Пустыня… Яркое белое солнце и линялое небо цвета глаз Йарры, бубенцы и детский смех песчаных духов… Горячий ветер ласкает губы, и сотни мелких частичек кварца скользят по шее, груди, как тысячи поцелуев.

Я тоже скучала. Боги, как я скучала!

Дрожит раскаленный воздух над барханами, сгущается дымчатым шелком невесомой чадры, растекается миражами дворцов и башен в окружении финиковых рощ. А впереди, на вершине холма, безудержным белым пламенем горит оплавившийся стеклянный столб караванной тропы – моя точка равновесия.

Пустыня щедро делится со мной покоем. Постоянством. Вечностью.

Проходят годы, неторопливо ползут века, проносятся мимо смазанной лентой иллюзий реальности, но пустыня все та же. Яркое белое солнце и блекло-синее небо, медные бубенцы песчанников и миражи дворцов, густеющая полоса самума на горизонте и медленно наливающаяся алым точка моего покоя.

Тимар так и не добрался до спальни. Стены сдвигались и раздвигались, как крестьяне в своих топотушках, которые они называют танцами, пол бугрился, будто что-то выпирало из-под плит. Тим споткнулся раз, другой, запнулся больной ногой и упал.

– М-да… Кажется, я пьян, – пробормотал он, с трудом поднимаясь. – Ну, Лира…

Держась за стену, Тимар вернулся в библиотеку. Наткнулся на книжный шкаф, свалил подсвечник со стола, едва не убился тяжелым креслом, почему-то опрокинувшимся от легкого прикосновения.

– Л-ляр-вин дол! – пропыхтел Тим, поднимая кресло и подталкивая его к окну.

С высоты третьего этажа уже был виден рассвет, но двор, окруженный высокой, в четыре роста стеной, по-прежнему укрывал полумрак, рассеченный лишь лучами, пробивающимися сквозь бойницы. Лира стояла в одном из таких солнечных пятен – тоненькая, высокая, натянутая как струна. Ладони горстью подняты вверх, глаза зажмурены, губы упрямо сжаты, и шапка растрепанных волос горит, как золотой шлем.

Потребность видеть Лиру ощущалась физической болью в солнечном сплетении, иногда сильнее, иногда слабее, но – постоянно. Эти несколько месяцев без нее чуть не доконали Тимара. Артефакт, показывающий происходящее вокруг девушки, был слабой заменой, не говоря уже о том, что в замке Дойера была не Лира с ее живой мимикой, резкими порывистыми движениями, вечно чумазым лицом, а Эстер – чопорная, холодная. Настоящая принцесса. И не скажешь, что дочь кухонной девки и безземельного рыцаря.

Тим давно перестал анализировать свои чувства к Лире. Раньше, в первые дни, еще в княжеском замке, пытался. Жалел ее, но близко к себе не подпускал – боялся флера; живой пример Стефана, обезумевшего брата Йарры, надолго врезался ему в память. Потом было долгое путешествие через горы, нападение духов – и перепуганная девчонка, вцепившаяся в его ремень. Маленькая, как мышонок, с еще незажившими синяками на лице от побоев матери, с огромными синими глазами, полными слез… И Тимар пропал.

Он сам не понимал, что с ним, лишь чувствовал, что рядом с Лирой тепло. По-человечески тепло. И ледышка, образовавшаяся на месте сердца слишком много повидавшего семнадцатилетнего парня, начала таять. С Лирой можно было смеяться до слез, до икоты, молчать – о, как он ценил тишину! – и говорить. Просто говорить, не опасаясь, что его слова переврут и донесут учителям или графу, как бывало.

Кто бы мог подумать, что он, Орейо, станет водить дружбу со смеском! С непризнанным бастардом! С девчонкой! И будет горло готов перегрызть тому, кто оскорбит ее за нечистую кровь. Рядом с ней он становится сильнее, умнее. И жестче, не без этого. Он до последнего тянул с отравлением Стефана, а потом, чтобы защитить свое синеглазое солнышко, не колеблясь, отправил к Корису двадцать человек. Не сомневаясь ни минуты, признал Лиру сестрой, принял в семью Орейо. Отец наверняка в гробу перевернулся – Тимар хорошо помнил, как он кичился чистотой рода. И Джайр… Лира опередила его буквально на полшага, потому что Тим сам тем вечером подбросил в вещи слуги сенешаля перстень, снятый с руки пьяного гостя.

