Я упорно добивалась встречи с Девоном после того, как нас разъединили. Всем своим существом знала, что он тоже хочет меня видеть. Однажды папа усадил меня и сказал, что наша семья не имела никакого отношения к смертям много лет назад. Девон ненавидел меня ни за что. Даже не могу представить, что он почувствовал, когда узнал.

Кроме того... это уже не имело значения.

Мне потребовалось время, чтобы смириться со всем, что узнала. Через несколько дней после случившегося, я упаковала сумки и уехала к родственникам в Ирландию.

Все, о чем я постоянно думала, это о том, что мы потеряли так много времени, пройдя через огромное количество боли. Ненависть Девона ко мне была бессмысленна. Наше постоянное противодействие, когда мы могли бы быть вместе, — бессмысленно. Я предала его, но он все равно рисковал ради меня жизнью, хотя мы вполне могли этого избежать. Наши жизни были разрушены, и ради чего?

Дни перетекали в недели, потом в месяцы. В конце концов, я просто боялась столкнуться со всем, что ждало меня здесь. Или со всем, что не ждало.

Я включаю радио, слушая монотонный рассказ комментатора о вчерашнем бейсбольном матче. Дрожащими пальцами убираю прядь волос, прилипшую к помаде на губах.

Паркую автомобиль перед воротами и выхожу, немного пошатываясь от волнения. Руки вспотели, сердце словно пытается выскочить из груди. Я хотела спросить его дядю, где был Девон, он мог сказать мне хоть что-нибудь, но когда я вижу его совсем близко, на газоне, каждое сомнение, каждая нервная мысль, когда-либо у меня появлявшаяся — все исчезает. Я должна была приехать раньше.

Я направляюсь прямо к нему уверенным шагом и, через несколько секунд оказавшись рядом, мягко говорю:

— Прости, что я в тебя стреляла.

Он не смотрит на меня, его каменное лицо ничего не выражает, но чего я еще ждала? Мне понадобилось так много, наверное, слишком много времени, чтобы сюда приехать.

— И спасибо, что спас меня, — пробую снова. — Ты — мой герой.

Тишина.

Я сажусь рядом с ним на траву, не заботясь, что, вероятнее всего, на джинсах останется зеленое пятно.

— Скажи что-нибудь, — говорю я, изучая свои пальцы, перебирающие траву.

— Я думал, ты никогда не вернешься, — говорит он спокойно, смотря прямо перед собой. Замечаю боль в его голосе, хотя он старается говорить ровно. — И я даже не винил бы тебя.

— Я не думала, что ты хотел меня видеть после всего. Твой дядя ясно дал мне это понять.

— Я всегда хочу тебя видеть, — говорит он с печалью в голосе.

Я задерживаю дыхание.

Беру его лицо в ладони и приподнимаю. Мое сердце обрывается, когда он отводит взгляд.

— Знаю. Я скучала по тебе, каждую секунду скучала. Но все вышло из-под контроля, и я... Мне надо было во всем разобраться. Возможно, нам надо было провести вдали друг от друга некоторое время.

Переплетаю наши пальцы, надеясь, что он не оттолкнет меня.

— Но я люблю тебя, Девон, — говорю ему и чувствую, как с души упал тяжелый камень. Как прекрасно в этом признаться после всего произошедшего. — Я знаю, что это не лучшая новость, и что твой дядя этого не одобрит. Папа убил бы меня, если бы узнал, что я здесь была. Но ради тебя я готова рискнуть всем. Ничто не сможет удержать меня от тебя вдали, если только ты этого хочешь, потому что я больше ничего не хочу, только быть рядом с тобой. Люблю тебя.

Наконец он смотрит на меня, проникая зелеными глазами в самую душу. Он берет мои ладони, подносит их к губам и крепко зажмуривается.

— Как ты можешь меня любить?

— Ты ничего не знал, Девон. Мы ничего не знали. Это не наша ошибка.

— Я далеко не герой.

— Для меня герой.

Он резко поднимается на ноги и тащит за собой в дом. Я и не думаю вырываться или противиться этому.

Потому что приехала сюда, чтобы остаться.

Оба знаем, что мое место там, где он, и плевать на последствия.

Мы поднимаемся по знакомой лестнице на верхний этаж, и я оказываюсь в его-моей-комнате. Наша одежда разлетается в разные стороны, пока мы впиваемся в друг друга поцелуями и стонем. Я падаю на кровать, и он склоняется надо мной, изучая мое лицо глазами. Целую шрам на его плече, чувствуя губами шероховатость.

— Пуля меня лишь слегка задела, — лжет он, прислоняя лоб к моему лбу, и стирает слезу, которая скатывается по моей щеке. Я улыбаюсь, когда он мягко целует меня в лоб, а потом проводит губами вниз по щеке и наконец посасывает нижнюю губу. — Можешь стрелять в меня, когда захочешь, только не оставляй больше.

— И что будет теперь? — спрашиваю, потому что должна знать ответ, прежде чем броситься с этой скалы с ним снова.

— Все, что ты захочешь.

— Можем сбежать...

— Можем.