За свою работу я получил от Сергея Фёдоровича Бондарчука благодарственное письмо на имя директора Ленфильма Виталия Аксёнова, которое помогло мне подняться на новую ступень в борьбе за право упасть с высокой скалы, танка или лошади, мчащейся галопом по бескрайним просторам моей Родины — СССР.

Студёной зимой 1981 года, в аккурат на зимних каникулах выпала удача, приглашение от классика советского кино Сергея Юткевича помочь ему в съёмке эпизода подавления Кронштадтского мятежа. Я собрал своих товарищей Гену Макоева, Осю Кринского, Вадима Андреева, Сашу Покрамовича, Колю Никитина и поехал с ними на пароме в Кронштадт, предварительно оформив у пограничников пропуска. Надо было с шестиметровыми лестницами бежать по льду и, приставив их к крепостной стене, штурмовать мятежных матросов и падать в снег от их злобных пуль.

Колючий, холодный ветер пронизывал до костей всё тело и руки в перчатках цепенели на морозе. Вскарабкаться на пятиметровую, обледенелую лестницу было не легко, но ещё труднее было бы увернуться от революционной пули. И за какие идеалы дрались наши деды в 1917 году. Мы дрались за двадцать пять рублей и плюс половина за репетицию.

А в это время Великий Ленин в Париже на глазах у Наденьки крутил шашни с Инессой Арманд. Правда Юткевичу пришлось исправить все сцены, написанные Габриловичем в антисоветском вульгарном стиле. Сергей Иосифович рассказывал, как его вызвал в ЦК КПСС заведующий отделом культуры Василий Шауро и, покрутив пальцем у виска, приказал найти для Инессы любовника поскромнее, а Ленина оставить в покое наедине с Наденькой. Но экспедицию в Париж не отменили.

Узнав от Юткевича о его пристрастии к эксцентрическому кино, о том, что он был соавтором манифеста «Эксцентрика» с Григорием Козинцевым, о том, что он получил специальный приз на кинофестивале в Каннах в 1954 году за трюковые съёмки в своём фильме «Великий воин Албании Скандербег», я осмелился попросить Сергея Иосифовича помочь мне со стажировкой во Франции. Сергей Иосифович снимал в роли Инессы Арманд французскую актрису, много раз был членом жюри Каннского фестиваля и пользовался большим авторитетом у французской киношной элиты. Ему не составило особого труда разыскать в Париже Жана-Поля Бельмондо и уговорить его прислать мне вызов на стажировку. Жан-Поль ему долго объяснял, что в Национальной консерватории драматического искусства никто ничего про трюки толком не знает, но, взглянув в глаза мастеру, всё понял и подписал приглашение. Ни Юткевич, ни я тогда не догадывались, что такой счастливый случай сломают Путин и его друзья-каскадёры Ленфильма простым клеветническим письмом в ОК КПСС и КГБ СССР. Тогда я был ему безмерно благодарен и готов был целовать, как говорится, ноги и руки.

Проблема поиска программы трюковой подготовки актёров в то время была для меня едва ли не самой главной, основой моей докторской диссертации. Сергей Иосифович рассказал мне не только о поисках Григория Козинцева, Льва Кулешова, Сергея Эйзенштейна и Всеволода Пудовкина, но и о своей работе с лучшими трюкачами СССР Алибеком Кантемировым, Петром Тимофеевым, Глебом Рождественским, Алексеем Лебедевым, Фирсом Земцевым, Аркадием Немеровским, Аркадием Харлампиевым во время съёмок исторического фильма «Великий воин Албании Скандербег».

Владимир Маяковский писал, что он русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин. А я Ленина выучил только за то, что через трюки и фильм «Ленин в Париже» я провёл прекрасное время со своими друзьями Эриком Вайсбергом, Леонидом Эйдлиным, Леной Кореневой и познакомился с таким мастером советского кино, как Сергей Иосифович Юткевич.

Лошади довольно фыркали ноздрями, ускоряя рысь. Чуяли свежий морской ветерок и точно знали, что там на берегу моря их ждёт воля. Максим на Салюте выехал из строя, чтобы сломать себе прутик.

— Макс, за четыре года можно было бы настоящий хлыст купить.

— Так не продают же в магазинах, Николай Николаевич.

— Это отговорки, Макс. Джинсы тоже в магазинах не продают.

Аллея незаметно вывела нас на простор Ермоловского пляжа и перед нами раскинулось море. Вдали в дымке виднелись очертания форта «Тотлебен». По направлению к Курорту широкую полосу пляжа перегораживали заросли высокого тростника. За ним пойдём галопом, подумал я и дал команду

— По порядку номеров — рассчитайсь! В колонну по два — становись.

