: его больше ничто не держит на первой родине и дом его, окончательно и навсегда, здесь.

* * *

Покупку подарков отложили на день отъезда: рейс приходился на вечер и по пути к аэродрому Кеннеди решено было завернуть в Вашингтон. Поэтому утро на­чалось со страшной суматохи.

Ник проснулся как обычно раньше Деб. Он вообще просыпался очень рано и, пока она еще спала, принимал контрастный душ. Специальная, предельно сложная ду­шевая установка, способная при помощи микрокомпью­тера, подчиняясь выбранной программе то сменять ледя­ную воду почти кипятком, то пульсировать струей воды толщиной в руку, то, разбиваясь на мелкие колющие струйки, массировать кожу,— эта душевая установка бы­ла, пожалуй, единственным настоящим предметом роско­ши, приобретенным Ником. Привыкнув во всем быть по-американски бережливым, он не мог себя заставить экономить воду, за что периодически получал нагоняй от жены, для пущей важности иллюстрируемый фотографи­ями из журналов «Грин-пис». Но понимая всю чудовищ­ную аморальность своих действий, мало того, искренно переживая и за судьбу китов, и за амазонские «зеленые легкие планеты», все равно настойчиво и с огромным удовольствием отдавался водным процедурам по сорок-пятьдесят минут каждое утро.

Отбарабанив себя водой разного напора и температу­ры, Ник сделал несколько упражнений, проверяя каждый мускул своего тела, и остался ими доволен. Он был несколько возбужден предстоящим путешествием, но на­деялся, что оно не сможет выбить его из колеи благодуш­ного успокоения. Затем он сел в позу лотоса и около часа медитировал, очищая внутреннюю пульсацию праны от неприятных цветов и ритмов. И только после этого он с радостью принял новый день.

По дороге на кухню он заглянул в спальню. Деб лежала на кровати и притворялась спящей. Хотя Ник ходил очень тихо, ему почти никогда не удавалось за­стать ее врасплох. Она как будто чувствовала его присут­ствие. Но, с другой стороны, ей никогда не удавалось обмануть его.

Как и на этот раз. По чуть неровному вздоху и легкой дрожи ресниц Ник сразу понял, что она уже проснулась. Но, принимая ее игру, неслышно двинулся к кровати. Солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, весело освещало комнату и растормошенную сном постель, на которой лежала его жена, рассыпав по подушке выбившиеся из заколки волосы и выпрастав из-под одеяла соблазнитель­ную пятку, замысловатым кулинарным изыском розове­вшую на белом фоне белья. Приближаясь и не только сдерживая дыхание, но и заставляя сердце стучать пореже и поровней, Ник постепенно сгибался и приседал, так что когда он достиг кровати, пятка была напротив его глаз. Он облизнул тонкие губы, но в этот момент пятка взви­лась вверх,и раздался визг Деб:

— Только не за пятку!

— Не мешай моим отношениям с ней! Я же вижу, она меня нарочно подманивала.

— Нет, она спала, мирно спала, но тут подверглась агрессии!

Деб рухнула на кровать навзничь и притянула Ника к себе:

— И она все еще спит! — уже на ухо сообщила она мужу.— И не только она. Спит все.

В подтверждение своих слов Деб стянула одеяло до пояса и предъявила Нику действительно совершенно сон­ные груди, еще хранящие следы складочек от пижамы. Ник прижался к ним губами по очереди и почувствовал, как они расправляются, разглаживаются и словно прихо­рашиваются, обретая более определенную форму.

— По-моему, они просыпаются,—заметил Ник, соби­раясь вновь поцеловать так приятно пахнущую со сна кожу, но Деб опять взвизгнула и моментально заверну­лась в одеяло: