Одним из первых шагов демократических властей в Придон-ске стало возвращение бывшей церковной собственности ее нынешним правонаследникам. Церковь, отбросив христианское смирение, взялась за восстановление своих богатств. Из дома бывшего митрополита по настоянию владыки выселили городскую публичную библиотеку. Книги, бережно собиравшиеся ревнителями руйской словесности, перетащили в подвалы кинотеатра «Заря», где их намеревались хранить до момента, когда новая власть повернется лицом к культуре. Однако светлое время не настало, и достояние библиотеки выкинули на улицу новые арендаторы подвала — фирма «Стильная мебель».
Церковь Всех Святых восстанавливали ударными темпами. Бригады штукатуров и медников, гранитчиков и иконописцев, за большие деньги работая день и ночь, уложились в установленный епархиальным начальством срок. Храм воссиял на Крестовом холме золотом пяти куполов и девственной белизной стен.
Новую утварь и иконы привезли из патриарших мастерских, но и прихожане сделали церкви несколько ценных подарков. Профессор Придонского университета Иван Петрович Мирликийский преподнес архиерею старинное евангелие, оправленное в пудовый серебряный оклад. Художник Храпов отказал храму икону шестнадцатого века, до революции считавшуюся чудотворной, а после революции отнесенную к пропавшим без вести. Именно эти ценности и исчезли из храма.
Ограбление произошло за два дня до освящения церкви. Пикантность происшествия была в том, что на торжества собирались приехать представитель патриархата митрополит Валентин, губернатор области Куперман, мэр Придонска демократ Ильченко.
Получив сообщение о краже, Сазонов сам немедленно выехал в Рогозинскую и появился в церкви задолго до того, как туда прибыли сотрудники райотдела. По заведенному для себя правилу Сазонов начал с осмотра места происшествия. Для этого ему пришлось подождать, пока освободится священник отец Никодим, статный красивый мужчина с аккуратной черной бородкой и блестящими карими глазами.
В момент, когда приехал Сазонов, отец Никодим отпевал покойного в небольшой деревянной часовне, временно сооруженной рядом с храмом. В часовне теснились родные и близкие покойника. Гроб с телом стоял перед аналоем на специальном постаменте. Священник читал заупокойную молитву. Несколько старушек неверными жидкими голосами тянули: «Аллилуйя». Жарко горели свечи. Отец Никодим, должно быть, сладко позавтракал, и его клонило в сон. Иногда, выгадав момент, он томно зевал, прикрывая рот ладонью.
— Прогулял ночку попик, — негромко сказал Сазонову приехавший с ним лейтенант Пинаев.
— Циц, охальник! — шикнула на него старуха, стоявшая рядом. — Батюшке судия только Господь Бог!
— Понял, бабуся, — прошептал Пинаев, — и каюсь.
Отслужив заупокойную, отец Никодим подошел к Сазонову.
— Как я понял, вы ко мне, господа?
— Да, мы из милиции.
Священник рассказал все, что знал о хищении. Ночью несколько вооруженных бандитов напали на сторожа, унесли ценности и скрылись, бросив связанного стража на пороге храма. Утром его обнаружил пришедший на службу дьякон.
— Фамилия сторожа? — поинтересовался Сазонов.
— Не знаю, -признался священник. — Зовут Аркадий Иванович.
— Где он сейчас?
— Отпущен домой. Такое потрясение…
— Адрес!
— Простите, не интересовался. Знаю, снимает угол.
— У кого?
Священник пожал плечами.
— У кого-то из прихожан.
Чтобы найти сторожа, Сазонову потребовалось десять минут. Первая попавшаяся ему женщина сразу сказала:
— Церковный сторож? Он квартирует у Чечулиных. Грузный мужчина с круглой лысой головой стоял спиной к двери, согнувшись над чемоданом, который лежал на кровати. Сазонов стукнул согнутым пальцем о косяк открытой двери.
— Можно?
Мужчина порывисто обернулся и быстро захлопнул крышку чемодана. Их глаза встретились.
— Фролов! — Сазонов не скрыл удивления. — Чебухло! — И тут же предупредил: — Только без глупостей!
