Потеря пятой пары и стала причиной ухода. По опыту Железяка знал, что все равно будет брошен, но к девушке отчасти привязался и пытался продлить агонию, ссыла­ясь на то, что ему практически ежедневно приходится вызывать кого-нибудь на дуэль и десять человек уже пали...

Шутка не удалась, девушка хлопнула дверью и была такова.

А Железяка некоторое время пытался вяло осмыслить свою жизнь, и по всему выходило, что в чем-то перчатофилка права. По ресторанам он не ходил, зарабаты­вал немного, несколько пистолетов у него действительно были разложены в разных неожиданных углах квартиры, письменный стол оборудован дробовиком, а в гости к не­му могли заглянуть только подопечные.

То есть по преимуществу люди неприятные, не спо­собствующие непринужденному веселью. И при всем том у него как-то не возникало ощущения, что жизнь не задалась. Скорее напротив, чем больше он работал, тем больше чувствовал свою необходимость, потому что уз­навал все больше, с каждым годом работал все эффектив­нее. И навлекал на себя все больше начальственных

вы­волочек.

Оглядываясь назад, он, конечно, не мог не отметить, что методы его за время практической работы сильно изменились. Он уже не сильно задумывался, когда приходилось применять оружие. Перестал выполнять некоторые формальные правила, тица предуцреждаюцда криков и предупреждающих выстрелов. Человека, ко­торый давал ему информацию, мог потихоньку «отмазать», выпустить. И таких уже по городу было немало. Жаль только, что мелкая сошка. Но по от­ношению к «настоящим» Железяка был принципиален и в торги никогда не вступал.

Просто за время работы само понятие Уголовного Кодекса несколько деформировалось в его голове в некий кодекс самого Железяки. Скорее всего гораздо более справедливый, но, честно говоря, совершенно незаконный.

До поры до времени ему это сходило с рук.

Вот и этим поздним вечером, пока в отделении опера­тивники, усиленные ОМОНом ждали, когда поедут на задержание, Железяка еще бродил по промзоне. Он еще сам не знал адреса, по которому следовало бы ехать, и —очередной неписаный закон—не сообщил бы его ни­кому, кроме шофера, да и то только в тот момент, когда все заберутся в машину.

Потому что кое-какая утечка была. Этого Железяка не знал, но чувствовал, что кое-что становится известно блатным, они как-то стали по случайности все чаще скрываться.

Но, пока информации было настолько мало, что Же­лезяка даже не давал себе труда думать на эту тему.

Не торопясь, он подошел к нужному дому. Хорош он был тем, что средний подъезд соотносился с черным ходом, который вел одним коридором во двор, а дру­гим—к клетушке дворников, которая тоже имела дверь, выходящую на соседнюю улицу.

Три выхода делали место незаменимым при необходи­мости встречи с кем-то, кто не хотел светиться.

Адрес этот Железяка держал в тайне даже от коллег. Не оттого, что всем не доверял, а просто —на всякий случай.

Он поднялся на площадку между третьим и четвер­тым этажами и стал ждать.

Не прошло и пяти минут, как со стороны черного хада раздались торопливые шаги и кто-то, презрев лифт, начал подниматься по лестнице.

На площадке было темно, свет попадал только сквозь веками немытое окно, да и тот был тускл.

Поэтому Железяка получше раскурил сигарету и су­нул ее в выщерблинку между кирпичами —на уровне рта. А сам отошел в тень от мусоропроводной трубы и вынул пистолет.

Предосторожности оказались лишними: пришел тот, кого Железяка и ждал— Костик.

Костик в темноте направился к тлеющей сигарете:

— Ты что ли, металлист? — чуть запыхавшись спро­сил он.

— Ага,— из своего закутка ответил Железяка, пряча пистолет.

От неожиданности и страха Костик даже присел: — Господи,— наконец выдавил он.—Ну и шутки у те­бя! С такими в цирке выступать, а не ментом трубить. Напугал до смерти...

— Ладно,— Железяка вынул сигарету и вновь отпра­вил ее себе в рот.— Давай быстрей, а то меня хлопцы заждались.

— Значит так,— Костик перевел дыхание.— Ничего не знаю, но только сегодня трех прошмандовок в Котель­ный поселок велели отвезти. Второй дом от трассы слева. Я слышал, как Серега записывал, ему по телефону дикто­вали.

— Молодец, Костик,— похвалил Железяка.— А чего ж не спросил, кому лялек гонят?

— Это чтоб ты их в ночь всех повязал, а наутро чтоб Серега вспомнил, какой я любопытный? Знаешь, что от этого с шеей бывает?

— Ну,— легко согласился Железяка.— Может ты и прав. Только как я узнаю, сколько их там? И будет ли мой?

— Сколько их не знаю, но твой точно есть. Он и зво­нил. Ты сам-то меня не сдашь?

— А ты не суетись, не лезь никуда. Курьерствуй поку­да. Глядишь, до старости доживешь.

— До понедельника бы дожить... Ладно, я пошел.

— Пойдем, я тебя хорошо выведу.

Они спустились вниз, свернули к каморке двор­ников, которую Железяка отомкнул своим ключом. Там, в темноте, он повозился немного с входной дверью и выпустил Костика в темный переулок. Тот ушмыгнул в темноту не прощаясь, а Железяка вновь все за­пер, вернулся в парадный подъезд и вышел там, где входил.

Все было тихо и спокойно.

Он еще попетлял по городу, но никто за ним не шел и он направился к отделению.

* * *

Ник спал плохо. Внутри него бунтовали пельмени с водкой — пища, от которой он отвык. Мерещились кошмары: то какие-то деревья склонялись к нему с воп­росами, то из телевизора монстры лезли, то Деб высту­пала в роли жены Сергея, что было особенно страшно.

Ник проснулся, среди ночи. В номере было тихо. Му­чила жажда.

«Больше ни капли,— решил Ник.—Время пошло, и теперь все серьезно. Решение принято, ход сделан. Теперь только вперед и без баловства».

Эта мысль внезапно успокоила его. Как-то так получи­лось, что оттого, что решение принято и он уже выбрал свой маршрут, Деб стала ближе, яснее, ощутимее. Он знал, что она его ждет. Знал также, что и сам ждет встречи с ней.

И вернется — обязательно вернется,— не с расколотой на части психикой, а таким, каким она хотела бы его видеть.

— Ну, спать, красноармеец,— сказал он себе вслух.-— Завтра тяжелый день.

И наконец спокойно уснул.

* * *

Машину Железяка приказал остановить в перелеске, с полкилометра не доезжая до пригородного поселка.

— Чего далеко-то так?—забурчал один из заспанных милиционеров.

— Ничего, прогуляемся,— примирительно ответил лейтенант, с удовольствием вдыхая свежий ночной воз­дух.— Заодно проснетесь.

Пошли к поселку. Кто-то попытался зажечь фонарик, но лейтенант одернул:

— Совсем с ума посходили? Лунища во все небо, а они фонариками блестят!

— Так ямы...

— Это ты в ГАИ сообщи, что ямы. За дорогами они должны следить.

Милиционеры засмеялись этому сообщению, как шутке:

— Ну да, дел у них других нет... Вот у меня племяш машину угнал, девчонок покатать. Домой возвращался под утро, пьяный, без единого документа. Остановили его...

— И что? — полюбопытствовал кто-то.

— Откупился!

— И почем нынче пьяному и без документов? — поин­тересовался лейтенант.

— Три твоих зарплаты. А ты говоришь, ямы!..

— Эх,—мечтательно произнес Железяка.—Ребята, дайте закурить кто-нибудь,—и прикурив, продолжил.— Вот кого я бы потряс, так это наших гаишников. Это же настоящая мафия! Жаль, не про нашу честь работенка...

— Тут бы тебе многие компанию составили...

Постепенно приблизились к поселку. Появились ка­кие-то заборы, сараи. Дорога стала вовсе невозможной. В глубоких колеях, которые по временам множились, как протоки реки, блестела в лунном свете темная вода. Кто-то подскользнулся и, шепотом матерясь шумно за­валился в кусты.

— Тихо! — шепотом прокричал лейтенант и приоста­новился.

— Значит так,— тихим голосом, который разносится хуже, чем шепот, начал Железяка инструктаж.—По опе­ративным данным, он должен быть один, но вооружен. Стрелять на поражение запрещаю, если что, цельтесь в ноги. Хотя лучше бы без стрельбы... Все понятно, или вопросы есть?