– Ты куда? Ночь на дворе!

– Прогуляюсь!

– Лира!..

– Что смотришь, иди за ней, – скомандовал Тим пантере. – Иди-иди, а то опять хозяйка пропадет, – спихнул он с матраса пушистую тушу.

Кошка свалилась комком сырого теста, недовольно рыкнула и, мягко переступая лапами, большими, чем мужская ладонь, растворилась в темноте.

Злая, как ведьма, я с грохотом скатилась по лестнице, хлопнула входной дверью, пересекла двор и вышла через неприметную дверь во внешней стене. Запертую, конечно, но маленькая брошь в виде дракона, которую я носила на рукаве, великолепно трансформировалась в отмычку.

Выбравшись из замка, я спустилась к ручью, отводящему лишнюю воду изо рва, запрыгала по обнажившимся камням, пересекающим русло. Сейчас жарко, и они почти сухие, а сам ручей чуть выше колен. Осенью, во время дождей, он превращается в полноводную реку, в которой запросто можно утонуть.

Успокоилась я только на другом берегу, спрятавшись под раскидистой ивой. Ее ветви образовывали зеленый шатер, сквозь который проглядывало небо, усеянное крупными, низкими перед дождем звездами – россыпь бриллиантов на черном вельвете небесной шкатулки. Сорел любил звезды – осколки душ тех, кто гуляет в Садах Светлых. Как много он знал об этих льдистых холодных искрах… То есть знает. Конечно же, знает, ведь он жив. И Алан жив. Но почему же так хочется плакать?..

Когда ивовый шатер дрогнул, впуская внутрь темную фигуру, я сначала решила, что это Тим. Еще успела подумать, что из вредности не вернусь в спальню и останусь ночевать здесь, тем более что ночь теплая. Да и он, зная меня, наверняка принес плед… Потом я унюхала до колик знакомый шипровый запах одеколона и вскочила.

– От кого прячешься? – спросил граф.

– Я не прячусь… – попятилась я. – Мне… я… Я спать собиралась идти! Спокойной ночи! – и нырнула в заросли, надеясь скрыться в темноте.

Не получилось.

Йарра схватил меня за локоть, дернул назад, прижав спиной к своей груди.

– Маленькая врушка, – пробормотал он, касаясь губами моего затылка. – Ты же выбежала из замка десять минут назад. Поссорилась с братом?

Я извернулась, пытаясь освободиться, и хватка графа стала крепче.

– Я задал тебе вопрос, Лира!

– Да, мы повздорили, – выдавила я, вцепившись в мужскую ладонь, ползущую вверх.

– Из-за чего? – Голос низкий, бархатный, и от горячего дыхания, опаляющего шею, по спине побежали мурашки. – Из-за чего ты поссорилась с братом, а? – повторил Йарра, сжимая мою грудь сквозь тонкий шелк.

– Отпустите!

– Даже не знаю, что на это ответить. – Я почувствовала, что он улыбается. – Не могу или не хочу.

– Я закричу!

– Кричи, – развеселился Йарра. – А что ты скажешь тем, кто прибежит на твои вопли?

– Ненавижу вас! Ненавижу! Отпустите! – забилась я.

Йарра толкнул меня к ивовому стволу, впился в губы, в шею. Рванул рубашку. Его руки шарили по мне, тискали, не отпускали, и от стыда и страха я хотела провалиться сквозь землю.

– Не надо! Не надо, ну пожалуйста…

– Лира! – донеслось от ручья. – Лира, твою мать! Второй час ночи, где тебя лярвы носят?!

Йарра замер и зажал мне рот ладонью.

Я замычала, упираясь в его плечи, а потом изо всех сил вцепилась зубами в мужскую руку.

– Дрянь! – охнул граф.

– Я здесь, Тим! – Боги, какой у меня хриплый голос…

– Лира, если ты сейчас не выйдешь, я тебя за ухо выведу! Не посмотрю, что взрослая!

Глаза Йарры чернели флером. На секунду мне показалось, что он сейчас пошлет Тима Лесом, а брат будет вынужден подчиниться и уйти.

– Отпустите меня, пожалуйста, господин… – шепотом взмолилась я. – Пожалуйста… Пожалуйста, Ваше Сиятельство…

Граф выругался и разжал руки. Отвернулся. Глотая слезы, я одернула перекрученную, измятую одежду и побежала к Тимару.

– Ты чего ревешь? – опешил брат.