Рослый Пинаев, поняв, что генерал назвал сторожа по блатной кличке и знает его давно, сразу вошел в комнату, готовый к любой неожиданности.
— Сазонов! — растерянно произнес Фролов и опустился на кровать, безвольно положил руки на колени. — Вяжи, начальник! Вот уж правда: не повезет, так на родной теще триппер поймаешь!
— Кто ж тебя, такого волка, в сторожа взял, Фролов?
— Мало ли дураков, господин генерал. Не все ж такие бдительные, как вы…
— Что ж тогда так дешево лажанулся, Фролов?
— Василий Васильевич! Видит Бог, не думал, что вы сами лично сюда явитесь. А все остальные ваши пинкертоны — дешевка. Они бы здесь воду век переливали. Я им столько хороших улик оставил — ой, ой! Они бы уже в Москву меня искать рванули. Любят ваши легавые улики…
Сазонов забрал Фролова, его трофеи и, не заезжая в храм, вернулся в управление. Не перепоручая никому, сам позвонил в епархиальное управление. Вежливый баритон в лучших канцелярских традициях ответил:
— Приемная архиерея Антонина.
— Я хотел бы побеседовать с вашим шефом. Не те слова, не то почтение к высокому сану духовника, должно быть, сразу подсказали секретарю ответ:
— Его преосвященство занят и телефонных переговоров вести не может. Обратитесь к своему духовнику.
— Вы очень любезны, — язвительно заметил Сазонов. — Если архиерей не может со мной поговорить, передайте ему на словах, что звонил генерал Сазонов по поводу похищенных в храме Всех Святых ценностей.
— Господин генерал, — благочестивый баритон сломался и звучал фальшиво, с дребезжанием, — я соединю вас с отцом Серафимом. Он заведует канцелярией его преосвященства.
— Молодой человек. Я не проситель. Извините меня за вторжение в тихую обитель.
Сазонов положил трубку. Впервые столкнувшись с церковным управлением, он понял — это такая же бюрократическая структура, как и его собственное ведомство. Но милиция не претендует на посредничество между гражданами и Богом. Ее функции в том, чтобы ограждать мирян от преступного мира, и решать эту задачу можно только при условии строгой дисциплины, централизации управления и обеспечении секретности.
Ровно через полчаса Сазонову доложили, что с ним просит встречи священник Павлов Серафим Евгеньевич.
— Пусть пройдет, — разрешил генерал и собрал со стола лишние бумаги.
Осторожно открыв дверь кабинета, тихим крадущимся шагом вошел довольно молодой священник в рясе с серебряным наперсным крестом на груди. Не доходя до стола генерала, остановился, держась ровно, как офицер перед строем. Левая его рука легла на крест.
— Проходите, садитесь, гражданин Павлов.
— Отец Серафим, — ненавязчиво подсказал священник и ласково провел ладонью по бороде.
«Бабник, и удачливый», — подумал Сазонов, хотя вслух сказал:
— Очень приятно, но здесь, как говорят в миру, вы для меня гражданин Павлов. Верно?
— Разве вы не православный?
— Я атеист.
— Прискорбно. — Священник сокрушенно вздохнул. — Русский человек просто обязан быть православным.
— Оставим этот разговор. Русский человек в первую очередь должен научиться быть свободным. Во всем — в выборе, в делах, поступках. Вы верите, я — нет. Я не пытаюсь стыдить вас и не советую этого делать в отношении меня.
— У каждого неверующего есть возможность пересмотреть свое отношение к религии. — Отец Серафим не мог отказаться от своих миссионерских устремлений. — Сейчас православие переживает возрождение. Церковь обретает новые силы…
— Простите, это внутренние темы, которые целесообразно обсуждать в кругу служителей культа. Меня куда больше волнует, что рост православия ни в коей мере не сдерживает роста преступности. Вы должны видеть, что вместе с религией набирает силу уголовная стихия. Я не связываю одно с другим, потому и говорю, что первое меня не волнует, а второе мучает постоянно.
— Нас, поверьте, преступность беспокоит не меньше. Мы связываем ее с падением общественной нравственности, к которому привел общество коммунизм. Разве вы можете это отрицать?