Он был готов на все, лишь бы его девочка была рядом, лишь бы греться рядом с ней. Кто бы заменил ему Лиру? Ее непосредственность, ее умение рассмешить, да черт с ним, со смехом, нахамить так, что не обидишься, ибо правда? Галия?.. Возможно, да. Но уехать от Лиры? Видеть ее пару раз в год? Немыслимо! И он отказался от великодушного предложения графа, заметившего, как его помощник поглядывает на его любовницу.

Тимар понимал, что когда-нибудь Лира выйдет замуж, и с ужасом ждал этого дня. Муж, кем бы он ни был, увезет ее, и хорошо, если в соседний город. А если в другой конец страны? А если на Острова?! Потом стало ясно, что граф готовит ее отнюдь не к выгодному брачному контракту, и Тим немного расслабился. А когда окончательно убедился, что Йарра попал под воздействие флера, даже обрадовался. Поначалу. И, хорошо изучив взбалмошную девчонку, начал надоедать ей разговорами о графе – нельзя с ним общаться, не стоит, неприлично, опасно! Все получалось как нельзя лучше – ведь запретный плод сладок, тем более для этой маленькой бесовки, – пока Йарра все не испортил. Ну что ему стоило за ней поухаживать! Подождать еще хотя бы полгода-год!

Из Эйльры Лира вернулась потухшей, запуганной, издерганной. Нервно вздрагивающей от резкого звука или движения, прячущей синяки на шее и запястьях. Скотина!

Видеть бледную тень Лиры было больно, и Тимар, готовый к одиночеству, к холоду – невыносимому холоду, замораживающему душу, предложил ей побег. Но она отказалась.

– Жертвенный агнец, – скрипел зубами Тим, наблюдая за Лирой в магическом зеркале.

Поехала в Лизарию, уничтожила Дойера, спасла Алана и только тогда сбежала, злая на весь мир. А граф нашел ее и вернул обратно.

Втайне Тимар был ему благодарен. Потому что с Лирой тепло.

Тим вздрогнул, как от толчка, и открыл глаза. Проспал он недолго – часы показывали начало седьмого утра. Голова гудела, в горле стоял противный ком, а сердце немилосердно колотилось от духоты.

Морщась, Тим распахнул окно, жадно вдохнул свежий воздух. Воды бы…

Лира все еще была на плацу. Тимар оперся на подоконник, пытаясь понять – мелкая хоть шевелилась за то время, что он спал? Та же поза, то же сосредоточенное лицо, та же, единственная, цепочка следов в пыли, и лишь небольшой пятачок вытоптан в месте, где она стоит.

Во дворе, тихо переговариваясь, уже собирались солдаты, стояли десятками, но ни один из капитанов не пытался вывести свою команду для утренней тренировки. И Тим понял почему – Лира вдруг шевельнулась. Легко, не потревожив песка, скользнула вправо, развела руки в стороны, ловя ветер расшнурованным рукавом шотты. Воздушный поток змеей скользнул вдоль ее руки, натянул рубашку на груди и завихрился, направленный левой ладонью вниз, стер и без того едва заметные следы на песке. Лира припала к земле, будто пытаясь удержать ветер, а потом кошкой прыгнула вверх. И там, в высшей точке полета, размазалась в движении, нанося удары невидимому сопернику со скоростью, за которой не успевал глаз. Упала на песок – Тим узнал позу, которую на пару с Аланом вколачивал в нее Рох, – левая, толчковая, нога согнута, правая отставлена и напряжена, готовая в любой момент ударить или принять вес тела. Спина прогнута, ладони упираются в землю – все для того, чтобы кувырком приблизиться или, наоборот, откатиться от врага.

Секундная стрелка не прошла и четырех делений.

Лира медленно встала, вытягиваясь струной, и снова подняла ладони к солнцу.

Спустя несколько минут все повторилось. И еще раз. И еще. Разнились лишь комбинации ударов и стойки, в которых она заканчивала. Некоторые Тим узнавал, некоторые видел впервые – да и не только он, судя по гулу под окнами.

Кстати, да. Почему солдатня пялится на его сестру? Совсем страх потеряли?! Или заняться нечем? Так он устроит им внеплановые учения, благо полномочий хватает!

Лира закончила связку ударов и поднялась, а Тимар, всерьез раздумывавший, гаркнуть ли на солдат сверху или все-таки спуститься во двор и приватно объяснить начальнику гарнизона, как не стоит вести себя рядом с девицей благородного происхождения, замер и вцепился в стену. Из казарм вышли двое наемников, братья, появившиеся в замке пару дней назад. Оба при оружии, в кожаных доспехах, в отличие от остальных солдат, тренирующихся по утрам в одних брюках. Наемники остановились в десяти локтях от Лиры, и девушка поднялась, повернулась к ним хищным движением.