– Упа-ла, – всхлипнула я. – Блузку порвала… Любимую…

– Наказание мое, – покачал головой брат. Снял с себя рубашку, надел ее на меня, затянув шнуровку у самого горла. – Быстро домой! Чтобы, пока дойду, ты под одеялом была и спала!

– Хо… Хорошо…

Пантера выбралась из кустов и уселась рядом с Тимом. Парень потрепал ее по загривку, даже чмокнул в макушку.

– Молодец, киса.

Отправленная за Лирой, Уголек вернулась почти сразу – зарычала, зафыркала, вцепилась в его ногу, стаскивая с кровати. Сердце сжалось, и Тим, где мог, бегом, а где просто съезжая по перилам, бросился вниз. И, как оказалось, не зря. В ответ на его крики из-под раскидистой ивы донеслась возня, тихое «Дрянь!» и глухой голос Лиры, а потом девчонка выскочила оттуда как ошпаренная. Растрепанная, заплаканная, в криво застегнутой рубашке с оторванными верхними пуговицами.

Тим дождался, пока Лира скроется за внешней стеной, и севшим от злости голосом заговорил, обращаясь к ивняку.

– Что же вы делаете, Ваше Сиятельство? Таскаете девочку по кустам, как последнюю шлюху… Вы в своем уме? Она же после каждого вашего, – Тим запнулся, – после каждой встречи с вами как в воду опущенная! Вы ее сломать хотите?.. Вам мало, что она готова в притоне жить, лишь бы не с вами? Ждете, пока с башни спрыгнет? Или на косе повесится?.. Ей дури и решимости хватит, не думайте… Вы для чего ее растили, господин? Зачем Роха наняли, зачем кормили буристой, семь лет учили?.. Только для того, чтобы сделать своей девкой?! …Ваше Сиятельство, я вам клянусь, если вы сломаете Лиру, я вас уничтожу. И плевать, что со мной потом будет.

Пантера вдруг оскалилась и зашипела, отпрянула в сторону.

– Зубы отрастил, Орейо? – спросил появившийся из темноты граф. – Выбью.

Отшвырнул Тима с дороги и зашагал к замку.

Ночью Тимар проснулся от горьких всхлипов, но сам не пошел – знал, что девушке будет неприятно, если он застанет ее плачущей. Отправил Уголька и спустя пару минут услышал:

– Ну куда ты лезешь? Фу, вонючка, уйди! Какую дрянь ты ела?.. Не надо, щекотно! Ну перестань, Тимара разбудим! …Куда ты лезешь, кровать сломаешь! У-у, буйволица клыкастая…

Завтракать я отказалась, обедать тоже. Не лезло.

Долго рассматривала пятна на шее и синяки на запястьях, прямо на тех местах, где в детстве были ожоги. А на плече – следы зубов. Как же он любит оставлять метки! Ненавижу…

«Моя!»

Ничья! Своя собственная! Может, немножко Тимарова и чуть-чуть Уголька… Боги, как же вовремя появился вчера брат! Спасибо, Анара, спасибо, Светлые! И спасибо за то, что он не видел произошедшего… Как же стыдно, господи…

От выплаканных слез болела голова, лицо опухло, как у утопленницы. Нехотя я слезла с постели, где просидела весь день, и пошла умываться. Утром я притворилась, что сплю, в обед Тим был занят – не знаю, с графом ли, чтоб его печень гули выели, или еще чем – на брате висела должность кастеляна замка, управляющего имением, личного секретаря Йарры, и дел у него всегда было невпроворот, – но вечером он обязательно заметит набрякшие веки и красные, как у кролика, глаза. И вранье об испорченной блузе уже не пройдет.

Я сунула голову под струю холодной воды, сжала зубы, чувствуя, как от спазма начинает ломить виски и темя, но терпела, дожидаясь, пока ледяной поток вымоет жалость к себе и апатию. Кажется, в дверь постучали, но за шумом бьющей по чугуну ванны воды я не расслышала. Я никого не жду, у Тима есть ключ, а служанки идут Лесом. Тем неожиданнее было вдруг оказаться вздернутой на ноги и с полотенцем на голове.

– Ты что творишь, идиотка?! Мозговой горячки захотелось?

Йарра грубо растирал мне голову, шею, уши. Взвыв, я рванулась прочь и, налетев на бортик ванны, почувствовала, что падаю. Сильная рука обхватила мою талию, помогла принять вертикальное положение и сдернула наконец это треклятое, полностью ослепившее меня полотенце.

– Быстро под одеяло!

Я не заставила себя упрашивать, запрыгнув на кушетку и с головой завернувшись в плед. Боги, что он здесь делает? Какой Темный его принес?