— А правда, что дубы ещё Пётр Первый сажал, Николай Николаевич?

— Правда, Володенька. Ты подпругу подтяни. Свалишься на галопе.

С моря дул лёгкий ветерок и сворачивал волны в белые барашки. Лошадки резвились на просторе и то и дело нарушали строй.

— В колонну по четыре — ааарш!!

Ребята легко выполнили упражнения, уверенно держась в сёдлах. Максим Леонидов, Петя Семак, Серёжа Кудрявцев, Коля Фоменко выглядели настоящими гусарами. Четыре года не прошли даром. Они полюбили мои занятия трюковой подготовкой и приезжали в Сестрорецк каждую свободную минутку. Сегодня по расписанию занимался курс Аркадия Иосифовича Кацмана, мои любимые кацманята. Оторвавшись от повседневных хлопот, приехали Вова Богданов и Саша Покрамович, давно закончившие институт. Они были у меня первенцами, курс Владимира Викторовича Петрова.

Строй всадников пробирался на рысях по густому тростнику. Этот тростник я любил с того времени, как посмотрел фильм Клода Лелуша «Мужчина и женщина». Пробираясь по тростнику, я представлял себя героем того фильма, скачущим верхом по топям Камарга со своей любимой.

Нет, нет. Первенцами были чечено-ингушские абреки Василь Васильевича Меркурьева. Господи! Девять лет прошло, как один день. С ними я начал заниматься борьбой самбо и акробатикой. А они, горцы, выпросили у меня включить в программу занятия верховой ездой. Денег на такие забавы в институте тогда не было и я уговорил директора конной школы давать нам одного коня для занятий вольтижировкой. Потом это оказалось очень полезным и важным видом моей программы.

В Театральный институт меня привёл Петя Меркурьев. Мы с ним подружились на съёмках фильма «Дела давно минувших дней». Бегали и прыгали по крышам. Он играл милиционера. А потом у Алексея Германа снимались в «Операции «С новым годом!» в Калинине. Пока Ролан Антонович пребывал в запое и съёмки останавливались, мы ездили домой в Ленинград. Он вообще-то в Москве жил, но ездил в Ленинград, навещал родителей. Пришли мы как-то вместе с ним в Театральный институт на актёрский курс Василь Васильевича Меркурьева, его отца, а Петя меня расхваливать стал, восхищаться моими трюками. Мать его, Ирина Всеволодовна Мейерхольд, на этом же курсе педагогом работала. Вот она и предложила Василь Васильевичу взять меня на курс преподавателем по биомеханике. Почитал я работы Мейерхольда по обучению актёров биомеханике, вспомнил рассказы Григория Михайловича Козинцева о его занятиях с актёрами в ФЭКСе, когда я снимался у него в фильме «Король Лир». Мы тогда часто простаивали из-за дождей или каких-то других неполадок и он рассказывал нам про свою молодость, про ФЭКС, про первые съёмки немых фильмов с погонями и трюками. А Иван Эдмундович Кох, который репетировал с нами фехтовальные сцены с мечами и пиками, заставлял нас относиться к съёмкам со всей серьёзностью, чтобы не оставить на экране «липу». Иван Эдмундович взял меня дублёром Регимантаса Адомайтиса в поединке и занимался со мной более серьёзно. Бой на мечах я освоил за два месяца съёмок в Нарве в совершенстве. Хотя путь к совершенству бесконечен. Но для занятий со студентами, съёмок в «Геркусе Мантасе», «Стрелах Робин Гуда» и «Острове сокровищ» мне этого уровня хватило.

После окончания института авиационного приборостроения я распределился на кафедру спорта и занимался в родном институте интересной работой. Но изначально я поступал в ЛИАП, чтобы закончив его, пойти учиться на высшие режиссёрские курсы к Григорию Козинцеву. Собственно, по его совету я и пошёл сюда учиться, расширять кругозор и познавать жизнь. В мае 1972 года Григорий Михайлович приехал из Венеции со всемирного конгресса по вопросам обучения сценическому движению. Когда я встретил его на Ленфильме он с таким азартом стал рассказывать об этом предмете, что естественным финалом стал совет мне продолжить его дело Фабрики Эксцентрического Актёра. Я находился под обаянием его личности и уже на следующий день сидел в кабинете ректора Театрального института Николая Михайловича Волынкина, представляемый Иваном Эдмундовичем Кохом и Василием Васильевичем Меркурьевым. Меня взяли преподавателем на кафедру физического воспитания по совместительству с моей основной работой инженера. Пути к отступлению были отрезаны. Я был человеком слова, человеком чести. Таким воспитали меня родители. Таким воспитала меня школа, комсомол и… улица. У хулиганов, как это не покажется странно, понятия о чести очень твёрдые. Честь, правда, немного другая.