Многие отмахиваются от фрейдизма, называя его мифотворчеством, однако мы не собираемся наносить ему на страницах этой книги подобного оскорбления. Возвращаясь к высказыванию Гарольда Блума, Фрейд был «самым влиятельным мифотворцем» двадцатого века с потрясающим даром внушения, который создал у себя в голове новую карту человеческого сознания. Сам Фрейд видел свой труд как завершающий элемент триединства, в которое до него внесли свой вклад Коперник и Дарвин — два революционера от науки, перед которыми Фрейд преклонялся. Блум, правда, предложил иную линию преемственности, поставив Фрейда четвертым в одном ряду с Платоном, Монтенем и Шекспиром — что ж, и тут он в неплохой компании. «Невропатолог, стремившийся создать динамичную психологию, — писал Блум в своем эссе, — и величайший современный писатель, Фрейд стал мифологизирующим драматургом внутренней жизни».

Главным героем этой драмы, заявил Фрейд, является пенис. Такой подход к проблеме человеческого существования изобилует множеством коннотаций. Чтобы как следует его понять, стоит разобраться в мифологии пениса, созданной Зигмундом Фрейдом.

Представление о пенисе как об индикаторе — части тела, связанной с сознанием и подсознанием человека невероятно прочным и значимым образом, — было не столько создано Фрейдом, сколько навязано ему извне. Опыт взросления и возмужания в Европе конца XIX века убедил Фрейда в том, что его принадлежность к еврейству[144] делала его в глазах сограждан-христиан увечным существом. И он прекрасно понимал, где, по их мнению, находится корень этого недуга. Эта часть тела делала его и всех евреев опасным источником заразы для неевреев. И все это благодаря пенису, обрезанному согласно традициям иудаистской религии.

Страх и ненависть в отношении этого органа пронизывали европейскую культуру на протяжении двух тысячелетий. В имперском Риме одно и то же непристойное ругательство — verpa — имело два значения: «иудей» и «половой член», так как считалось, что обрезанные иудеи патологически похотливы. В своем трактате «Рассуждение против иудеев» (430 год н. э.) Блаженный Августин яростно критиковал обрезание, усматривая в нем свидетельство того, что «низменный Израиль» живет «по велениям плоти», а не духа. Другой отец католической церкви, святой Иероним Стридонский (342–420), писал: «Назвать [еврейскую синагогу] домом терпимости, вертепом или прибежищем дьявола — значит польстить ей». Читая эти строки, мы понимаем, почему несколько веков спустя евреев часто изображали едущими задом наперед на козле — животном, в облике которого дьявол являлся на шабаши ведьм — сексуальные оргии, во время которых это исчадие ада требовало, чтобы все присутствовавшие женщины лобызали его огромный, чешуйчатый член. А в XII веке пенис иудея был во всеуслышание назван источником его дьявольской силы. Аббат Гвиберт Ножанский (1053 — ок. 1124) узнал об этом, как сказано в его воспоминаниях, от монаха-вероотступника, который умолял одного врача-иудея научить его тайнам черной магии, а еще лучше — познакомить с дьяволом. «Сперва принеси жертву Сатане», — ответствовал иудей «от лица гнусного князя тьмы». «Какую же?» — поинтересовался монах. «Излей передо мной свою сперму, — сказал иудей. — А излив ее всю, сам ее и отведай».

Итак, иудей отличался от окружающих его христиан своим пенисом, а пенис его отличался тем, что был обрезан. Уже сама эта процедура доказывала извращенность иудея. Ведь во время нее удаляют крайнюю плоть, что как бы имитирует кастрацию, в результате чего обнажается головка члена, как будто пенис постоянно возбужден. Ввиду таких противоречивых сигналов представление христиан об иудеях было сексуально неопределенным, но всегда негативным. Иудей представлялся им одновременно и женоподобным, и наделенным невероятной мужской силой — жестоким и коварным соблазнителем (особенно христианских девственниц), чье мужское орудие, однако, было притуплено в силу варварского обычая, ретуширующего различия между полами. Некоторые даже верили, что иудеи могут менструировать через пенис, в связи с чем, по свидетельству иезуита XVI века Готфрида Хеншена, им приходилось совершать ритуальные убийства. Ведь избавиться от характерных для менструаций спазмов и судорог, писал Хеншен в своем труде «Acta Sanctorum» («Деяния святых)[145], иудей мог лишь испив крови мертвого христианина[146].

Еще шире было распространено поверье, что иудеи убивали христианских младенцев, которым они сперва делали обрезание, а после использовали их кровь в ритуале празднования еврейской Пасхи. В «Нюрнбергских хрониках», изданных в 1493 году, немецкий врач, гуманист и историк Хартманн Шедель подробно описывал мученичество святого Симона Трентского. Этот мальчик двух с половиной лет пропал в 1475 году в городе Тренто на севере Италии накануне Пасхи, а вскоре его тело было обнаружено недалеко от дома местного еврея — оно было совершенно обескровлено, а его пенис был обрезан. Эта жуткая история была проиллюстрирована в «Хрониках» цветной гравюрой, изображавшей предполагаемые обстоятельства смерти Симона. На ней мы видим стоящего на столе ребенка, которого держат за руки и за ноги ухмыляющиеся бородатые евреи в длинных кафтанах. В шею мальчику воткнуты иглы, а на его горле зияет огромная рана. В самом центре гравюры — пенис Симона, который тянет на себя стоящий на коленях еврей с ножом в руке. Очевидно, он только что исполнил свое мерзкое деяние. Из пениса Симона в стоящую на столе миску течет кровь, а еще один еврей в правой части гравюры наблюдает эту сцену с явным одобрением[147].

То, что обрезание нередко приравнивалось к кастрации, видно из мольбы английского поэта XVI века Габриэля Гарвея (1545–1630), который просил Бога заставить его врагов умолкнуть, «обрезав им языки». А вот противники закона о натурализации евреев в Англии[148] добавили к длинному списку обвинений потомков Авраама нечто новое — каннибализм. В 1753 году лондонская газета «Лондон ивнинг пост» забила тревогу в стихотворной форме:

Шекспир прекрасно понимал, что, когда в пьесе «Венецианский купец» еврей-ростовщик Шейлок требовал причитающийся ему «фунт мяса»[149], всякого, кто слышал эти слова, пробирал ужас.

Ничто, однако, не могло сравниться с ужасом, который внушал сифилис — а именно эту болезнь разносил повсюду, как считалось, пенис еврея. Это клеветническое утверждение, пишет историк Сандор Л. Гилман, коренилось в отвращении, которое вызывал у христиан древнеиудейский обряд «мецица», во время которого «могель» («моэль»), совершавший обрезание, после отсечения крайней плоти ненадолго помещал пенис младенца к себе в рот, где было некоторое количество вина для ускорения свертывания крови. Подобный орально-генитальный контакт, считали антисемиты, делал пенис еврея опасным источником возможного заражения для неевреев. В 1581 году французский писатель Мишель де Монтень, мать которого была еврейкой из Испании, «очень внимательно» наблюдал за совершением мецицы в Риме. Как только головка члена оказалась обнажена, писал Монтень, священнослужителю сразу подали сосуд, и, взяв в рот немного вина, он