— Я же знал, что вы подъедете! — улыбается Ник.— Шиканул на этот случай. 

— Это правильно,— заметил оператор.

Кстати, техник, страдающий пессимизмом и излиш­ним критиканством, ошибся. Сюжет тот прошел по ЦТ дважды. Конечно, сокращенный, конечно, мельком, но все-таки прошел. Только Серега его так и не увидел.

Ник провел гостей в дом, за который еще должен был платить в течение десятка лет. Домик был стандартный, но американский. А это предполагало пару этажей, холл, который тут принято считать уютным, то есть имеющим в наборе журнальный столик, камин, бар, мягкую мебель и палас. Присутствовала также витиеватая лесенка на второй этаж, где, уж конечно, одна из комнат предназ­началась первому ребенку, другая — второму, которого пока позволить себе нельзя, а третья — родителям. За неимением второго ребенка, пустующая спальня счита­лась «комнатой для гостей», но до сих пор там еще никто не жил. Несмотря на это, почему-то именно комната для гостей вселяла в Ника глубокое удовлетворение, и обыч­но, рассказывая о своем доме, он начинал именно с нее. Кстати, расстраивался, если не встречал должного восхи­щения в слушателе.

Пока гости рассаживались, и Ник, радуясь своему положению настоящего хозяина настоящего дома, спра­шивал, кому что налить, Деб «суетилась по хозяйству». То есть выкладывала в пять тарелок пять закусок из пяти приобретенных в супермаркете пакетов. Таким образом, стол оказался облагорожен несколькими банками пива, вазочкой со льдом, огромной бутылкой «Смирновской», которую, впрочем, почти не тронули, сыром, ветчинкой, орешками, салатом и маслинами.

Шика со «Смирновской» не получилось. Калягин пить отказался наотрез, за ним, скрепя сердце помотал голо­вой и оператор. Ник к тому времени уже плеснул в два стакана и почти с мольбой взглянул на техника. Тот посомневался мгновение, но потом решил не обижать парня и, рискнув выговором, кивнул. А чтобы больше об этом не думать, тут же чокнулся с Ником да и махнул свои сто грамм залпом, закусив маслинкой. Ник последо­вал его примеру. Но не оттого, что так привык. Так он как раз отвык и предпочитал пить по-американски, лишь пригубливая свою порцию. Просто не хотелось, чтобы все подумали, что он корчит из себя американца. Хлоп­нул, в закуске тоже отдал предпочтение маслинкам и слегка «потеплел».

Отпустило напряжение от съемки, Деб уютно сидела рядом, разговор, плавно перетекая с английского на рус­ский, плелся своим чередом. Ник протянул к секретеру руку и достал тоненький альбом для фотографий:

— Это наш общий,— сказал он.— Видите, как мало еще...

И протянул его гостям:

— Вот это я, когда в Америку прилетел.

На фотографии был запечатлен изможденный подрос­ток, больше похожий на индийца, с темной кожей и звери­ным взглядом исподлобья. Корреспондент недоверчиво посмотрел на Ника: здоровый, веселый, обаятельный — он не был даже отдаленно похож на свою фотографию.

— Мне самому иногда кажется, что это ошибка и сфотографировали кого-то другого,— чуть смущенно улыбнулся Ник.— Я-то самого себя таким не помню — там зеркал не было. Иногда смотрю и жалею себя. Странноватый парнишка, правда?

— Узнать трудно,—сдержанно согласился корреспон­дент, а подвыпивший техник, решивший, что раз все равно нагоняя не миновать, то можно принять и еще, поглядел на фото, на Ника, и сказал:

— А давайте в сюжет доснимем? Это ж контраст какой!

Но его предложение поддержки не встретило.

Повисла неловкая пауза. Босс Калягин отстраненно думал о том, что эта далекая и неафишируемая война в диком Афганистане

как-то слабо перекликается с его солнечными репортажами из столицы США, и поднимать все это нет никакого смысла. Ну, предположим, война. Мало ли их? Все время кто-то кого-то мутузит. И с точки зрения профессионала— не киллера, а репортера,— все одинаково виноваты, и пользы от анализа нет никакой.

Он задумчиво перелистывал альбом. Больше таких страшных фотографий не было. Ник везде улыбался. Вот мелькнула первая фотография с Деб: групповой снимок на фоне баскетбольной площадки. Потом они фигурировали уже парой. Вплоть до предпоследней фотографии — свадебной. Последней в альбоме была фотография, на которой Ник показывал группе одетых в спортивную форму мужчин какое-то сложное движение. Судя по об­щему абрису позы, это было занятие по каратэ.

— Вы спортом занимаетесь? — спросил корреспон­дент, кивая на снимок.

— Это моя работа,— просто пояснил Ник.— Я тренер в спортзале «Саут Атлетик».

— Учите американцев боевым искусствам?

— Не только. Я инструктор,— Ник улыбнулся.—Зна­ете, весь этот набор: стрельба, селф-дефенс, выживание, прыжки с парашютом, борьба, конечно, тоже. Надеюсь, ни одному моему ученику ни один из привитых мной навыков не пригодится. Но они будут продолжать ходить ко мне — в конце концов все вот это,— Ник кивнул на фотографию,— единственное, что я умею делать профес­сионально.

— Да, Америка очень благополучная страна. Но я то­же замечал, что американцы с большой охотой тратят деньги именно на то, что им совсем не нужно.

— Ну, так тоже нельзя сказать,—мягко возразил Ник.— Никому не повредят ни крепкие мускулы, ни хоро­шее здоровье.

— Значит, армия все-таки хоть что-то вам дала? — только уже задав вопрос, оператор понял, что не стоило встревать в разговор, да еще с такой бестактностью.

Ник, впрочем, ничего не ответил, только чуть пожал плечами: не соглашаясь, ни отказываясь. Паузу прервал все тот же техник.

— Давай выпьем, что ли. На посошок, Ник...

Ник отзывчиво наполнил посуду. Возможно даже чуть более торопливо, чем требовала вежливость. Где-то глу­боко внутри его начали тяготить эти «свои» люди. Ну, говорят они на одном языке с ним, так что с того? От встречи с ними он ждал больше радости, какого-то пони­мания и сочувствия —не в смысле жалости, упаси Боже, просто какого-то человеческого участия, и даже не уча­стия, просто приятного удивления — вот он, прошел - сквозь такую мясорубку, но вышел из нее обновленный, как сказочный персонаж. Сам он иногда своей собствен­ной судьбе удивлялся, а другие — почти никогда. Ну, американцы вежливо кивали, улыбались своей стандарт­ной улыбочкой, когда в самом начале он пытался что-то рассказать им, а в заключение несли какую-нибудь само­довольную чушь, типа того, что не каждому удается пережить подобное приключение. Ник думал, что это от сытости, от того, что они понять не могут — как это нет «пепси» без сахара? Что, и воды тоже нет? Ну, в такую жару наверное не следует брезговать пивом.

От встречи с бывшими соотечественниками он ждал понимания, но, глядя сейчас на них, втайне мечтал, чтобы они поскорее ушли. Для себя он решил, что это неправиль­ные соотечественники: живут за границей, обуржуазились. Вот там, по ту сторону океана все будет по-другому.

— На посошок! — Ник поднял бокал.

— Присоединяемся,—вежливо за себя и за оператора сказал Калягин.— Счастливо, Ник.

— Да что все Ник, да Ник,— пожелал раскрепостить обстановку техник.— Давайте хоть в своем кругу челове­ка по-русски звать. За тебя, Николай!

— А Ник,— мягко возразил хозяин,— это не от Коли. Меня там Владимиром звали, но очень давно. Ник — это от фамилии. В детдоме дали фамилию Никифоров, а уже в армии, как это бывает, по фамилии и кличку дали. И раньше иногда Ником звали, но в армии и потом —всегда. Я привык. Можно считать, что это мое настоящее имя.

— Знаете,— уже в дверях заметил корреспондент пе­ред прощанием.— Должен вам сказать, Ник, что вы со­вершенно не похожи на эмигранта. Особенно на советско­го эмигранта.

— Наверное это потому, что у меня раньше никогда не было своего дома,—-легко согласился Ник.—Вот этот первый.

И он снова начал улыбаться свободно и счастливо, видимо вспомнив о том, что дом у него есть, что наверху его ждет любимая жена, что все страшное в его сказке уже кончилось и он наконец-то просто живет по ту сторо­ну надписи. «конец».

— Кажется, вы счастливы?

— Да. Я очень счастлив.